несли.
впереди несут на головах три длинные узкие ноши, каждую по
четыре хросса. За ними следовали другие, с гарпунами, и вели за
собой двух существ, которых Рэнсом не узнал. Когда они
показались в дальнем конце аллеи, свет бил им в спину. Они были
намного короче всех известных Рэнсому малакандрийских животных
и, по всей видимости, двуногие, хотя нижние конечности,
толстые, как сардельки, ногами можно было назвать лишь с
натяжкой. Тела слегка сужались кверху, что придавало им
сходство с грушей, а голова была не круглой, как у хроссов, и
не вытянутой, как у сорнов, а почти квадратной. Они топали
узкими, увесистыми ступнями, вдавливая их в землю с какой-то
излишней силой. Наконец стали видны их лица -- неровно
окрашенные куски плоти в буграх и складках, обрамленные темной
щетиной. И вдруг с неописуемым волнением Рэнсом понял, что это
люди. Да, пленниками были Уэстон и Дивайн, и ему было дано на
одно мгновение увидеть человека глазами малакандрийца.
нескольких ярдов и опустили свою ношу на землю. Тут Рэнсом
увидел, что носилки -- из неизвестного ему металла, а на них --
три мертвых хросса; они лежали на спине и застывшим взглядом
(им не закрыли глаза, как принято делать на Земле) недоуменно
смотрели на высокий золотой купол рощи. Рэнсом скорее угадал,
что один из них -- Хьои, но сразу узнал его брата Хьяхи в
хроссе, который отделился от толпы и, почтительно приветствовав
Уарсу, начал говорить.
Уэстону и Дивайну. Безоружные, они стояли под бдительной
охраной вооруженных хроссов. Оба, как и сам Рэнсом, не брились
со дня высадки, оба были бледными и изможденными. Уэстон стоял,
скрестив руки на груди, и всем своим видом изображал
безысходное отчаяние. Дивайн засунул руки в карманы с мрачной
яростью на лице. Конечно, оба считали, что у них есть все
основания для страха, и, надо отдать им должное, не спасовали
перед опасностью. Окруженные стражей, они были поглощены
происходящим и не заметили Рэнсома. До него наконец стали
доходить слова Хьяхи:
челховекам -- ведь они очень испугались, когда мы ночью напали
на них. Скажем, это была охота и двое погибли, как в битве с
хнакрой. Но Хьои не сделал им ничего плохого и не пугал их, а
они убили его издалека, оружием трусов. И вот он лежит здесь, а
ведь он -- хнакрапунт и замечательный поэт. Я говорю так не
потому, что он был мне братом, -- это знает весь хандрамит.
что не поверю, что у них тут громкоговоритель.
Сплошь и рядом среди дикарей. Колдун-врачеватель или знахарь
делает вид, что впал в транс. Определим, кто знахарь, и будем
обращаться все время к нему. Он поймет, что мы его раскусили, и
собьется. Попытайтесь понять, кто из этих тварей в трансе...
Черт меня дери, засек!
внимание на единственного, кто не стоял в благоговейной позе, а
сидел на корточках, прикрыв глаза. Это был пожилой хросс прямо
рядом с ним. Шагнув к нему, Уэстон вызывающе прокричал (язык он
знал очень плохо):
бояться.
несчастью, теорию его никто не разделял. Старик -- его
прекрасно знали все, не исключая и Рэнсома, -- прибыл не с
траурной процессией, а гораздо раньше. Разумеется, он и не
думал выказывать неуважение к Уарсе; просто еще до начала
церемонии он плохо себя почувствовал, что в этом возрасте
обычно для всех хнау, а теперь, когда приступ миновал,
наслаждался глубоким сном. От крика у него только дернулся ус,
но глаза он не открыл.
спрашиваю, почему вы убили моих хнау.
спящим хроссом. -- Ты думать, мы без силы! Думать, ты делать,
что хотеть. Ты не мочь. Большой сильный человек с неба нас
посылать. Ты не делать, что мы хотеть, -- он приходить, всех
вас убивать. Пиф! Паф!
Почему ты убил моих хнау?
по-английски.
так нельзя. Стоит проявить слабость -- тут же горло перегрызут.
Они понимают только угрозы.
доверие к своему компаньону.
хросса.
мочь! Кто Не делать, что мы говорить, мы его убивать! Пиф-паф!
Вы делать, что мы говорить, а мы вам давать красивый вещь.
Смотри! Смотри! -- и к вящему ужасу Рэнсома, Уэстон выхватил из
кармана дешевые разноцветные бусы и принялся размахивать ими
перед носом своих стражей, медленно кружа на месте и вопя: --
Хорош! Хорош! Смотри! Смотри!
которых и не слышало ухо человека, взорвала тишину священного
места и разбудила эхо далеких гор. Хроссы лаяли, пфифльтригги
пищали, сорны гудели, и в воздухе слабо, но явственно звенели
голоса эльдилов. К чести Уэстона надо сказать, что он хотя и
побледнел, самообладания не утратил.
Я вас не бояться!
стал иным. -- Они не кричат на тебя, они смеются.
впрочем, он и на любом языке не вполне понимал смысл этого
слова. Рэнсом, сгорая от стыда, готов был молиться, чтобы он
прекратил эксперимент -- но он плохо знал Уэстона. Тот ждал,
чтобы шум улегся. Он знал, что в точности следует правилам
обращения с дикарями -- запугать, потом уластить, -- и был не
из тех, у кого опустятся руки от одной-двух неудач. Поэтому он
снова завертелся на месте, как детский волчок при замедленной
съемке, вытирая левой рукой пот со лба, -- в правой были бусы.
Зрителей охватил новый приступ хохота, совершенно заглушивший
его увещевания, и лишь по движению губ можно было догадаться,
что он все орет: "Хорош! Хорош!". Вдруг смех стал чуть ли не
вдвое громче. Сами звезды были против Уэстона. В его ученой
голове всплыло туманное воспоминание, как давным-давно он
развлекал годовалую племянницу -- и, наклонив голову набок, он
стал выделывать странные, почти танцевальные па. Насколько
Рэнсом слышал, приговаривал он что-то вроде: "У-тю-тю-тю!".
представления Малакандра еще не видела и встретила шумным
восторгом. Когда все умолкли, Рэнсом услышал, что Дивайн
говорит по-английски:
видите -- ничего не выйдет.
они тупее, чем мы предполагали. Как вы думаете, стоит еще раз
попробовать? А может, теперь вы?
на землю, достал портсигар и закурил.
воспользовавшись тем, что все завороженно следили за действиями
Дивайна, беспрепятственно приблизился к пожилому хроссу, чтобы
надеть ему бусы на шею. Но и это ему не удалось -- голова у
хросса была слишком велика, так что они застряли, и получился,
какой-то венец набекрень. Хросс повел головой, как собака,
потревоженная мухой, немного всхрапнул и не проснулся.
Тулкандры, или слишком боятся меня?