на эту бесплодную планету и оставляем здесь в искренней надежде, что
теперь у тебя достанет времени и желания поразмыслить о содеянных
преступлениях и в особенности о... (тут последовали понятия, которые
человеку не дано было постичь, - они как бы сливались в долгий невнятный
гул, но самый этот гул или что-то в этом гуле замораживало кровь в жилах и
одновременно наполняло душу отвращением и ненавистью, каких Дэниельс в
себе раньше не ведал). Воистину достойно сожаления, что ты не подвержен
смерти, ибо убить тебя, при всем нашем отвращении к убийству, было бы
милосердней и точнее соответствовало бы нашей цели, каковая состоит в том,
чтобы ты никогда более не мог вступить в контакт с жизнью любого вида и
рода. Остается лишь надеяться, что здесь, за пределами самых дальних
межзвездных путей, на этой не отмеченной на картах планете, наша цель
будет достигнута. Однако мы налагаем на тебя еще и кару углубленного
самоанализа, и если в какие-то непостижимо далекие времена ты по чьему-то
неведению или по злому умыслу будешь освобожден, то все равно станешь
вести себя иначе, дабы ни при каких условиях не подвергнуться вновь
подобной участи. А теперь, в соответствии с законом, тебе разрешается
произнести последнее слово - какое ты пожелаешь.
которую произнес этот новый голос, была сложнее, чем Дэниельс мог
охватить, но смысл ее легко укладывался в три земных слова:
полетом, пока гром не замер вдали, а корабль не превратился в тусклую
точку в синеве. Тогда он выпрямился во весь рост, но не сумел одолеть
дрожь и слабость. Нащупал за спиной камень и снова сел.
берег. Никакого плеска волны о блестящую сферу, лежащую в сотне футов от
берега, слышно не было - это просто померещилось. Солнце нещадно пылало в
небе, играло огнем на поверхности шара, и Дэниельс обнаружил, что ему
опять не хватает воздуха.
отмели, взбегающей к островку, находился тот, кого он привык называть
"существом, замурованным в толще скал". Но каким же образом удалось ему,
Дэниельсу, перенестись через сотни миллионов лет в тот ничтожный отрезок
времени, который таил в себе ответы на все вопросы о том, что за разум
погребен под пластами известняка? Это не могло быть случайным совпадением
- вероятность подобного совпадения настолько мала, что вообще не поддается
расчету. Что, если он помимо воли выведал у мерцающего призрака перед
входом в пещеру гораздо больше, чем подозревал? Ведь их мысли, припомнил
Дэниельс, встретились и слились, пусть на мгновение, но не произошло ли в
это мгновение непроизвольной передачи знания? Знание укрылось в каком-то
уголке мозга, а теперь пробудилось. Или он нечаянно привел в действие
систему психического предупреждения, призванную отпугивать тех, кто
вздумал бы освободить опального изгнанника?
если опальный узник - обитатель шара воплощает сокровенное, неведомое
судьям доброе начало? Иначе, как добром, не объяснить того, что призрак
сумел пронести чувство долга и преданности сквозь неспешное течение
геологических эр. Но тогда неизбежен еще один вопрос: что есть добро и что
есть зло? Кому дано судить? Впрочем, существование мерцающего призрака
само по себе, пожалуй, ничего не доказывает. Ни одному человеку еще не
удавалось пасть так низко, чтобы не нашлось пса, готового охранять хозяина
и проводить хоть до могилы.
головой? Как и почему он сумел безошибочно выбрать в прошлом момент
редчайшего происшествия? И какие новые способности, сногсшибательные,
неповторимые, ему еще предстоит открыть в себе? Далеко ли они уведут его в
движении к абсолютному знанию? И какова собственно цель этого движения?
ним стелилось море, тихое и безмятежное, если не считать длинных складок,
огибающих шар и бегущих к берегу. В грязи под ногами сновали крохотные
козявки. Он вытер ладонь о брюки, пытаясь счистить клейкую зеленую пленку.
следует, пока его не засосало в ил..." Но нет, в такой атмосфере сто футов
- слишком дальний путь, а главное - нельзя рисковать, нельзя подходить
близко к будущей пещере, ведь рано или поздно предстоит перепрыгнуть
обратно в свое время.
полной своей неуместности в древней эпохе развеялось, и тогда выяснилось,
что грязный плоский островок - царство изнурительной скуки. Глядеть было
совершенно не на что, одно только небо, море да илистый берег. "Вот уж
местечко, - подумал он, - где больше никогда ничего на случалось и ничего
не случится: корабль улетел, знаменательное событие подошло к концу..."
Естественно, здесь и сейчас происходит многое, что даст себя знать в
грядущем, но происходит тайно, исподволь, по большей части на дне этого
мелководного моря. Снующие по берегу козявки и ослизлый налет на скалах -
отважные в своем неразумии предвестники далеких дней - внушали, пожалуй,
известное почтение, но приковать к себе внимания не могли.
берегу. Попытался вычертить какой-то узор, но на ботинок налипло столько
грязи, что ни один узор не получался.
опавшие листья, задеревеневшие, присыпанные снегом.
по склону брезжил какой-то слабый свет. В лицо била бешеная снежная
круговерть, и Дэниельс содрогнулся. Поспешно запахнул куртку, стал
застегивать пуговицы. Подумалось, что так немудрено и закоченеть: слишком
уж резким был переход от парной духоты илистого прибрежья к пронизывающим
порывам вьюги.
потом донеслись невнятные голоса. Что там происходит? Он уже понял, где
находится, - примерно в ста футах над верхним краем утеса; но там, на
утесе, не должно быть сейчас ни души, не должно быть и света.
у него время спускаться к обрыву? Ему надо немедля бежать домой. Скотина,
облепленная снегом, скучилась у ворот, просится от бурана в хлев, ждет не
дождется тепла и крыши над головой. Свиньи не кормлены, куры тоже не
кормлены. Человек не вправе забывать про тех, кто живет на его попечении.
самой кромке утеса. Если эти олухи не поостерегутся, они запросто могут
поскользнуться и сорваться вниз со стофутовой высоты. Почти наверняка
охотники за енотами, - хотя какая же охота в такую ночь! Еноты давно
попрятались по норам. Нет, кто бы ни были эти люди, надо спуститься и
предупредить их.
по-видимому, стоявший на земле, и поднял над головой. Дэниельс разглядел
лицо этого человека - и бросился бегом.
с той секунды, когда завидел огонь у обрыва.
посылая луч в нужную сторону. - Дэниельс!.. - У шерифа перехватило
дыхание. - Боже правый, где вы были, дружище?..
Объяснение, он и сам понимал, совершенно неудовлетворительное, но не
прикажете ли сообщить шерифу, что он, Уоллес Дэниельс, сию минуту вернулся
из путешествия во времени?
Бек Адамс поднял переполох: заехал к вам на ферму и не застал вас дома.
Для него не секрет, что вы вечно бродите по лесу, вот он и перепугался,
что с вами что-то стряслось. И позвонил мне, а сам с сыновьями тоже
кинулся на поиски. Мы боялись, что вы откуда-нибудь сверзились и
что-нибудь себе поломали. В такую штормовую ночь без помощи долго не
продержишься.
двоих парней, вероятно сыновей Адамса: те закрепили веревку вокруг ствола
и теперь вытравливали ее за край утеса.
почему-то, что вы могли залезть в пещеру.
досказать не успел: ночь взорвалась воплем ужаса. Вопль был
безостановочный, резкий, назойливый, и шериф, сунув фонарь Дэниельсу,
поспешил вниз.
заточив в пещере, а потом наложил в штаны и побежал звонить шерифу, чтобы
тот засвидетельствовал его благонамеренность. Самый что ни на есть
отъявленный негодяй и трус..."
один из сыновей. Над обрывом показалась голова и плечи Адамса, шериф
протянул руку и выволок его в безопасное место. Бен Адамс рухнул наземь,
ни на секунду не прекращая стонать. Шериф рывком поднял его на ноги.
в глубине пещеры.