Приземлившись, я лишь чрезвычайным усилием воли удержался на ногах и не
упал прямо лицом в колючий куст. Я побежал вперед и схватил Тэкка за
плечо.
лицо прямо-таки перекосилось от гнева. Не было сомнения, он ненавидел
меня.
хапаете все сами.
сделаешь, я поколочу тебя.
осторожно выбирая дорогу. В отличие от Тэкка я не бежал, а просто шел
быстрым шагом. Я по-прежнему неуверенно держался на ногах, у меня сосало
под ложечкой, перед глазами все расплывалось, и голова кружилась.
я размеренно пробирался вперед и даже успевал замечать, как ширится серая
живая лента.
боевой порядок, и я понял, что, как ни старайся, невозможно избежать
встречи. Надо попытаться обойти их с фронта, в этом случае нам грозит
столкновение лишь с авангардом, но не с основными частями.
громче и все больше походил на протяжный вой, на плач заблудившихся
существ.
чуть не грохнулся, и мне пришлось присесть, чтобы передохнуть.
этом случае нам удалось бы избежать нападения серых букашек. Но
вероятность удачи была мала, да и времени терять нельзя. Будет лучше
просто не сводить глаз с авангардных рядов и пройти между ними.
вести себя слишком угрожающе, мы всегда сможем убежать. Какая досада, что
лазерное ружье сломано! Единственное оружие, которым мы располагаем, - это
баллистическая винтовка Сары. Одно время я даже надеялся, что мы опередим
их и сможем спокойно продолжать путь. Но я ошибся, они накатывались на
нас, и мы задевали ногами за край огромного ковра. Букашки оказались
крохотными - не более фута в высоту и выглядели как улитки. Только вместо
улиточьих рожиц у них были человеческие лица, или, скорее всего, пародии
на них смешные, безучастные, большеглазые физиономии - такие встречаются в
мультфильмах. Визги букашек стали отчетливей и превратились в слова.
Естественно, это были не слова, составленные из определенных звуков, но
так или иначе их взвизгиванье и вой воспринимались как слова, и было
понятно, что именно они кричат. Они выкрикивали разное, но каждый раз об
одном и том же, и это было ужасно.
разрушил наш кров, и теперь у нас нет крыши над головой. Что же с нами
будет? Мы в растерянности. Мы нищие. Мы голодные. Мы погибнем. Мы не
знаем, куда податься. Мы не желаем другого дома. Мы довольствовались
малым, а теперь ты забрал у нас и это. Какое право имел ты обездолить нас
ты, обладающий многим? Что это за существо, которое вышвырнуло нас в мир,
неизвестный, ненужный? Можешь не отвечать. Но рано или поздно тебе
придется дать ответ - и что ты скажешь?
заключали утверждений, не складывались в вопросы.
сказать нам крохотные ползучие осиротевшие существа, которые знали, что мы
ничего не можем, да и не хотим сделать для них. Смысл их стона скрывался
не только в словах, но и в лицах, на которых читалось горе, растерянность,
беспомощность и жалость. Да, жалость к нам - низким, распутным, греховным
созданиям, способным лишить их дома. Эта жалость была для меня хуже всего.
стихать, а потом и вовсе смолкли, должно быть, мы слишком удалились от
букашек, или они просто прекратили стенать, поняв, что плач уже не имеет
смысла. Скорее всего, они с самого начала знали - жаловаться бесполезно,
но не могли сдержаться.
зарождалось и росло, росло, росло осмысление того, что простым нажатием на
курок я убил не только дерево, но и тысячи несчастных маленьких существ,
для которых дерево было пристанищем. Непонятно отчего я вспомнил, как в
детстве мне рассказывали про эльфов, живущих в старом величественном
дереве за нашим домом. Хотя, надо сказать, эти серые визгуны, Господь
свидетель, не похожи на эльфов.
ощущение собственной вины, и я пытался оправдать выстрел в дерево. Это
оказалось простым делом и не потребовало долгих размышлений. Дерево хотело
убить меня, и оно бы добилось своего, если бы не Свистун. Дерево хотело
убить меня, а я вместо этого убил его, и это было справедливо с любой
точки зрения. Но убил бы я его, спрашивал я себя, если бы знал о сотнях
тысяч букашек, населяющих дерево? Я старался убедить себя в том, что не
поступил бы так. Но я не верил своим мыслям. Я лгал сам себе. Если бы я
знал, все бы повторилось!
вверх, и из-за холма показался ствол дерева. Чем выше мы поднимались, тем
выше становился пень. Я вспомнил, что когда я выстрелил в дерево, я стоял
лицом к северу и целился в ту часть дерева, которая смотрела на запад.
Потом, вспомнилось мне, я провел ружьем влево и вниз, срезав ствол по
диагонали, и заставил дерево свалиться ветвями на восток. Если бы я был
предусмотрительней, я бы опрокинул дерево на запад. Тогда оно не
перегородило бы тропу. Хлебнешь забот, если не подумаешь хорошенько перед
тем, как что-либо предпринять!
нами был самый обычный пень, только очень большой, а вокруг него все
поросло травой. Да, посреди красно-желтой равнины находился зеленый оазис,
круглая поляна, в милю или больше диаметром, обступающая ствол.
заботливо ухоженных лужайках, которые всегда появлялись там, где бы ни
очутились представители человеческой расы.
причину, которая заставляла отказавшихся от многих привычек людей все же
сохранить обычай высаживать траву и ухаживать за ней даже на самых
отдаленных планетах.
Свистун.
подсказывало мне, что все не так просто.
весь рост, положив руки под голову и спрятав лицо под шляпой, и пролежать
так полдня. Пусть там больше не было дерева, отбрасывающего тень, но все
равно казалось, что нет ничего лучше, чем подремать на солнце.
знакома, слишком спокойна.
спускаться с холма. Я шел, не отводя взгляда от лужайки, но ничего не
происходило, совсем ничего. Я был готов к тому, что дерн превратится в
страшное чудище, которое нападет на нас. Я представлял, как трава
расступится и под ней обнажится геенна огненная, а из нее вылетят
привидения.
а за ним лежал израненный ствол - бывшее жилище несчастных существ,
выплеснувших на нас свое горе.
неровной местности и ведущая в неизвестность. На горизонте, утыкаясь
ветвями в небо, стояли другие огромные деревья.
вышли к тропе, нервное напряжение, которое не позволяло мне скиснуть,
сошло на нет. Я поставил перед собой цель пройти один фут, потом другой, и
все пытался держаться прямо, мысленно измеряя расстояние, отделяющее нас
от тропы.
полными ненависти, и этот взгляд абсолютно не вязался со всем его обликом.
Так он и восседал на лошади - пугало, ряженое в драное монашеское платье,
- по-прежнему прижимал к груди археологическую находку, напоминающую
куклу. Он был похож на угрюмую девочку-подростка с печально-задумчивым
лицом.
выглядело бы абсолютно естественно. Но что-то в его облике разрушало образ
взлохмаченной маленькой девочки, и стоило только получше вглядеться в его
длинное, остроносое лицо, почти такое же коричневое, как и ряса, - и
огромные, мутные глаза озадачивали выражением ненависти, скрывающимся в
них.
обнажив похожие на капкан зубы.
я не понимал, что он хочет сказать. Я никогда не мог понять монаха и,
боюсь, уже никогда не сумею.