возможность, потому что стоило поразмыслить трезво, как становилось ясно,
что мысль эта держится только на надежде и желании и при ближайшем
рассмотрении готова лопнуть, как мыльный пузырь...
собой. Нельзя изменить радикально. Его можно лишь немножко подправить. Его
можно скрутить, а потом расправить, но в общем и целом оно останется
прежним...
не напишет письмо себе самому.
останусь здесь, пока оно не будет написано. До этого момента схема должна
быть обязательно соблюдена, так как, надо полагать, прошлое известно в
будущем именно до этого момента. Но потом - полная неизвестность...
знает, что может случиться...
определенную схему, хотя бы потому, что оно уже произошло. Я нахожусь
сейчас во времени, где не существует неожиданностей.
даже в понимании того, что раз произошедшее изменить нельзя, даже в этом.
Ведь он же где-то и когда-то написал книгу! Книга существовала,
следовательно, была свершившимся фактом. Он видел две копии, и это могло
означать только одно: наличие книги укладывалось в схему событий.
ними - целая невидимая армия - андроиды, роботы... А может и люди... Те,
которые поняли, что ничего исключительного в человеке нет и что стать в
один ряд с остальными формами жизни не унижение, но, напротив, повод для
гордости, и можно при этом оставаться учителем и другом, а не тираном,
упорно стремящимся забраться на ступени выше остальных.
путешествия, был информационный робот. Он может сообщить друзьям, что
Саттон интересовался Бриджпортом. Они узнают, где он. Но никто не скажет
им, в каком он времени.
предупредить. Но он был так уверен в себе, ему представлялось все так
просто, он так гордился своим блестящим планом...
ним, завладеть его кораблем и отправиться в будущее. Саттон был уверен,
что все это проделает без особого труда. А там, в будущем, обязательно
отыскался бы сочувствующий андроид, нашлись бы какие-нибудь бумаги,
короче, там он нашел бы способ раздобыть необходимые сведения...
безусловно, из наших. Он бы передал остальным.
долину, окутанную синеватой дымкой бабьего лета. Повсюду стояли
желто-коричневые снопы, словно индейские вигвамы. Вдали, на западе,
розовели просторы Миссисипи. На севере золотистое поле упиралось в
бесконечную вереницу невысоких холмов...
недовольно трясла хвостиком и чирикала, будто проклинала все, что видит
вокруг.
глазками-бусинками, потом, чего-то испугавшись, пискнула и снова юркнула в
стог.
пушистый народец. Если бы они хоть что-нибудь понимали, они бы тоже были
за меня. Лазоревка и полевая мышь, сова, ястреб и белка... Братство...
Братство жизни, братство всего живого...
жизнь... Прежде всего, в ее жизни должен присутствовать постоянный,
дрожащий, всепобеждающий страх, надо бояться совы, ястреба, норки, лисы,
скунса. Бояться человека, кошки, собаки...
Человек заставил всех бояться себя.
голодом. Размножение... Вечная спешка - и радость жизни: радость бега на
быстрых лапках, удовольствие сытости набитого животика, сладость сна... А
что еще? Что еще наполняет мышиную жизнь?
Все спокойно, у него есть пища и укрытие от приближавшихся морозов. Он
знал, что такое холода, не столько по опыту предыдущих зим, сколько за
счет инстинкта, переданного ему многими поколениями дрожавших от холода и
даже погибавших от мороза родичей.
как он, занятые своими делами мыши. Он принюхался, и уловил запах
высушенного солнцем сена, в котором так тепло и уютно спать. Он ощутил и
другой запах - запах зерен и сочных семян, они спасут его голодной лютой
зимой.
нельзя расслабляться. Мы такие слабые... слабые и вкусные, нас любят есть.
Хищник может подкрасться на мягких лапах, тихо-тихо. А шелест крыльев -
вот песня смерти.
не заметив, как эти случилось, понял, что происходит!
и познал все страхи, всю безыскусную радость другой жизни... жизни,
приютившейся в стоге сена, спрятавшейся там от острых когтей и твердых
клювов, жизни, которая спала там, в пропахшей солнцем сухой траве...
мгновение сам стал полевой мышью. Стал, оставаясь при этом Эшером
Саттоном, сидящим у дуплистого вяза, глядящим на долину, к которой уже
прикоснулась рука осени...
одновременно, каждый существовал самостоятельно. Мышь, настоящая мышь, не
знала об этом. Ведь если бы она что-то поняла или догадалась о чем-то, я
бы тоже об этом узнал, потому что я был настолько же мышью, насколько
самим собой.
дремлющей неизвестности, какую таило в себе его сознание.
мертвых, выкинул на костях две шестерки а теперь еще и это!
Господь ведает, достаточно, чтобы достойно прожить жизнь. А у меня... у
меня два тела, а может быть, и два Разума, и, что касается второй половины
моего "я", тут ни наставников, ни учителей, ни врожденных знаний, ничего,
что обычно сопровождает человека на пути знания. Я делаю только первые
робкие шаги, я открываю в себе все новые и новые возможности. Одну за
другой. И я не застрахован от ошибок, как ребенок, начинающий ходить. А
как дети учатся говорить?! Сначала и слов-то не разберешь! Разве научишься
уважать огонь, пока не обожжешься?!
должен ждать и смотреть...
робот-разведчик, - и абсолютно уверены, что там ничего исключительного не
произошло. Это - маленький городишко, в стороне, как говорится, от больших
событий.
может быть и маленьким. Это всего лишь крошечная зацепка, в контексте
будущего незначащее слово, оброненное Саттоном.
что могло бы хоть намекнуть на пребывание Саттона в Бриджпорте в том или
ином времени. Мы пользовались испытанными методами и прочесали все,
абсолютно все. Но ничего не обнаружили.
из информационного центра. Саттон наводил справки о Бриджпорте.
Следовательно, его что-то там интересовало?
Геркаймер.
вызывая подозрений ни в нашем, ни в будущем времени, - продолжал
докладывать робот. - Наши агенты разве только друг на друга не падали. Мы
отправляли их в прошлое под видом торговцев, точильщиков, безработных. Мы
Посняков Андрей
Куликов Роман
Андреев Николай
Посняков Андрей
Андреев Николай
Акунин Борис