может, у него и замечательные стихи. Может, самые распрекрасные - но ведь он
же не чародей.
меня глаз, жевал и кивал головой, а юноша негромко пояснил:
стихотворных строф, то, как они сочетаются одна с другой, образуя единое
целое, но не то, какое действие они производят.
обратился к Фриссону. - Скажи, каких несчастий ты стал виною, поэт? Какие
проклятия ты обрушил на головы ни в чем не повинных людей, работавших в
мастерской твоего хозяина? Может, ты мастерил гроб, а потом в этом гробу
ожил мертвец? А может, ты рубил лес, слагая в уме стихи, а потом там
развелись лесные нимфы и принялись наводить страх на проезжих?
сильное сострадание к поэту, нежели можно было ожидать от него -
сквайра-здоровяка. - Ты обречен на вечные одинокие странствия.
размера, перемещая ударения, пользовался расщепленными рифмами, раздельными
рифмами, слагал стихи без рифм - и все безрезультатно.
только добивался того, что творил еще более мощные чудеса.
мгновение. От моих слов рухнул забор у дома барона. Я пытался удержаться,
прикусывал язык, сжимал зубы - но все было тщетно! Я ничего не мог с собой
поделать - я все равно проговаривался. Меня выгнали из города, меня выгнали
от городских стен, потом из провинции, а потом - о, горе мне - меня изгнали
из моей родной страны Меровенса, и мне суждено погибнуть здесь, в этой дикой
Аллюстрии!
вслух!
снова стал жевать.
свои стихи? А потом читай, сколько влезет, но не читай те отрывки, которые
покажутся тебе хоть сколько-нибудь опасными.
выучились писать!
кое-какие мелочи. К примеру, изобретение чернил, необходимость записывать на
бумаге условия сделок, законы, историю. Но и к поэзии это тоже имело
отношение, конечно.
Фриссон.
отходах от этой традиции. - Сказал я так, а сам задумался: что же это я
сейчас такое возвестил - закат поэзии или расцвет ее истинной славы? -
Несомненно, я научу тебя писать.
как-нибудь управлюсь и с голодающим поэтом.
инстинктивно - образно говоря, как гусиное перо - чернила. Правда, в данных
обстоятельствах лучше было бы ввернуть что-нибудь насчет связи между
карандашом и бумагой, ну да ладно. К счастью, у меня в кармане оказался
блокнот и огрызок карандаша. Я показал Фриссону, как писать буквы и как они
звучат. Глаза у него округлились от восторга, он выхватил у меня блокнот и
карандаш и уже через полчаса сидел, скрестив ноги, у костра и что-то с
бешеной скоростью черкал в блокноте на редкость маленькой для мужчины рукой.
в этой книжке - нет, на самом деле ее-то он исписал за день, но, к счастью,
одно из первых его стихотворений выражало мольбу о вечном запасе пергамента
- слово "бумага" было ему неведомо, вот поэтому мой маленький карманный
блокнотик никогда не кончался. И еще: после первых пятидесяти стихотворений
он принялся производить гораздо более качественный писчебумажный материал.
Фриссон записывал стихи, не произносил их вслух и тем самым как бы
арестовывал. Но когда у него почему-либо не было времени писать, а стихов
скапливалось слишком много, то чудеса творились сами собой. Бывало так:
топаем мы по дороге, а Фриссон вдруг выпучивает глаза, и откуда ни возьмись
при свете дня возникает летучая мышь и жмурится, бедняга, от солнца, сидя у
обочины. А то было: прямо перед нами из-под земли родник забил. А еще -
как-то раз нам пришлось с минуту шагать по самым что ни на есть драгоценным
камушкам, а это, я вам доложу, не самое большое удовольствие, если у вас
подметки стерлись. Когда такое случилось впервые, я сдержался, обернулся и
говорю:
переливается всеми цветами радуги дорога. - О, прошу прощения, господин
Савл!
твердая валюта. Но ты все-таки сядь и запиши стишок, ладно?
бриллиантами и изумрудами. Я ведь правду сказал поэту: никогда не знаешь
ничего наперед.
Фриссона станет опасно - вдруг он начнет, к примеру, пользоваться такими
яркими поэтическими образами, как "огнедышащий дракон". Пока он этого, слава
Богу, не делал. Но скажите, чем лучше огнедышащего дракона дверь, которая
возникает на дороге перед самым вашим носом, и вы сначала вляпываетесь в нее
лбом, а потом вам ничего не остается, как только распахнуть ее. Вы ее, стало
быть, распахиваете, а за ней-то - волчище! Каково?
у костра просматривать всю, так сказать, дневную выработку Фриссона. Он
страшно волновался, ждал моих отзывов. Я был осторожен и никогда не
критиковал стихи, во-первых, из-за того, что хорошо знал, как болезненно
новички переносят критику, а во-вторых, из-за того, что больше чем
наполовину не понимал, о чем пишет Фриссон. Однако опыт доказывал, что эти
стихи кое-чего стоят (про камешки не забыли?), поэтому я помалкивал насчет
литературного достоинства.
представлялись мне особо полезными, оставлял при себе. С его разрешения,
конечно. Я никогда не нарушал авторских прав. Стихи, казавшиеся мне наиболее
действенными, я даже заучивал наизусть. Как я уже говорил, никогда ничего не
знаешь наперед.
десять стихотворений и гордо показал мне. В голове у меня образовался сущий
бедлам из звуковых эффектов и образных нагромождений. Нужно было чем-то себя
успокоить.
под рукой - это поиск доказательств. Дело это рискованное, поскольку порой
это занятие тебя настолько поглощает, что ты буквально заводишься. Однако
обстоятельства были таковы, что я счел игру стоящей свеч. Где-то с полчаса я
пытался найти причины, заставившие бы меня поверить в троллей, фей,
магические заклинания. Ничего у меня из этого, конечно, не вышло - я то и
дело вынужден был признавать, что либо источник моих ощущений ненадежен,
либо все, что я вижу и слышу, нереально.
для человека моего поколения. Я вполне серьезно рассматривал такую
возможность: у меня просто поехала крыша и все происходящее имело место лишь
в фантастическом галлюциногенном "путешествии". Но не мог же я взять, да и
забыть о том, что несколько лет назад послал все наркотики куда подальше?
постарался на славу и сделал все, что мог, чтобы дискредитировать наши
чувства. Еще в 1700 году он говорил о том, что если мы чего-то не видим
своими глазами, значит, и нечего утверждать, что это "что-то" существует.
Но, говорил он, даже если мы что-то и видим, мы способны ошибаться. Хотя наш
разум и воспринимает некий объект, он воспринимает его за счет чувственных
импульсов, поступающих от наших глаз, ушей, носа, языка, пальцев, а все эти
ощущения легко обмануть. Самым банальным примером такого обмана являются
оптические иллюзии, вот почему наука так настаивает на произведении точных
замеров. Но как доказать - логично, обоснованно, неопровержимо, что и
линейка - не иллюзия? И между прочим, епископ делал все свои умозаключения,
ни сном ни духом не ведая об ЛСД.
был всего лишь доказательством того, что все надо воспринимать, полагаясь на
веру. А вот для остальных мысль о том, что вещи не существуют, если их
Конан-Дойль Артур
Березин Федор
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Акунин Борис