Ее дух почти сломлен. Это видно по лицу. Но более всего она боится
огня... А не зверя, которому вы хотите ее скормить.
поможет огонь, натравите на нее своего зверя.
шагов на пять.
будет очень больно.
столб синего пламени, опалившего голые ступни Энеи. Кожа запылала,
обуглилась и потрескалась. В каземате запахло паленым мясом.
раскалился, обжигая икры и бедра. Кожа вздулась волдырями.
синие язычки словно притаились и сверкали как глаза голодных хищников.
Как ни прискорбно, но при сильных ожогах боль не стихает, даже когда
сгорают нервы и кожа. Говорят, это самая мучительная смерть.
капала на грудь... грудь, которую я ласкал и целовал... Заточенный в
противоперегрузочном саркофаге в миллионах километров от нее, я вопил и
неистовствовал в окружающем безмолвии.
посоветовал Альбедо. - Телепортируйся на корабль, который несет Рауля
навстречу верной гибели, и освободи его. Телепортируйся на корабль
Консула. Автохирург вылечит тебя. Ты проживешь с любимым долгие годы.
Иначе тебе придется из-за своего упрямства медленно умирать в ужасных
муках здесь, а Раулю из-за тебя - умирать жуткой смертью где-то далеко.
Ты больше никогда не увидишь его. Никогда не услышишь его голос.
Телепортируйся, Энея. Спасайся, пока не поздно. Спасай своего любимого.
Через минуту этот человек сожжет твои ноги и руки, оставив только
обугленные кости. Но умереть мы тебе не позволим. Я натравлю на тебя
Немез, и она будет пожирать тебя. Телепортируйся, Энея. Прямо сейчас.
("Итак, ты готова?")
отвечала Энея. "Во имя Человечества - готова".
одновременно. Пламя поглотило мою любимую и кибрида Альбедо.
охваченной огнем решетки. Синтетическая плоть пылала, отваливаясь от
синтетических костей. Дорогой костюм горящими лохмотьями взлетел к
потолку, классическое лицо оплавилось, стекая на грудь. - Нет, черт тебя
подери! - Он потянулся пылающими пальцами к горлу кардинала.
лицо Энеи, кардинал поднял правую руку:
Sanctus. [Помилуй, Господи... во имя Отца и Сына и Святого Духа.]
лицо. Волосы вспыхнули факелом. На миг все затмило ослепительно
оранжевое сияние, а потом наступила тьма.
будто крик - нет, шепот в моем сознании.
долга вознеслось над пламенем, уходя в небеса, - и Энея умерла.
все исчезло. В этот миг из вселенной исчезло все, ради чего стоило жить.
невесомости, чувствуя, как опорожняется бак, как в мои жилы вливаются
наркотики, как присасываются ко мне шланги, словно пиявки и черви,
пожирающие еще живую плоть. Мне было наплевать.
Шредингеровой камере смертников.
недель, месяцев я пробыл за гранью безумия. Может, я провел без сна
много суток. Может, проспал несколько недель. Не знаю.
вероятностные законы все не желали отнимать у меня жизнь, и тогда я
взялся за это повествование. Я не знаю, зачем мои тюремщики снабдили
меня грифельным скрайбером, стилом, принтером и микровеленом. Может,
полагали, что приговоренный захочет письменно исповедаться или хоть
как-то излить бессильный гнев. Может, считали подобное изложение всех
своих прегрешений и бедствий, радостей и утрат дополнительным
наказанием. В какой-то мере так оно и было. Но не только. Я обрел в этом
свое спасение. Я не сошел с ума, не покончил с собой в порыве отчаяния.
Я уберег свои воспоминания об Энее, вытянул их из болота кошмара - и
вновь увидел ее живой, исполненной радости бытия. Я возвращался в те
дни, когда мы были вместе, вспоминал наше долгое странствие, думал о ее
миссии и размышлял над ее вестью - такой короткой, законченной и
невероятно прямолинейной, - вестью мне и всему человечеству. Фактически
это спасло мне жизнь.
обладаю способностью понимания и сопереживания мыслям и действиям
каждого участника нашей долгой одиссеи и проигранной битвы. Я знал, что
обязан этим Энее, научившей меня языку живых и мертвых. Я по-прежнему
встречался с умершими и во сне, и наяву: мама часто разговаривала со
мной, я постигал муку и мудрость тех, кто еще жил, и тех, кто уже давно
умер, но более всего меня занимали воспоминания и ощущения тех, чьи пути
пересеклись с Энеей.
мыслей людей, живущих за стенами моей камеры - видимо, виной тому была
энергетическая оболочка, - зато я довольно быстро научился приглушать
шум несметного числа голосов, резонирующих в Связующей Бездне, и
сосредоточиваться только на воспоминаниях тех - и мертвых, и живых, -
кто принял участие в истории Энеи. Вот так я и постиг в какой-то мере
мысли и мотивации людей, столь от меня отличных, что их можно считать
представителями иного вида: кардиналов Симона Августино Лурдзамийского и
Джона Доменико Мустафы, Ленара Хойта - в инкарнации Папы Юлия и Папы
Урбана Шестнадцатого, торговцев Кендзо Исодзаки и Анны Пелли Коньяни,
священников и воинов - отца де Сойи, сержанта Грегориуса, капитана
Марджет Ву и старпома Хогана Жабера. Некоторые из них присутствуют в
Связующей Бездне в виде пустот, разрывов и дыр - ИскИны, советник
Альбедо, Немез и ей подобные, - но я проследил перемещения и действия
этих существ по перемещению пробелов в матрице чувственных ощущений,
чем, собственно, и является Бездна, подобным же образом можно увидеть
абрис человека-невидимки во время сильного дождя. Таким вот способом, да
еще вслушиваясь в тихий шепот мертвых, я воссоздал картину избиения
невинных на Седьмой Дракона, услышал свистящее шипение и увидел
смертоносные действия Скиллы, Гиеса, Бриарея и Немез на
Витус-Грей-Балиане Б. Но как бы ни были омерзительны эти погружения в
вакуум и кошмар, они с лихвой искупались вновь пережитым ощущением
дружбы и тепла при встрече с Дем Лоа, Дем Риа, отцом Главком, Хетом
Мастином, А.Беттиком... Многих я смог найти только в своей памяти - это
мужественный и благородный Лхомо Дондруб, и Рахиль, и царственная Дорже
Пхамо, и мудрый юный далай-лама. Я касался Связующей Бездны, чтобы
услышать свой собственный голос, и тогда нередко видел себя лишь
второстепенным персонажем собственной истории - не слишком умным, редко
- ведущим, чаще - ведомым другими, очень часто неспособным ответить на
вопрос и принимающим неверное решение. Но кроме того, я видел, как
глуповатый Рауль Эндимион из моего повествования открывает в себе любовь
к той, которую он ждал всю свою жизнь, видел, что он безоговорочно готов
следовать за ней всегда и везде и, если потребуется, - отдать за нее
жизнь.
голос в хоре тех, кто говорит на языке мертвых. Скорее, я ощущал ее
присутствие во всей Связующей Бездне, в умах и сердцах всех хороших
людей, встречавшихся нам в нашей долгой одиссее. Научившись отсекать шум
помех и выделять из хора мертвых отдельные голоса, я часто зрительно
представлял себе их резонансы в Бездне в виде звезд: одни - тусклые, но
заметные, если знаешь, куда смотреть, другие - яркие, как сверхновая;
третьи образуют с душами других умерших двойные системы и целые
созвездия любви и дружбы, четвертые - вроде Великого Инквизитора,
кардинала Лурдзамийского и Ленара Хойта - почти ничего не излучают,
сдавленные непомерной гравитацией честолюбия, алчности и жажды власти,
коллапсирующие в черные дыры.
днем - вечный, неизменный, всепроникающий, согревающий всех и вся,
источник жизни и энергии. А когда приходит зима или опускается ночь,
отсутствие света приносит холод и тьму, и мы ждем весны и рассвета.
нее, ни для нашей любви нет воскресения. Великая сила ее вести в том,