Плотоядец задрал голову, щурясь на солнце.
прочной каменной крышей не так плохо. Не так, как на открытом месте.
Чувствуется, но самое худшее камень отсеивает.
плитками. Потолка не было, единственная комната находилась прямо крышей. В
центре комнаты стоял большой каменный стол, а вдоль стен проходило
возвышение из камня высотой со стул.
странными изделиями, выглядевшими, как небольшие статуэтки и другими
изделиями, которым, на первый взгляд, нельзя было подобрать названия.
из города. Может быть любопытные, но ценности небольшой.
камню.
того мяса, что я убил, чтобы он мог размышлять над книгой, иногда говорил
с ней, иногда делал на ней пометки своей волшебной палочкой.
спросил Хортон.
мне. Скажите мне, что она такое. Я много раз спрашивал у Шекспира, но
объяснение, которое он давал, не было настоящим объяснением. Я сидел и
изводил душу от желания узнать, а он никогда не говорил. Но скажите мне,
пожалуйста, одну вещь. Почему он нуждался в свече, чтобы разговаривать с
книгой?
посредством стоящих в ней знаков. Нужен свет, чтобы видеть знаки. Чтобы
книга заговорила, знаки должны быть ясно различимы.
странными делами. Шекспир был странный. Он всегда надо мной смеялся. Не
снаружи смеялся, смеялся внутри. Он мне нравился, но он смеялся. Он
смеялся так, будто он лучше, чем я. Он смеялся втайне, но все же давал
понять мне, что смеется.
Плотоядец сжал ее в кулаке и встряхнул, а оттуда донесся сухой шорох и
стук.
Даже кости все еще смеются. Прислушайтесь, и вы их услышите. Он злобно
встряхнул мешок. - Вы не слышите смеха?
потолок, сила его уменьшилась незначительно. Снова Хортон обнаружил, что
его схватило, раздело и распахнуло, раскрыло для изучения, и на этот раз,
казалось, он был не только изучен, но поглощен, так что, казалось, хоть он
и боролся за то, чтобы остаться собой, он сделался одним с тем, что
поглотило его, что бы это не было. Он чувствовал, как растворяется в этом,
становится его частью, и когда он понял, что нет способа бороться против
этого, то попытался, несмотря на унижение от того, что стал частью
чего-то, как-нибудь прозондировать себя и таким образом узнать, чем он
является, будучи частью чего-то. На миг ему показалось, что он понял на
один-единственный, ускользающий миг то, чем он был поглощен, то, чем он
стал словно бы растянулось и заполнило вселенную, все, что когда-либо
было, есть, или будет и показало это ему, показало логику (или нелогику),
цель, причину и результат. Но в этот миг познания его человеческий разум
восстал против сопричастности к знанию, ужаснувшийся и разгневанный тем,
что такое может быть, что возможно так показать и понять вселенную. Ум его
и тело поникло, сжалось, предпочитая не знать.
бессильно висел, охваченный этим, и это поглотило, казалось, не только его
самого, но и его чувство времени - словно оно могло орудовать временем на
свой лад и для своих целей, и у него промелькнула мысль о том, что если
оно на это способно, то перед ним ничто не устоит, так как время - самая
неуловимая составляющая Вселенной.
скорчившимся на полу, закрывающим голову руками. Он почувствовал, что
Никодимус подымает его, ставит на ноги и поддерживает. Разгневанный своей
беспомощностью, он оттолкнул руки робота и, шатающимся шагом подойдя к
большому каменному столу, отчаянно ухватился за него.
только и всего. Это сильнее воздействует на биологический мозг.
самодельная свеча, смутный и мерцающий свет. Он нагнулся поближе, чтобы
можно было читать. Шрифт был незнакомый и слова, казалось, выглядели не
правильно.
правописание совершенно иное. Странные сокращения. И некоторые буквы
другие. Однако взгляни сюда - это должно означать: "Полное собрание работ
У.Шекспира". Вот как я это понимаю. Ты со мной согласен?
Хортону через плечо.
Язык и правописание изменились с течением времени. Даты нет, но напечатано
в... Ты можешь прочесть это слово?
месте. Может быть, и не на Земле.
Вот откуда взялось его имя. Он это затеял, как шутку.
неразборчивым почерком. Писали карандашом. Он нагнулся над страницей,
разгадывая написанное. Он видел что оно состояло из того же странного
написания и организации слов, которые он нашел на титульном листе.
Мучительно складывал он несколько первых строчек, переводя их почти так
же, как переводил бы с чужого языка:
палочкой. Он мне никогда не рассказывал, что он говорит. В мне тоже не
можете этого сказать?
палочковыми знаками, то другой должен понять.
мере тысячу лет, чтобы сюда попасть. А может быть, куда дольше тысячи лет.
За тысячу лет или даже поменьше должно было произойти множество изменений
в символах, которые делаются знаковой палочкой. И к тому же его написание
символов не из лучших. Он писал дрожащей рукой.
Шекспир, в особенности, что он говорил обо мне.