Клиффорд САЙМАК

ПЕРЕСАДОЧНАЯ СТАНЦИЯ

Грохот стих. Дым, словно тонкие серые пряди тумана, плыл над
истерзанным полем, разваленными изгородями и персиковыми деревьями,
которые артиллерийский огонь превратил в торчащие из земли щепки. Над
огромной равниной, где в порыве застарелой ненависти сошлись в битве
непримиримые враги, где совсем недавно люди рубились насмерть, а затем,
истощив все силы, отползли назад, на какое-то мгновение воцарилось - нет,
не успокоение - безмолвие.

Казалось, целую вечность перекатывался от горизонта до горизонта
пушечный гром, взметалась в небо земля, ржали кони, хрипло кричали кони.
Свист металла и тупые удары пуль, настигающих жертву, вспышки обжигающего
огня, блеск клинков, яркие боевые знамена, реющие на ветру.

А затем все это кончилось, и наступила тишина.

Но тишина в этот день и над этой равниной звучала фальшиво, и вот она
уже нарушается стонами и криками: кто-то просит воды, кто-то молит о
смерти - крики, стоны, призывы о помощи будут звучать под безжалостным
летним солнцем еще долгие часы. Позже распростертые фигуры умолкнут и
замрут, а потом над полем поплывет удушливый, тошнотворный запах - и
могилы павших будут совсем не глубоки...

Много пшеницы останется неубранной, и не зацветут весной неухоженные
сады: а на равнине, плавно поднимающейся к каменистому хребту, останутся
несказанные слова, недоделанные дела и набухшие от влаги кучки тряпья,
кричащие о бессмысленной расточительности смерти.

Железная Бригада, 5-й Нью-Гэмпширский, 1-й Миннесотский, 2-й
Массачусетский, 16-й Мэнский - то были славные имена, и с годами их слава
росла, но все же это только имена, откликающиеся эхом в туннелях веков.

Еще одно имя - Инек Уоллис.

Он так и держал в мозолистой руке свой разбитый мушкет. Лицо его
почернело от пороховой гари. Сапоги покрылись коркой спекшейся крови и
пыли.

Он все еще был жив.

Доктор Эрвин Хардвик в раздражении перекатывал карандаш между
ладонями и оценивающе разглядывал человека, что сидел напротив него.

- Я никак не могу понять, - произнес он, - почему вы пришли именно к
нам.

- Ну, вы - это все-таки Национальная академия, и я подумал...

- А вы - разведка.

- Послушайте, доктор, если это устроит вас больше, давайте считать
мой визит неофициальным, а меня просто частным лицом. Предположим, я
столкнулся с необычной проблемой и зашел узнать, можно ли рассчитывать на
вашу помощь.

- Я не против того, чтобы помочь вам, но не вижу, чем могу быть
полезен. Все это настолько туманно и гипотетично.

- Но тем не менее, - сказал Клод Льюис, - вы не можете опровергнуть
даже те немногие имеющиеся у меня доказательства.

- Ладно, - произнес Хардвик, - давайте начнем все сначала и по
порядку. Вы утверждаете, что этот человек...

- Его зовут Инек Уоллис, - сказал Льюис. - По документам ему уже
давно перевалило за сто. Он родился на ферме близ небольшого городка
Милвилл в штате Висконсин 22 апреля 1840 года. Единственный ребенок в
семье Джедедии и Аманды Уоллис. Когда Эйб Линкольн стал собирать
добровольцев, Инек Уоллис вступил в армию одним из первых и воевал в
Железной Бригаде, которую уничтожили практически целиком у Геттисберга в
1863 году. Но Уоллис был переведен в другое подразделение, с которым он
сражался в Виргинии под предводительством Гранта до самого конца, до
Аппоматтокса...

- Я смотрю, вы не поленились проверить.

- Пришлось разыскивать его документы. Свидетельство о зачислении в
армию в архиве законодательного собрания штата в Мадисоне. Все остальное -
включая и запись о демобилизации - здесь, в Вашингтоне.

- Вы говорите, что он выглядит на тридцать?

- От силы на тридцать. Если не моложе.

- Но вы с ним не разговаривали?

Льюис покачал головой.

- Может быть, это не тот человек? Если бы у вас были отпечатки
пальцев...

- Во времена Гражданской войны, - сказал Льюис, - до этого еще не
додумались.

- Последний из ветеранов Гражданской войны, - произнес Хардвик, -
умер несколько лет тому назад. Если не ошибаюсь, барабанщик из армии южан.
Должно быть, тут какая-то ошибка.

Льюис снова покачал головой.

- Поначалу, когда мне поручили это дело, я тоже так думал.

- Кстати, как это вообще произошло? С каких пор разведка занимается
подобными делами?

- Должен признать, - ответил Льюис, - случай действительно не совсем
обычный. Но тут кроются серьезные перспективы...

- Вы имеете в виду бессмертие?

- И это тоже. Возможность такого явления. Однако тут есть и другие
соображения. Сама эта странная история требовала расследования.

- Но при чем здесь разведка?

- Вы, очевидно, думаете, что этим следовало бы заняться какой-то
научной группе? - Льюис улыбнулся. - Пожалуй, это было бы логично. Но дело
в том, что Уоллиса случайно обнаружил наш человек. Он был в отпуске,
гостил у своих родных в штате Висконсин милях в тридцати от того места,
где живет Уоллис. До него дошел слух об этом человеке. Скорее, даже не
слух - просто кто-то упомянул о нем в разговоре. После чего наш сотрудник
попытался выяснить кое-какие подробности самостоятельно. Ему не очень-то
много удалось узнать, но и этих крох хватило, чтобы он заинтересовался.

- Меня вот что удивляет, - сказал Хардвик. - Как мог человек прожить
на одном месте сто двадцать четыре года без того, чтобы не прославиться на
весь мир? Вы представляете себе, какой шум подняли бы газетчики, узнай они
о подобном случае?

- При мысли об этом, - сказал Льюис, - меня бросает в дрожь.

- Однако вы не объяснили мне, как ему удалось остаться в
безвестности.

- Не так-то просто это объяснить, - ответил Льюис. - Нужно знать те
места и людей, которые там живут. Юго-западная часть штата Висконсин
ограничена двумя реками: на западе течет Миссисипи, на севере - Висконсин.
В глубине территории раскинулись бескрайние прерии: земли там богатейшие,
фермы и города процветают. Но вдоль берегов места холмистые, много
оврагов, скал, обрывов, и кое-где образовались соврем уединенные,
отрезанные от мира уголки. Дороги в этих районах неважные, а на маленьких
примитивных фермах живут люди, которые по духу ближе к первым годам
освоения этих земель, чем к двадцатому веку. У них, конечно, есть машины,
радиоприемники и скоро, видимо, будет телевидение. Но они консервативны по
натуре и держатся друг друга - не все, конечно, и даже не то чтобы большая
часть, зато это в полной мере относится к людям, которые живут в тех
забытых богом местах. Когда-то там было немало ферм, но в наши дни едва ли
можно заработать что-то, хозяйствуя по старинке, и экономические
обстоятельства постепенно вытесняют людей из этих медвежьих углов. Они
продают свои фермы за гроши и уезжают. По большей части в города, где еще
можно устроиться на работу.

Хардвик кивнул.

- А те, кто остается, как раз наиболее консервативны и не жалуют
чужаков.

- Вот именно. Земли в основном перешли к людям, которые не живут там
и даже не пытаются делать вид, что используют их для сельскохозяйственных
нужд. Иногда пускают на выпас скот - очень небольшие стада, - и на этом
дело кончается. Совсем неплохой способ получения скидки с налогов для тех,
кому такое бывает нужно. Кроме того, во времена земельных банков им тоже
было сдано немало участков.

- Хотите сказать, что эти "лесные жители" - так, что ли, их можно
назвать - участвуют в заговоре молчания?

- Не то чтобы они делали это сознательно или намеренно, - сказал
Льюис. - Это просто их образ жизни, мораль, унаследованная от старой
крепкой философии первопроходцев Запада. Они занимаются своими делами. Им
не нравится, когда люди суются в их дела, а сами они не лезут в чужие.
Если человеку хочется жить до тысячи лет, это, может быть, и удивительно,
но это его личное дело - черт с ним, пусть живет. И если он хочет жить
один, хочет, чтобы его оставили в покое, - это тоже его дело. Они,
возможно, обсуждают Уоллиса между собой, но ни в коем случае ни с кем из
посторонних. И скорее всего, им не понравится, если кто то чужой будет
пытаться разговорить их на эту тему. Мне кажется, они уже просто привыкли
к тому, что Уоллис остается молодым, хотя их самих годы не щадят.
Удивление прошло, и, видимо, даже между собой они не очень-то его
обсуждают. Новые поколения принимают это как должное, потому что их
родители не видят тут ничего необычного. Да и самого Уоллиса люди