Чтение 36–й страницы книги ~Маг-целитель~

деревне.

- Колдовство! - рявкнул Клаут и отшвырнул книгу. - Лжец и грабитель! Я-то
знаю, что я там писал!

А я и не сомневался - он всегда записывал меньше, чем платили на самом
деле. Я глянул на Фриссона.

- Ты видел цифры?

- Отлично видел, - взволнованно отозвался поэт.

- Разве цифры врут?

- Ни на пенни не врут, - ответил поэт уже более уверенно - Грязное,
грязное колдовство! - почти истерически проверещал Клаут. - Все перевернули,
переставили! Вы - не от королевы, иначе не стали бы добиваться снижения
податей!

Крестьяне - все, кроме тех, что взобрались на крыши поглазеть на
происходящее, - разбежались по домам. Солдаты их не задерживали. Они
сомкнулись кольцом вокруг меня, Унылика, Жильбера и Фриссона и угрожающе
сжали в руках оружие.

- Избить их! - крикнул Клаут и указал на нас. - Королева их не защитит, а
моя магия вас прикроет! Я приготовил обрывки пергамента со стихами Фриссона.
Солдаты взревели от радости и кинулись к нам. Жильбер взмахнул мечом и
пронзил чьюто грудь, затянутую в кожаный камзол. Солдат вскрикнул и упал, а
Унылик навис над Жильбером и ухватил в каждую лапищу по солдату. Они вопили
и пытались отбиться от него алебардами, а тролль только хохотал. Потом
Унылик сжал пальцы - солдаты завопили еще громче, тролль отшвырнул их в
стороны и потянулся за новыми жертвами.

Но тут Клаут выкрикнул что-то на древнем языке, указав на Унылика обоими
указательными пальцами. Тролль замер. Застыл и Жильбер - всего на долю
секунды, но этого мне хватило, чтобы провозгласить:

Iугали нас и посильней,

И не такие нас пугали,

Так отомрите ж поскорей,

Как в детских играх отмирали!

Nолдаты мстительно завопили и снова бросились на нас, но Жильбер уже ожил
и одним ударом разнес пополам древки двух алебард. Ожил и Унылик - этот
принялся хватать и сжимать в лапах солдат. Войско кричало от ужаса и в
страхе отступало.

Клаут побагровел. Выставив руку, он глянул на меня и прокричал: +

Aидите, цифры, врага моего?

Жальте, кусайте, до смерти его! +

E они так и сделали. То есть, честное слово, они его послушали!

Я стоял, как идиот, и пялился в гроссбух, а римские цифры спрыгивали со
страниц. Этого мне по уши хватило: я с криком отбросил книгу, но цифры С и
L, превратились в миниатюрные челюсти и принялись кусать. Боже, какая же это
была боль! Конечно, каждый укус сам по себе был не страшнее комариного, но
их было такое множество! Цифры жалили меня в лицо, в руки! Никогда в жизни я
еще так не радовался, что на мне прочные джинсы и высокие ботинки! Я
отмахивался, отрывал цифры от себя, стряхивал и кричал:

- Фриссон! Бери все в свои руки! На меня не обращай внимания - главное,
солдат отбей!

Фриссон на миг замер, потом очнулся и выхватил пачку стихов из моего
кармана.

К счастью, Унылик и Жильбер задали солдатам такого жару, что тем было не
до меня. Тролль снова ухватил в каждую лапу по солдату, стукнул их головами
и швырнул на землю, повалив при этом еще пятерых. А сам навис над ними,
выставив громадные когти.

Но и Клаут зря времени не терял. Он совершал руками таинственные пассы и
что-то распевал на древнем языке.

Фриссон лихорадочно перебирал обрывки пергамента и наконец нашел тот, что
искал:

Iи цифры, ни буквы не могут соврать,

Когда их правдивая пишет рука.

Но могут любого они оболгать

Пером нечестивца и клеветника.

Но этот несчастный вам зла не желал,

Вы жальте того, кто вас врать заставлял!

Oифры застыли в воздухе, а потом развернулись и устремились к Клауту и
его воякам.

- Бежим! - крикнул капрал.

Все солдаты тут же вскочили на ноги и бросились врассыпную.

Унылик весело хихикнул и вприпрыжку побежал за ними.

Солдаты оглянулись, увидели тролля и припустились во всю мочь. Бегали
они, спору нет, быстрее, чем тролль, но он все-таки попреследовал их
какое-то время, вопя, рыча и вообще всяческими способами наводя страх.

Клаут вскочил верхом на мула и поскакал по дороге. На окраине он
остановился, обернулся и посмотрел на меня. И, чтото распевая, вычертил в
воздухе странные символы.

Фриссон тем временем разыскал в пачке еще одно стихотворение:

Oы погляди сюда, мой мул!

Я вижу, ты совсем уснул -

Так исчезай, тебя тут не держу я!

Исчезнешь - за твои труды

Я после дам тебе воды,

И обниму тебя, и в морду поцелую!

Iул исчез, а Клаут как сидел, так и шлепнулся на землю, пребольно
ударившись копчиком. Он издал что-то вроде предсмертного вопля. И в это
мгновение его настигли цифры. Клаут вскочил и заковылял прочь, держась рукой
за ушибленное место. Цифры гнались за ним, жужжа, словно москиты, а нагнав,
окружили облаком. Так он и убегал - в облаке цифр, крича от боли.
Мало-помалу его жалкие вопли стихли вдали.

Вокруг стояла мертвая тишина.

Внезапно деревня огласилась радостными криками. Местные жители выбежали
на площадь, подхватили на руки меня, Фриссона и Жильбера и пронесли нас по
площади. При этом они распевали нам такие хвалы, от которых бы стыдливо
зарделись Роланд и Артур.

- У меня хорошо получилось? - взволнованно крикнул мне Фриссон,
восседавший на плечах у какого-то крестьянина.

- А ты думаешь, за что тебя славят? - крикнул я в ответ. - Ты был на
высоте! И еще спасибо тебе, Фриссон, - ты мне шкуру спас. По крайней мере
то, что от нее осталось.

Поэт понял намек и тут же принялся сочинять стишок, призванный излечить
меня от укусов злобных циФр. Праздничное настроение крестьян несколько
поутихло, как только возвратился Унылик. Тролль ухмылялся во весь рот.
Крестьяне опустили нас на землю, отошли, посовещались и решили, что стоит
заняться более насущным делом, а именно: поискать, чем бы накормить
голодного тролля.

Нас они тоже накормили. Хорошее дело - крестьянская запасливость -
утаили-таки кое-что, чего не удалось разыскать и Клауту с солдатами.
Наступила ночь. Мы с Фриссоном завернулись в одеяла. Унылик уже храпел - ни
дать ни взять храпящая горка. Жильбер встал на стражу.

***

N утра нас ждал сытный завтрак. Еще чуть-чуть, и мы не смогли бы
сдвинуться с места. Единственной, кто не переел, была Анжелика. Но если б
крестьяне ее хорошенько разглядели, они бы и ее тоже напичкали - уж
придумали бы как.

Словом, мы попрощались с благородными селянами и тронулись в путь. Как
только завтрак улегся у нас в желудках, мы зашагали веселее. И вдруг
наткнулись на круг. Ну, то есть дороги сходились кругом, как если бы тут
стоял знак кругового движения. Я остановился, нахмурился.

- Просто на редкость изысканная дорожная система. Почему бы не позволить
дорогам попросту пересекаться?

- А потому, - объяснил Фриссон, - что тогда получался бы крест, как тот,
на котором был распят Спаситель.

Он произнес запретные в этой стране слова, и, клянусь, я почувствовал,
как сгущается воздух.

- Тут когда-то был перекресток, - сказал Жильбер. - Вот, смотрите, тут
трава проросла, а когда-то шла колея. Приглядитесь, еще можно разглядеть
священный символ.

Из-за этих слов воздух сгустился еще сильнее. Я пригляделся и
действительно различил контуры былого пересечения дорог. - Да они тут прямо
фанатики какие-то.

- Уверяю тебя, будь тут перекресток, это ослабило бы власть королевы и ее
прислужников, - прозвучал рядом голос Анжелики. Я, правда, ее почти не
видел.

- Ну, идти, так идти, - браво проговорил я. - Так или иначе, нам надо это
место миновать. Пошли, ребята. - Я шагнул в Круг и повернул налево.

В это же мгновение из ближнего леса выехал всадник в черных бархатных
одеждах с тусклой серебряной цепью на груди. Следом за ним, бряцая оружием,
следовало с десяток конных воинов. Они так шумели, что я с трудом расслышал,
как всадник крикнул мне:

- Стой!

Мог бы и не кричать. Я и так остановился, нащупывая в кармане пачку
свеженьких стишков Фриссона.

- Обернись ко мне, тупица! - рявкнул человек в черном. - Куда это ты