Чтение 37–й страницы книги ~Маг-целитель~

направился? Собрался нарушить приказ королевы - пошел по солнцу?

Я обернулся и уставился на него.

- По солнцу? Как это? Вы о чем?

- Он говорит о том направлении, в котором вы пошли, господин Савл, -
негромко пояснил Фриссон. Человек в черном заорал:

- Обратно идите, слышите? Против солнца! Так положено ходить всякому, кто
выходит на дорожный круг!

Я долго и пристальна смотрел на него. Потом пожал плечами и развернулся.

- Ладно, пойду с запада на восток, против часовой стрелки, если вы так
настаиваете. Делов-то!

- Стой! - снова рявкнул всадник. - Не нравится мне, как ты
разговариваешь.

- А у вас, между прочим, тоже акцентик - я вам доложу! - огрызнулся я и
нахмурил брови.

Всадник прищурился, ударил коня поводьями, тот шагнул вперед. Человек в
черном смотрел на меня сверху вниз. Я стоял как вкопанный, и было мне не по
себе, однако упрямиться я решил до конца.

- Странные одежды, странные речи, дерзкие манеры... - Всадник глянул на
моих спутников. - Ив компании с троллем. - Он снова перевел взгляд на меня.
- А не ты ли, голубчик, излечивал ведьм от смертельных болезней, а?

- Всего-то двоих, - ответил я. Мне положительно не нравилось, какой
оборот принимает дело, а особенно не нравилось то, как звенят саблями воины,
сопровождавшие черного всадника. - А что, нельзя?

- Знай же, что я здешний шериф! - прошипел мужчина. - До меня дошли
слухи, что ты вчера лишил королеву части податей, положенных ей по закону.
Да еще и поднял руку на бейлифа?

- Я защищался, - ответил я. - И все-таки, что такого дурного в том, чтобы
вылечить больных?

- А разрешение у тебя на это имеется?

- Документ о том, что я имею право лечить людей? - спросил я, выпучив
глаза. - Уж не сертификат ли от АМА <Американская Медицинская Ассоциация.>?

- Королева во все времена запрещала лечить ведьм на смертном одре! Ты же
свершил это, и хуже того: ты уговорил их покаяться и порвать союз с Сатаной!

- Вот это точно, тут я молчу. Всадник выхватил меч.

- Ты не имел права! У тебя не было разрешения! И ты немедленно
произнесешь заклинание, снимающее чары излечения, - сейчас же, иначе умрешь!
Глава 12

Унылик глухо зарычал, и воинам пришлось придержать лошадей. Вообще все
они явно занервничали. Я дал своему отряду знак сохранять спокойствие и
сказал шерифу:

- А можно взглянуть на твое разрешение дышать?

- Какое такое разрешение? - вытаращился он.

- Разрешение дышать, - преспокойно повторил я. - Раз у вас тут нужно
разрешение на то, чтобы выздороветь, значит, и на то, чтобы дышать, тоже
нужно разрешение! Разве королева не удосужилась вам об этом сообщить? Давай
показывай!

- Такого не бывает! - прошипел всадник в черном.

- А-га, у тебя его нет! - И я укоризненно покачал указательным пальцем. -
А ведь каждый, кто живет в этой стране, живет, угождая королеве, верно?

- Ну... это...

- И любое сердце здесь бьется потому, что королева позволяет ему биться,
верно?

- Ну, и это... только...

- Значит, и дышит тут каждый только потому, что королева позволяет ему
дышать! Потому, что королева дает ему такое разрешение! Ну, так и где твое
разрешение дышать?

- Я... У меня такого нет...

- Нет? И ты еще тут говоришь об исполнении законов? Ты не имеешь права
запрещать мне лечить людей только из-за того, что у меня нет разрешения. А
иначе немедленно прекрати дышать, у тебя нет на то разрешения!

После такого моего демарша шериф заткнулся. Он просто смотрел на меня, то
есть это я думал, что "просто", пока его физиономия не стала лиловой. Только
тогда я вдруг заметил, что его грудная клетка не движется.

- Господин! - вскричали воины шерифа и кинулись к нему.

Жильбер выхватил меч, Унылик шагнул вперед и злобно рыкнул.

А шериф свалился с коня.

Я подбежал и успел подхватить его. Солдаты закричали. Они снова бросились
было к своему господину, но растерялись, опешили, увидев, что он у меня на
руках.

- Это же смешно, ей-богу! - воскликнул я. - Неужели вы юмора не
понимаете? Прекратите валять дурака немедленно. Давайте дышите!

Но он не задышал. Он посинел.

- Вы не обязаны подчиняться королеве! - крикнул я. - И вообще я все это
выдумал!

Лицо шерифа почернело, и я понял: теперь он не то чтобы не хочет дышать -
он уже и не может. Видно, я переусердствовал в споре, а он получил что-то
вроде постгипнотического приказа повиноваться воле королевы.

Но это же невероятно - никакой гипнотизм не мог заставить человека
совершить то, что приведет его к смерти.

Следовательно, шериф смерти не противился?

Тут меня словно кирпичом по башке ударили. Это все королева! Она связала
постгипнотический приказ с желанием умереть!

- Фриссон! Восхваляй жизнь, да поскорее! Фриссон незамедлительно подсунул
мне кусочек пергамента. Я торопливо прочитал вслух:

Iу что? Набилась в уши вата?

Зову-зову, а толку нет!

Эй, помирать вам рановато -

Сказать смешно - в расцвете лет.

Шериф, сей мир не так уж плох!

Одумайся и сделай вдох!

Oут мне и самому припомнилось одно стихотворение:

Oолько Ты, Всевышний, мог бы снова

Жизни силу в бедняка вдохнуть,

Чтобы он живой стал и здоровый,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь.

A потом я добавил еще немножко:

Aдохни! Как много в этом вдохе

В тебя чудесного войдет,

Тебя очистит кислород!

Oело шерифа дернулось от судорожного вдоха, лицо немного посветлело. Я же
выдохся, похоже, не меньше самого шерифа.

- Ты... ты спас меня! - прошептал шериф, глядя вокруг вылезающими из
орбит глазами.

- А то как же - конечно, спас! Еще минутка - и ты бы уже торчал у врат
Ада! - Тут я понял, что образ-то у меня вышел не просто поэтический... - А
ведь это точно, слушай! Ты служил королеве-колдунье, значит, продал душу
Дьяволу, верно?

- О, да! И я успел взглянуть на огненные врата! Это не детские сказочки!
Это правда!

Вид у него был, спору нет, потрясенный. Однако он уже прищурился и глядел
на меня так, словно прикидывал, а какие пытки я способен выдержать перед
смертью.

- Фриссон, а у тебя не найдется стишка про сочувствие - ну, про то. Когда
ты чувствуешь то, что чувствуют другие?

За спиной у меня послышалось шелестение пергамента. Шериф встряхнулся и
заглянул мне через плечо.

- Он - писарь?

- С его-то почерком? Что вы!

Я протянул руку, взял у Фриссона пергамент, но шериф уже сам что-то
забормотал на древнем языке. Я, даже не взглянув на Фриссоново творение,
выпалил отрывок из Шекспира:

O совести - сто тысяч голосов,

Грехи мои любой из них считает,

И каждый мне погибели желает,

И каждый обвинить меня готов. О, я страшней суда не нахожу,

Чем тот, которым сам себя сужу!

Oериф буквально застыл. Я еще не успел дочитать до конца, а лицо его было
охвачено ужасом.

Очень хорошо. Тут я взял стишок у Фриссона и прочел его:

? б на колени пред любым упал,

Кто от моей жестокости страдал!

Тяжел до света путь из темноты,

Но все ж я отыщу дорогу к дому!

Тогда моею болью станешь ты -

Та боль, что я принес другому!

Aыражение злорадства, начавшее было озарять лицо шерифа, почти сразу
растаяло. Глаза его раскрылись шире, еще шире... стали похожи на глубокие
озера, полные тоски. Он скорчился, словно его внезапно охватила боль.

- Ай-яй-яй-яй! Что же ты наделал! Я вспомнил все свои зверства! Я