Чтение 25–й страницы книги ~Роковая кукла~

Где-то в скалах горластые животные наперебой перекликались друг с
другом нестройным хором, переходящим иногда в какофонию безумного
речитатива. Костер вновь ярко вспыхнул, как только занялось очередное
полено маслянистого дерева, а налетевший порыв ветра подхватил огонь.

Куда же мы попали, подумал я. Выброшенные, как потерпевшие
кораблекрушение мореплаватели на необитаемый остров, в самый центр этой
наполненной воем дикой страны, не ведающие даже пути своего. Петляющая
тропа - наш единственный ориентир и единственный путь возможного спасения,
если, конечно, считать убежищем большой белый город, который по-своему не
менее дик, чем эта воющая пустыня.

Я почувствовал, что сейчас не время заводить об этом речь.

Утром, когда займется новый день, мы посмотрим на все другими глазами
и затем уже решим, что же предпринять.

Свистун указал щупальцем в сторону одеял.

- Я пожадничал, - сказал он. - Взял у него чересчур много. Не мог
предположить, что у него так мало останется.

- Все будет в порядке, - успокаивающе сказала Сара. - Сейчас он спит,
а до этого он съел целый котелок похлебки.

- Но зачем? - зарычал я. - Зачем этому болвану понадобилось влезать?
Я был готов и желал дать все, что нужно. И потом, Свистун обратился именно
ко мне. Он имел в виду меня. Более того, Свистун и я...

- Капитан, - сказала Сара, - вам не приходило в голову, что это был
первый удобный случай для Тэкка хоть каким-то образом внести свой вклад в
наше дело? Несомненно, он чувствовал себя самым бесполезным участником
экспедиции. Причем именно вы сделали все возможное, чтобы он чувствовал
свою ущербность.

- Давайте смотреть правде в глаза, - ответил я. - Пока он не принес
себя в жертву ради Свистуна, он был только обузой.

- И вы хотели лишить его единственного шанса?

- Нет, - сказал я. - Конечно же, нет. Меня только волнует, что же он
имел в виду, когда сказал, что именно он должен отдать жизнь?

- Я не знаю, - ответила Сара. - Сейчас не имеет смысла ломать голову
над этим. О чем следует побеспокоиться, так это о том, что нам делать
дальше. Теперь-то мы можем рассчитывать лишь на собственные ноги. Что бы
мы ни предприняли, нам все равно придется бросить здесь припасы. И еще
проблема воды. Нужно брать максимум воды, и она составит основную часть
того, что мы сможем нести. До тех пор, пока лошадки не вернутся.

- Они не вернутся, - перебил я Сару. - Они искали возможность удрать
с тех пор, как мы вышли из города. Они дезертировали бы незамедлительно,
если бы Свистун не присматривал за ними. Только он держал их в узде.

- Поражаюсь, как им удалось застать меня врасплох, - прогудел
Свистун. - Был готов ко всему. Казалось, все предусмотрел, не отходил от
них ни на шаг, а все тщетно.

- Мне на ум пришла ужасная догадка, - сказала Сара. - А вдруг это их
стандартный способ заманивать в ловушку? Взять группу путешественников,
завести их к черту на кулички и бросить, оставив им ничтожные шансы на
выживание и возвращение назад. Хотя, возможно, наши шансы не стали бы
выше, даже если бы лошадки вернулись...

- Не наши шансы, - сказал я. - Шансы других, может быть, но не тех,
кто сейчас здесь, вокруг этого костра.

Она посмотрела на меня жестко и неодобрительно, но этот взгляд не был
вызван непосредственно моими словами. Уж очень многое во мне она и без
этого считала не заслуживающим одобрения.

- Я не совсем понимаю, - спросила она, - пытаешься ли ты уязвить меня
или просто от нечего делать свистишь в темноту?

- Посвистываю в темноту, - ответил я. - Ты даже не можешь представить
себе, каких результатов можно достигнуть с помощью воодушевляющего и
решительного свиста.

- Мне кажется, ты уже точно знаешь, что нам нужно делать, - сказала
Сара. - Тебе в голову пришла отличная мысль. И ты готов выдать ее нам как
гениальное открытие, пришедшее в минуту вдохновения. Некоторое время ты
был в растерянности, но не поддавался панике, и вот...

- Ну, хватит, - перебил я Сару, - давай покончим с этим. Поговорим
утром.

Самое ужасное во всем этом было то, что я действительно подразумевал
только одно - подождать до утра. Впервые в жизни мне пришлось отложить
принятие решения. Впервые в жизни я боялся посмотреть в глаза опасности,
которая ждала меня впереди. Во всем виноваты эти скалы, убеждал себя и,
эти бесплодные, безлюдные пространства уродливой земли, эти изломанные
деревья. Они вырывают сердце из груди человека, лишают его воли, делают
его таким же заброшенным и бесполезным, как эта нелепая, забытая Богом
земля. Всем существом своим я ощущал, что меня поглощает этот унылый
ландшафт, что я послушно превращаюсь в его органическую часть, такую же
ненужную и отчаявшуюся.

- Утром мы пойдем, - сказала Сара, - и посмотрим кости, которые видел
Свистун.

Мы обнаружили кости в полумиле от входа в ущелье. Здесь оно делало
крутой поворот влево, сразу же за поворотом они и лежали. Я ожидал, что мы
найдем несколько разбросанных костей, сверкающих белизной на коричневатом
пыльном грунте. Но груда костей нам предстала широкой полосой,
перегораживающей ущелье от стены до стены и напоминающей продолговатые
стога скошенных колосьев.

Это были крупные кости, многие имели фут или даже больше в диаметре,
а скалящийся череп, который, словно специально уставился на нас из кучи,
должен был принадлежать существу размером не меньше слона. Кости,
растрескавшиеся и пористые в местах, где солнце и ветер постепенно
вытянули из них кальций, отливали желтизной.

Кроме основной массы костей, лежащих в куче, были отдельные кости,
разбросанные по ее краям. Их, видимо, растащили стервятники, которые в тот
далекий страшный день, должно быть, слетелись на кровавое пиршество.

Сразу же за нагромождением костей ущелье резко обрывалось. Земляные
валы, из которых, как изюм из пирога, то там, то здесь выпирали камни
величиной от кулака до огромного валуна, полукругом закрывали низину.
Кости находились приблизительно в пятидесяти футах от конца ущелья, а у
подножия замыкавшей его насыпи в беспорядке лежало множество камней,
скатившихся за долгие века с крутого обрыва.

Само по себе ущелье внушало отчаяние: бесплодная голая земля, столь
голая, что не укладывалась в понятие пустыни. Можно было бы сказать, что в
природе нет ничего более пустынного и бесплодного, чем данное место, но и
это оказалось бы неверным, так как кости привносили дополнительный фактор,
расширяющий шкалу измерения этих понятий до беспредела и возводящий
картину в степень ужасающей пустынности. Пейзаж вызывал ощущение
безысходности, которое, пожалуй, человеческий разум был не в силах
выдержать.

Я чувствовал себя отвратительно, почти больным - а нужно было хорошо
постараться, чтобы заставить меня ощутить недомогание. В этом месте витало
дурное предчувствие, побуждавшее повернуть назад и бежать. Катастрофа,
происшедшая здесь сотни лет назад, вселила в ущелье дух проклятия и ужаса,
способный смертельно испугать любого.

И вдруг из самых глубин окружавшего нас страха донесся голос.

- Благородные дамы и господа, - пропел он неожиданно громко и бодро,
- или те уважаемые создания, которыми вам довелось родиться, взываю к
милосердию, прошу вас, вызволите меня из того неловкого и унизительного
положения, в котором мне выпало несчастье некогда оказаться.

Найди я вдруг миллион долларов, и то вряд ли был бы более поражен.
Этот голос буквально пригвоздил меня к месту, так я был ошарашен.

- Я здесь, возле насыпи, - снова раздался голос, - за грудой камней,
которые некогда оказались столь ненадежным укрытием, что не смогли
защитить от гибели никого, кроме меня, вашего покорного слуги.

- Это может быть ловушкой, - сказала Сара твердым металлическим
голосом. - Лошадки, должно быть, почуяли засаду. Поэтому они и убежали.

- Пожалуйста, - молил напевный голос. - Пожалуйста, не уходите. Сюда
приходили другие, и все повернули обратно. Здесь нет ничего, что могло бы
испугать вас.

Я сделал шаг или два вперед.

- Не надо, капитан, не надо, - закричала Сара.

- Мы не можем уйти, - сказал я. - Мы никогда себе этого не простим.

Это было совсем не то, что я хотел сказать или сделать. Мне хотелось
лишь одного: повернуть назад и бежать. Но словно кто-то другой,
спрятавшийся во мне двойник, ответил за меня.

Несмотря ни на что, я пошел вперед, добрался до кучи костей и начал
карабкаться на нее. Идти было трудно, кости крошились под ногами и
осыпались, но я все же перебрался через них и оказался по другую сторону
кучи.

- О, наиблагороднейшее из созданий природы, - пропел голос, - вы
проявили сострадание и пришли спасти меня, недостойного и жалкого.

Я перебежал пространство, отделяющее кости от валунов и полез на
груду камней, из которой, похоже, и исходил голос. Валуны были довольно
крупного размера, больше человеческого роста, и только когда я забрался на
вершину нагроможденной из них гряды, я смог увидеть обладателя певучего
голоса.

Это была лошадка. В тени камней ее шкура отливала молочной белизной.
Она лежала на спине с задранными вверх полозьями. Один ее бок был прижат к
валуну, на котором стоял я, другим - меньшим валуном, отвалившимся от
груды. Сдавленная двумя огромными глыбами, бедняжка находилась в