она закончится - Он помолчал, будто собираясь сказать еще что-то, потом
покачал головой и включил антикварный прибор.
Он звучал на фоне бриза, шелестевшего то ли травой, то ли ветками
кустарника, а вдали шумел прибой.
яростней. Консул сжался, словно ожидая сокрушительного удара. Но удара не
последовало. Он закрыл глаза и вместе с остальными стал слушать.
когда на отмели Экваториального Архипелага возвращаются острова. Погода
дивная, но я ее за это ненавижу. Небо безмятежно, как в легендах Старой
Земли, отмели пестрят круглыми пятнами ультрамаринового цвета, с моря дует
легкий бриз, шурша красноватой ивнянкой.
сумрачным. Чтобы стоял густой туман, от которого по корабельным мачтам в
гавани Порто-Ново стекали бы капли воды, и пробудился от сна ревун маяка.
Или задул яростный морской самум, который прилетает из холодных южных
широт и гонит перед собой плавучие острова и пасущих их дельфинов, пока те
не укроются от него под защитой наших атоллов и скалистых берегов.
сияет на таком синем небосводе, что хочется бегать вприпрыжку и кататься
по мягкой траве, как я бегал и дурачился когда-то вдвоем с Сири на этом
самом месте.
Солоноватый южный бриз гонит по траве легкую рябь, и она кажется шкурой
неведомого зверя. Я прикрываю рукой глаза и всматриваюсь в горизонт, но
там ничего нет, ничто не движется. Волнение усилилось, и за лавовым рифом
на морской глади появились небольшие барашки.
с меня не спускают. Траурная процессия растянулась больше чем на километр
- до белых домиков на краю города. В первых рядах я вижу седую голову
моего младшего сына. На нем синий, вытканный золотом мундир Гегемонии. Я
знаю, что должен подождать его и идти с ним вместе, но он, как и другие
престарелые члены Совета, не может поспеть за широкими шагами моих
молодых, натренированных на корабельной службе ног. Однако этикет требует,
чтобы я шел вместе с ним, с моей внучкой Лирой и с моим девятилетним
внуком.
же на рубашке у меня проступают пятна пота, прежде чем я добираюсь до
округлой вершины холма и вижу гробницу.
Гладкие белые стены мавзолея ослепительно сверкают. У закрытых дверей
выросла высокая трава. Вдоль покрытой гравием узкой дорожки на черных
флагштоках развеваются выцветшие памятные флажки.
метрах за ней. Трава примята - туристы, которым ни до чего нет дела,
раскладывали на ней одеяла. Из идеально-круглых и идеально-белых камней,
которыми была отделана дорожка, сложено несколько площадок для костров.
широкая дуга естественной дамбы, очерчивающая внешнюю часть гавани, низкие
белые дома Порто-Ново, яркие корпуса и мачты катамаранов, покачивающихся
на якоре. За зданием Городского Собрания молодая женщина в белой юбке идет
Но галечному пляжу к воде. На мгновение мне кажется, что это Сири, и
сердце начинает бешено колотиться. Я уже почти готов замахать ей рукой, но
она не обращает на меня внимания. Молча я гляжу, как далекая женская
фигурка сворачивает в сторону и исчезает в тени старого сарая для лодок.
кружит царь-ястреб; его чувствительные к инфракрасным лучам глаза
высматривают среди дрейфующих синих водорослей тюленей-лысунов или еще
какую-нибудь поживу. Природа глупа, думаю я и сажусь на мягкую траву. И
день сегодня не такой, каким должен быть, и вот теперь эта птица,
бестолково ищущая себе добычу в загрязненных водах, из которых та давно
ушла.
поднялись на вершину этого холма. Я помню сияние лунного света на его
крыльях, странный, тревожный крик, который эхом отразился от скалы и
словно пронзил темноту над освещенной газовыми фонарями деревней там,
внизу.
игравшем на крыльях ястреба, ее обнаженное тело казалось молочно-белым, а
легкие тени только подчеркивали нежную округлость полудетской груди. Когда
ночную тишину вдруг прорезал крик птицы, мы, словно чувствуя свою вину,
взглянули вверх, и Сири сказала:
пугливый.
девятнадцать. Но ей уже были ведомы благородная неторопливость книжных
страниц и размеренные монологи на театральных подмостках под ночными
звездами. Я же знал только звезды, больше ничего.
себе. - Это просто-напросто охотится старый ястреб. Глупая птица. Где ты,
корабельщик? Вернись. Ты меня слышишь, Мерри?
поплыл, словно несомый ветром яркий уголек, среди причудливых созвездий
Мауи-Обетованной, мира Сири. Лежа рядом с ней, я рассказывал ей о
двигателе Хоукинга и об этом гигантском спин-звездолете, который купался
сейчас в солнечных лучах над окутавшей нас ночью, и когда моя рука
скользила по ее бедру, бархатистая кожа казалась наэлектризованной, а
дыхание учащалось. Я уткнулся лицом в ее шею, в душистый, сладкий аромат
распущенных волос.
возле отбрасываемой гробницей тени, нетерпеливо топчутся люди. Они ждут,
когда я войду в гробницу и останусь там один в холодной, молчаливой
пустоте, заменившей тепло, которое излучала Сири. Они ждут, когда я с ней
прощусь, чтобы приступить к своим обрядам и ритуалам. А потом откроются
порталы нуль-Т, и их мир соединится с ожидающей его Великой Сетью.
горизонт в ожидании появления плавучих островов. Тени все еще длинны, день
только начинается. Пожалуй, я посижу здесь. Буду вспоминать.
в первый раз. На ней было что-то вроде маски из ярких перьев. Когда она
сняла маску, чтобы присоединиться к кадрили, свет факелов выхватил из
темноты золотисто-каштановые густые волосы. Девушка раскраснелась, ее щеки
горели, и даже через запруженную людьми площадь я разглядел зеленые глаза,
сияющие на загорелом лице. Это был их знаменитый Фестиваль. Пламя факелов
тоже плясало и разбрасывало искры при каждом долетавшем из гавани порыве
бриза; пение флейт на волноломе, где музыканты приветствовали подплывающие
острова, почти полностью заглушалось шумом прибоя и хлопаньем праздничных
вымпелов на ветру. Сири не было шестнадцати, и ее красота пылала ярче
любого факела на этой заполненной людьми площади. Я пробрался между
танцующими и подошел к ней.
почти шестьдесят пять. Но мне кажется, это было только вчера.
немного поразвлечься? - спросил Майк Ошо.
только, - Майк в те времена был для меня богом. Мы все были богами: не
бессмертные, правда, но все же долгожители, не всемогущие, но хорошо
оплачиваемые. Гегемония выбрала нас в помощь команде одного из самых
дорогостоящих квантовых спин-звездолетов. Кто же мы были, если не боги? Ну
а Майк, блистательный, порывистый и непочтительный Майк, был чуточку
старше меня, и потому стоял чуть выше юного Мерри Аспика в корабельном
пантеоне.
приемный узел нуль-канала. Перевозка рабочих по строительной площадке,
расположенной почти в ста шестидесяти трех тысячах километров от
Мауи-Обетованной, была для нас далеко не столь славным деянием, как
четырехмесячный скачок сюда из пространства Гегемонии. Пока корабль шел в
спин-режиме, мы чувствовали себя хозяевами - сорок девять звездолетчиков,
пасущих около двух сотен взволнованных пассажиров. Сейчас наши пассажиры
нацепили свои скафандры, а мы, лихие корабельщики, были низведены до роли
водителей грузовиков и подсобных рабочих, помогавших космоинженерам
монтировать окружающий сингулярность защитный экран.