поднимающееся из долины дерево.
перевалили паломники; его верхние ветви, казалось, уходили в космос. Снизу
доверху оно отливало сталью и хромом, а его ветви были усеяны шипами и
иглами. В красном свете гаснущего неба Силен разглядел, что на этих шипах
корчатся и извиваются люди - тысячи, десятки тысяч. Преодолевая немыслимую
боль, он напряг глаза - и узнал некоторых. То были именно тела, а не души
или какие-то там абстракции. И они, безусловно, страдали, но смерть не
приходила, чтобы избавить их от мук.
Шрайка. С металла на песок закапала кровь.
клинкам-скальпелям и колючей проволоке. Он вырывался и извивался, даже
когда хромированный монстр прижал его к себе еще плотнее, нанизывая на
свои клинки, как энтомолог - бабочку. Но Силен обезумел не от боли. Его
жгла адская мука непоправимой утраты. Он ведь почти закончил "Песни"!
Почти закончил!
стороны полетели кровавые брызги, и принялся выкрикивать ругательства. Но
Шрайк уже нес его к дереву.
слабее, и наконец замерло. Наступила тишина, нарушаемая лишь хлопаньем
крыльев: это голуби, покружившись в небе, вновь ныряли в трещины куполов и
башен.
Найдя отверстие в куполе, он проник внутрь, и медленный вихрь закружил
исписанные страницы. Некоторые вырвались на волю и полетели над тихими
дворами, пустыми улочками и обвалившимися акведуками.
растянувшимся на целые десять часов. Сначала их занесло в мертвый город,
где пришлось разбираться с Силеном. Она не хотела оставлять его там
одного, не хотелось и тащить его с собой или возвращаться к Гробницам. В
результате крюк вдоль хребта обошелся ей в час потерянного времени.
достигла подножия гор, уже вечерело, и Башня была окутана сумраком.
шестьдесят одной ступеньке лестницы Башни. Подъем стал испытанием даже для
ее мускулов, закаленных гравитацией Лузуса. По мере того как Ламия
забиралась выше, воздух становился прохладнее, вид на окрестности -
живописнее, и наконец на высоте четырехсот метров ее взгляду открылась
Долина Гробниц Времени. Правда, отсюда была видна только верхушка
Хрустального Монолита - едва различимая искорка, то появлявшаяся, то вновь
исчезавшая в туманной дымке. Один раз Ламия даже остановилась проверить,
не световые ли это сигналы, но мерцание было хаотичным - скорее всего
какая-нибудь панель на изуродованном фасаде Монолита качалась на ветру,
отражая солнечные лучи.
Общие каналы тут же оглушили ее обычной какофонией помех - возможно, виной
тому были приливы времени, нарушавшие радиосвязь в районе Долины. Сейчас
пригодился бы лазерный передатчик - древний комлог Консула был снабжен
именно лазерным ретранслятором... но комлог Консула остался, естественно,
у него, а второй комм-лазер исчез вместе с Кассадом. Пожав плечами, Ламия
преодолела последние ступеньки.
облик и название. Башня никогда не использовалась как крепость. По замыслу
короля, она должна была служить гостиницей, санаторием и местом летнего
отдыха для людей искусства. После эвакуации Града Поэтов Башня опустела
более чем на сто лет, посещаемая лишь самыми отчаянными искателями
приключений.
туристы и паломники, и в конце концов церковь Шрайка сделала посещение ее
обязательным для участников ежегодного паломничества. Поговаривали, что в
потаенных комнатах - глубоко в толще горы или на верхних ярусах
неприступных бастионов - происходили черные мессы и совершались пышные
жертвоприношения существу, которого почитатели Шрайка именовали Аватарой.
приливов заставили власти эвакуировать жителей северных районов Эквы.
Башня Хроноса снова замерла. Такой ее и увидела Ламия Брон.
погрузилась во мрак. Ламия добралась до нижней террасы, передохнула
минутку, вытащила из самого маленького рюкзака фонарик и вошла в лабиринт.
В коридорах было темно. Во время их ночевки здесь двое суток назад Кассад,
сходив на разведку, объявил, что все источники энергии уничтожены -
солнечные преобразователи разбиты, термоядерные батареи расплющены и даже
от аварийных аккумуляторов остались одни обломки. Ламия много раз
вспоминала об этом, когда преодолевала шестьсот шестьдесят одну ступень,
зло косясь на кабины подъемника, застывшие на ржавых вертикальных
направляющих.
остатки прерванных пиршеств и следы панического бегства. Трупов не было,
но бурые потеки на каменных стенах наводили на мысль, что пару недель
назад здесь происходила настоящая бойня.
поднялась в кладовку, где они ночевали. По дороге она спугнула стаю
предвестников - отвратительных черных птиц с почти человеческими головами,
которые обосновались в большой столовой. Лестницы здесь были до нелепости
узкими. Тусклый свет сочился сквозь цветные витражи, бросая на стены
причудливые отблески. Там, где стекла были разбиты или вообще выбиты, в
окна заглядывали горгульи, точно окаменевшие по мановению волшебной
палочки чудовища. Ветер, налетевший со снежных вершин Уздечки, заставил
Ламию поежиться, и сразу же зачесалась обгоревшая на солнце кожа.
маленькой кладовке над центральным залом. Ламия удостоверилась, что в
некоторых коробках и ящиках еще есть нетронутые рационы и вышла на
балкончик, где Ленар Хойт играл на своей балалайке всего несколько часов
назад, показавшихся вечностью.
почти добравшись до мертвого города. Долина Гробниц Времени и гористые
пустоши за нею все еще нежились в закатных розовых лучах, валуны и низкие
скалы отбрасывали фантастические тени. Ламия не могла разглядеть Гробниц
из такой дали - только Монолит порой отсвечивал белой искоркой. Она снова
попробовала включить комлог и тут же выругалась: из динамика неслась все
та же какофония; затем она вернулась в кладовку - отобрать и уложить
припасы.
сверху фибропластом. Вода была им всего нужнее, и вода в Башне была:
желоба, по которым она подавалась с горных ледников, выдержали все
испытания. Ламия, наполнив принесенные с собой бутылки, принялась искать
пустую посуду, проклиная лентяя Силена - старик вполне мог дотащить
полдюжины бутылок с драгоценной влагой.
зала, расположенного между ней и лестницей. Ламия навьючила на себя все
рюкзаки, вытащила из-за пояса отцовский пистолет и медленно двинулась
вперед.
шевелил тяжелые гобелены, и они реяли над грудами объедков, как истлевшие
знамена. У противоположной стены вращалось огромное изваяние Шрайка из
хрома и стали.
за ее спиной не оставался один и тот же темный угол. Вдруг она окаменела:
душераздирающий вопль рассек тишину. Завывание перешло чуть ли не в
ультразвук, став почти неслышным. Ламия стиснула зубы, сжимающие рукоять
пистолета пальцы побелели. Внезапно вой оборвался - словно луч
проигрывателя соскользнул с диска.
под шестью большими витражами, которые тускло подсвечивал закат, виднелась
маленькая дверца. Звук сопровождался эхом, - видимо он донесся из
какого-то погреба или темницы далеко внизу.
выходящим за разумные рамки любопытством, которое и заставило ее избрать
устаревшую, но порой столь увлекательную профессию частного сыщика. Из-за
своего длинного носа она не раз попадала в глупое положение и даже в беду.
Хотя случалось и так, что любопытство помогало ей узнать нечто, скрытое от
всех.
никто из паломников прийти сюда не мог. Те три старика не угнались бы за
ней даже с учетом ее крюка к мертвому городу. И она должна принести им
воду и пищу, остальное не ее забота.
мог вырваться из горла полковника.
ведущие к основным ярусам, и начала осторожно спускаться, двигаясь как
можно тише, насколько позволял семидесятикилограммовый груз и больше