вместо "нет". Вы Дюре? - спросил Сол.
Я отец Поль Дюре.
обогревателя, и болтушкой, состряпанной из пригоршни зерна и разведенного
молочного концентрата. Огрызок последнего батона разделили на пять
кусочков. Высыпали в котелок остатки кофе. Ламии показалось, что ничего
вкуснее она в жизни не ела.
широкого валуна с плоской макушкой. Солнце было уже на полпути к зениту.
Небо оставалось безоблачным. Стояла полная тишина - только звуки
человеческих голосов да звяканье вилки или ложки нарушали ее.
под сердцем. Эта домашняя, точнее, корабельная одежда Консула отцу Дюре
была явно маловата.
поднимая на собеседника глубокие умные глаза. Красивые старческие губы
тронула улыбка. - Да, помню. Помню ссылку, бикура... - он опустил глаза. -
И даже дерево тесла.
как священник распял себя на активном дереве тесла в огненном лесу,
предпочтя годы пытки бездумной жизни в симбиозе с паразитом-крестоформом.
отыскали вас. Вашему телу удалось отторгнуть паразита. Тогда бикура
прирастили ваш крестоформ Ленару Хойту.
У Хойта были страшные боли, и очень долго: ему никак не удавалось
вернуться туда, куда его гнали эти твари. Поэтому он так и не набрал веса
для этого... черт, как бы его обозвать... двойного воскрешения.
крестоформе не занимать терпения. Если понадобится, она будет воскрешать
своего хозяина из века в век. Рано или поздно оба паразита заживут своими
домами.
Сол.
смущенно улыбнулся. - Нет, ничего такого я, увы, не помню. Помню боль.
Бесконечную. Потом избавление. А потом - тьма. И, наконец, пробуждение.
Здесь. Сколько, вы говорите, лет прошло?
меньше. Он провел много времени в перелетах.
высокого роста; несмотря на худобу, в нем чувствовалась сила. Глядя, как
старик прохаживается вокруг стола, ступая по-кошачьи грациозно и уверенно,
Ламия Брон с удивлением осознала, что этот человек волнует ее. Он был
наделен харизмой - необъяснимым обаянием, обещающим немногим избранным
либо безмерную власть, либо мученическую гибель. Ламия напомнила себе,
что, во-первых, он священник церкви, требующий от своих служителей
целомудрия, во-вторых, час назад был мертвецом. Интересно, как он
действует на мужчин?
бедра, видимо, борясь с судорогой.
проговорил он. - Если не возражаете, я хотел бы узнать о вас побольше.
вас возникнет такая мысль. Это естественно.
Шрайк не нуждается в агентах. Кроме того, мы знаем вас по рассказу отца
Хойта и по вашим дневникам. - Она покосилась на остальных. - Но нам
было... ужасно трудно... рассказывать друг другу, почему мы попали на
Гиперион. И мы просто не в силах повторять сейчас эти рассказы.
выжимки, но по ним можно составить некоторое представление о наших
историях и об истории Гегемонии за последние десять лет. Почему Сеть ведет
войну с Бродягами и тому подобное. Я с удовольствием предоставлю его в
ваше распоряжение, если хотите. Это отнимет у вас не более часа.
вслед за Консулом к Сфинксу.
низкими скалами хорошо просматривались дюны и пустоши, простирающиеся на
юго-запад, в направлении Уздечки, до которой было неполных десять
километров. Разбитые купола, покосившиеся шпили и разрушенные галереи
мертвого Града Поэтов, все глубже погружающегося в пески, виднелись в
каких-то двух-трех километрах справа, за возвышенностью.
вместе?
Утром Консул не углублялся дальше Дворца Шрайка.
чтобы я успела потом набрать в Башне провианта и вернуться до темноты.
Консул. Священник держал в руке запасной комлог Консула. Ламия рассказала
им о своем плане, и оба немедленно присоединились к остальным.
лазерных карандашей выхватывали из тьмы лишь мокрый камень да причудливые
выступы. Выйдя на полуденный солнцепек, паломники прошли триста метров до
Нефритовой Гробницы. На пороге комнаты, где лишь вчера ночью им явился
Шрайк, Ламию охватила дрожь. На зеленых изразцах еще темнело
ржаво-коричневое пятно: кровь Хойта. Прозрачный люк в полу, ведущий в
лабиринт, исчез бесследно. Не оставил следов и Шрайк.
шахта с черными как смоль стенами и винтовой лестницей, настолько крутой,
что далеко не каждый отважился бы на подъем. Здесь даже шепот отдавался
бесконечным эхом, и паломники старались обходиться без слов. В пятидесяти
метрах над полом лестница обрывалась; обшарив гладкие, без единого
отверстия стены, лучи фонарей уперлись в черный свод над головами.
Прикрепленные к стенам веревки и цепи - память о двух столетиях
паломничества к Гробницам - позволили спуститься с этой весьма опасной
высоты без особого риска. У выхода паломники помедлили. Силен позвал
напоследок: "Кассад!" - и эхо вырвалось вслед за ними наружу, в освещенный
солнцем мир.
получаса. Посреди песка блестели стеклянные проплешины, достигавшие
пяти-десяти метров в диаметре. Эти зеркала концентрировали жар полуденного
солнца, обжигая лицо и руки. Взглянув на истерзанный фасад Монолита, весь
в дырах, выбоинах и потеках расплавленного хрусталя, можно было подумать,
что Гробница стала жертвой вандалов, но все понимали: Кассад защищал свою
жизнь. Приборы показывали, что Монолит по-прежнему пуст и изолирован от
окружающего мира. Сотовидный лабиринт внутри него оставался недоступным.
Постояв несколько минут, паломники направились по крутой тропе к подножию
северных скал, где находились Пещерные Гробницы.
обработки стен, - тихо заметил Сол, когда они вошли в первую пещеру. Лучи
фонариков заскользили по камню, испещренному тысячами не поддающихся
расшифровке надписей. Все пещеры имели в глубину не более тридцати-сорока
метров, все, как одна, заканчивались тупиками, за которыми не удавалось
обнаружить ничего, кроме камня.
найденном островке тени и поделили поровну воду и белковое печенье из
рациона Кассада. Разыгравшийся ветер вздыхал и свистел у них над головами,
как Эолова арфа.
утащил его с собой.
солнца, ее макушка порозовела.
проговорил он, не отрывая глаз от бутылочки. - По теории Арундеса там есть
отсеки, существующие в другом времени. Он считает Гробницы многослойными
четырехмерными объектами со сложной пространственно-временной структурой.
Федман Кассад там, нам до него не достучаться.
тогда хотя бы прогуляемся для порядка. Осталась всего одна Гробница.