мужа за руку и прижалась к нему. - Возвращайся ко мне поскорее, супруг мой.
Как долги будут мои ночи до твоего возвращения...
хотелось унести с собой.
***
зазнобило, но он усилием воли вернул себя к настоящему, к южной ярмарке. Вот
так и получилось, что к вечеру он ушел из дворца, купил в городе мешок и
кое-какие вещицы, после чего отправился к югу, по пути торгуясь и выменивая
горшки на сковородки, а сковородки продавая за мелкие медные монеты. И чем
дальше он уходил к югу, тем неспокойнее становилась обстановка вокруг. Мэт
понял, что Алисанда права. Кругом все были чем-то недовольны, ходили
разговоры про то, что в Латрурии, дескать, лучше правят, чем в Меровенсе.
Судя по всему, получалось, что народу в Латрурии живется легче и богаче,
даже сервам, - там у всех завелись небольшие, но денежки. А простолюдины
верили всем слухам на свете.
Мэт с изумлением обнаружил, что границу Меровенса охраняли только от
предположительного вторжения вражеской армии, однако при этом никто всерьез
не предполагал, что таковое вторжение возможно. Правда, бароны, обитавшие в
приграничных областях, охраняли дороги, но большей частью ради того, чтобы
содрать с путешествующих пошлину или пограничный сбор - этих возможность
вторжения и вовсе не волновала. Ну а крестьяне преспокойно гуляли туда-сюда
по приграничным полям, не обращая никакого внимания на невидимую линию, что
пролегла через пастбище или делила пополам реку. В обе стороны по реке
сновали маленькие лодочки, не повинуясь никаким законам, кроме законов
природы, да и из этих - только тем, что имели отношение к силе течения и
направлению ветра.
припомнить лишь один-единственный закон: о запрете черной магии и
разбойничества. Все остальные жили по закону, если платили подати.
контрабандистами.
быть, из-за того, что пошлина на ввозимые товары должна была поступать
королеве. С какой же стати им волноваться, если им с этого не полагалось ни
гроша? О, к их чести надо сказать, они раз в несколько дней отправляли
дозорных, и те бродили по полям вдоль невидимой линии, однако дозорным куда
больше хотелось порезвиться, нежели вылавливать нарушителей границы. К тому
же дозорные производили ужасный шум во время своих выездов: они играли на
дудках, хохотали, подшучивали друг над дружкой, поэтому у крестьян,
собравшихся навестить своих родичей, что жили по другую сторону границы,
была уйма времени и возможностей спрятаться где-нибудь в кустиках и
переждать, пока бравые пограничники отъедут подальше и скроются из глаз.
пошлины было бы совсем недурно. Однако он был бы последним из тех, кому
пришло бы в голову возбранять родственникам ходить друг к другу в гости и уж
тем более работать там, где им заблагорассудится.
Он своими глазами видел, как снуют по пограничной реке лодки, видел, что
никто не усматривает в таком положении дел ничего дурного - да так оно и
было, если и та, и другая сторона закрывали глаза на проблему таможенных
пошлин. А уж Мэту лично не было никакого дела до того, чтобы, к примеру,
взять и содрать с какого-нибудь латрурийского торговца полбушеля репы.
Какие-то пошлины с крестьян брали уже здесь, на ярмарке, и они, конечно, по
этому поводу ворчали, но не так чтобы очень. Пошлины были, прямо сказать,
мизерные. И уж конечно, торговцы неустанно повторяли, что при въезде в
Латрурию никто с них никаких пошлин вообще не берет...
крестьянам, про то, что у них через неделю на обед - мясо, да какое -
курятина! А еще три раза в неделю рыба. Кроме того, латрурийцы рассказывали
об отмене законов на лесные владения и о том, что им дозволяется охотиться и
рыбачить, где угодно и сколько угодно, лишь бы только они не убивали
чересчур много дичи и зверья и не опустошали рыбные заводи. Латрурийцы
хвастались также новыми домами, шерстяными плащами, сшитыми их женами из
хорошей ткани, выменянной у пастухов, и новыми рубахами - ведь теперь они
могли оставлять себе намного больше льна. Словом, они хвастались всем тем, о
чем только мечтали жители Меровенса. А когда-то было совсем наоборот. Теперь
же хвастались латрурийцы, как бы наверстывая упущенное.
было с чего ворчать. Мэт решил, что хватит ему разгуливать в лохмотьях. Пора
переодеться во что-нибудь поприличнее для глаз и поприятнее для тела. Настал
час вызнать, что на уме у аристократии.
вокруг нее, - несколько десятков домиков и магазинчиков. Домики тут стояли
дрянные, похожие на бараки, выстроенные из ракушечника, однако достаточно
вместительные. В каждом было четыре просторные комнаты - для крестьянина
многовато, а для городского жителя в самый раз. Магазинчики двухэтажные,
наполовину каменные, наполовину деревянные. Наверху располагались жилые
помещения, а внизу - сам магазинчик, который, вне всякого сомнения, служил
гордостью своих владельцев, покуда их латрурийские родичи не задрали нос.
окраине. Никакой тебе городской стены или еще чего-нибудь в таком роде.
Казалось, будто бы городок еще сам не решил: постоянно он тут обосновался
или временно. Конечно, Мэт мог бы пойти по дороге, однако у него были свои
причины как можно меньше попадаться людям на глаза. И он зашагал по полю,
внимательно глядя под ноги. Вдалеке маячил одинокий амбар - вот к нему-то
Мэт и направился.
двора, видимо, горожане тут держали свою домашнюю живность. Уж во всяком
случае, для рыцарской конюшни эта постройка была явно велика. К счастью, все
коровы в это время мирно паслись на лугу, а свиньи радостно валялись в
весенней грязи, после чего сохли под лучами майского солнышка. Мэт быстро
забрался в пустое стойло, нашел там кучку сухой соломы и вынул из заплечного
мешка дублет и обтягивающие штаны. Одежда немного помялась, ну да и как
иначе, если он теперь уже не крестьянин, а дворянин средней руки и неделю
провел в дороге? Именно за такого дворянина Мэт и собирался выдавать себя в
дальнейшем, и в какой-то степени это было правдой.
из коровника - вот теперь он чувствовал себя в своей тарелке, несмотря на
мешок, переброшенный через плечо. Вот теперь он хотел бы повстречаться с
владельцем скотного двора - ну или с тем, кто сегодня за него отвечал.
крестьянин, пожевывающий соломинку, облокотившийся на древко лопаты,
наблюдающий за пастбищем и глазами считающий коров. Мэт пошел в его сторону.
Мэта.
его добро за три золотых.
бы, чтобы дожить до конца дней, пусть на хлебе и воде.
куда-нибудь этот мешок. Если я не вернусь за ним до Рождества, отдай
какому-нибудь парню, кого потянет в дорогу.
поклясться, что слышит это звон: <Если этот глупый дворянин отвалил за мешок
три золотых, то что же тогда лежит в этом мешке?> Мэт понял: будь там что
ценное, следовало бы ограничить срок своего возвращения серединой лета, а не
Рождеством.
что тут можно нанять неплохую лошадку.
А вот у Англя-каретника жеребчик имеется, он бы его за пять дукатов продал,
пожалуй что.
- Но конь пока слишком молодой, и непонятно, выйдет из него хорошая
рыцарская лошадь или нет, а денежки Англю жалко упустить. Что до меня, то
будь это мой жеребчик, я бы, может, и поторговался еще, но поскольку он не
мой, то вы уж тогда ступайте к Англю в магазин, ежели торговаться желаете.
не хотелось, особенно после стычки со стражниками. Еще не хватало, чтобы
крестьянин - торговец овощами теперь признал его в господском платье. А если
бы стражник заподозрил, что он, будучи крестьянином, переоделся в лорда, это
было бы еще хуже. Но самая большая беда заключалась бы в том, что тогда ему,
вероятно, пришлось бы рассказать, кто он такой на самом деле, а Мэту этого
пока ох как не хотелось.
раз такое дело. Но у меня только меровенсские ройяли. Возьмешь четыре
ройяля?
ладонь, в которую Мэт опустил одну за другой четыре золотые монеты.
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Юрьев Сергей
Шилова Юлия
Акунин Борис