Чтение 13–й страницы книги ~Переландра~

было ей ответить.

-- Наша Королева и Мать умерла, -- наконец сказал он.

-- Что значит "умерла"?

-- Когда наступает время, люди покидают наш мир. Малельдил
забирает их души куда-то -- мы надеемся, что в Глубокие Небеса.
Это называется "умереть".

-- Что же ты дивишься, почему ваш мир избран для Поворота?
Вы всегда глядите в Глубокое Небо, мало того -- вас еще и
забирают. Милость, оказанная вам, превыше всех милостей.

Рэнсом покачал головой:

-- Это не совсем так.

-- Наверное, -- сказала она. -- Малельдил послал тебя,
чтобы ты научил нас умирать.

-- Ты не поняла, -- сказал он, -- это все совсем не так.
Это очень страшно. Смерть даже пахнет дурно. Сам Малельдил
заплакал, когда увидел ее.

И голос его, и лицо, видимо, удивили се. Она изумилась --
не ужаснулась, просто изумилась, но лишь на секунду; потом
изумление растворилось в се покос, словно капля в океане. Она
сказала снова:

-- Не понимаю.

-- И не поймешь, госпожа, -- сказал он. -- Так уж устроен
наш мир -- не все, что там есть, приятно нам. Бывает и такое,
что руки и ноги себе отрежешь, лишь бы его не было -- и все же
это есть.

-- Как можно желать, чтобы нас не коснулась волна, которую
послал Малельдил?

Рэнсом знал, что спорить не стоит, и все же продолжал:

-- Да ведь и ты ждала Короля, когда повстречалась со мной.
Когда ты увидела, что это не он, лицо твое изменилось. Разве ты
этого хотела? Разве ты не хотела увидеть кого-то другого?

-- Ох! -- просто охнула Женщина и отвернулась от него. Она
опустила голову, стиснула руки, напряженно размышляя. Потом
вновь подняла взгляд, и сказала:

-- Не делай меня старше так быстро, я не вынесу, -- и
отступила от него на несколько шагов.

Рэнсом пытался понять, не причинил ли ей вреда. Он
догадался, что чистота ее и покой не установлены раз и
навсегда, как покой и неведение животного, -- они живые, а
значит, хрупкие. Равновесие удерживал разум, его можно
нарушить. Скажем так: велосипедисту нет причин упасть посреди
ровной дороги, и все же это может случиться в любую минуту.
Ничто не принуждало ее сменить мирное счастье на горести нашего
рода, но ничто и не ограждало ее... Опасность, которую Рэнсом
разглядел, ужаснула его; но когда он вновь увидел лицо
Королевы, он уже сказал бы не "опасно", а "стало интересно", а
там и забыл все определения. Снова не мог он глядеть на это
лицо -- он увидел то, что старые мастера пытались изобразить,
рисуя нимб. Лицо излучало и веселье, и строгость, сияние его
походило на сияние мученичества -- но без всякой боли. А когда
она заговорила, слов ее он опять не понял.

-- Я была такая молодая, вся моя жизнь была как сон...
Я-то думала, меня ведут или несут, а я шла сама...

Рэнсом спросил ее, что это значит.

-- То, что ты показал мне, -- продолжала она, -- это ведь
ясно, как небо, но раньше я не видела. А это происходит каждый
день. Я иду в лес, чтобы найти там еду, и уже думаю об одном
плоде больше, чем о другом. Но я могу найти другой плод, не
тот, о котором думала. Я ждала одну радость, а получила другую.
Раньше я не замечала, что в тот самый миг, когда я нахожу этот
плод, я что-то... ну, выбрасываю из головы, о чем-то забываю. Я
еще вижу тот плод, который не нашла. Если б я захотела... если
б это было возможно,.. я могла бы все время глядеть только на
этот плод. Душа отправилась бы искать то, чего она ждала, и
отвернулась бы от того, что ей послано. Так можно отказаться от
настоящего блага, и вкус плода, который ты держишь, покажется
пресным по сравнению с тем плодом, которого нет.

Рэнсом перебил ее:

-- Ну, это не то же самое, что найти незнакомца, когда
надеешься встретить мужа.

-- Именно так я все и поняла. Ты и Король различаетесь
куда больше, чем два плода. Радость встречи с ним и радость от
нового знания, которое ты мне дал, меньше похожи друг на друга,
чем вкус разных плодов. Когда разница так велика и благо,
которое ты ждешь, так важно, первая картинка держится в уме
гораздо дольше, сердце бьется много раз, после того, как уже
пришло иное благо. Вот это чудо, эту радость ты и показал мне,
Пятнистый, я сама отвернулась от того, чего я ждала, и приняла
то, что мне послано, сама, по своей воле. Можно представить
себе иную волю, иное сердце, которое поступит иначе -- будет
думать только о том, чего оно ждало, и не полюбит то, что ему
послано.

-- В чем же здесь чудо и радость? -- спросил Рэнсом.

Мысль ее была настолько выше его мыслей, глаза сверкали
таким торжеством, что на Земле оно непременно обернулось бы
презрением, но в этом мире презрения нет.

-- Я думала, -- сказала она, -- что меня несет воля Того,
Кого я люблю. А теперь я знаю, что по своей воле иду вслед за
Ним. Я думала, благо, которое Он посылает, вбирает меня и
несет, как волна несет острова, но это я сама бросаюсь в волну
и плыву, как плывем мы, когда купаемся. Мне показалось, что я
попала в ваш мир, где нет крыши, и люди живут прямо под
обнаженным небом. Это и радостно и страшно! Подумать только, я
сама иду рядом с Ним, так же свободно, как Он Сам, Он даже не
держит меня за руку. Как сумел Он создать то, что так отделено
от Него? Как пришло Ему это в голову? Мир гораздо больше, чем я
думала. Я думала, мы идем по готовым дорожкам, а дорожек нет.
Там, где я пройду, и будет тропа.

--А ты не боишься, -- спросил Рэнсом, -- что когда-нибудь
тебе будет трудно отвернуться от того, что ты хотела, ради
того, что пошлет Малельдил?

-- И это я понимаю, -- ответила она. -- Бывают очень
большие и быстрые волны. Нужны все силы, чтобы плыть вместе с
ними. Ты думаешь, Малельдил может послать мне и такое благо?

-- Да, такую волну, что всех твоих сил будет мало.

-- Так бывает, когда плаваешь, -- сказала Королева, -- в
этом-то и радость, правда?

-- Разве ты счастлива без Короля? Разве он тебе не нужен?

-- Не нужен? -- переспросила она. -- По-твоему, что-то в
мире может быть не нужно?

Ответы ее начали немного раздражать Рэнсома.

-- Не похоже, чтобы ты очень скучала по нему, раз ты
прекрасно обходишься одна, -- сказал он, и удивился своей
угрюмости.

-- Почему? -- спросила Королева. -- И еще, Пятнистый,
почему у тебя такие холмики и впадины на лбу, почему ты
приподнял плечи? Что это значит в твоем мире?

-- Ничего, -- поспешно ответил он. Казалось бы, что
такого, но в этом мире и так лгать нельзя. Когда он солгал, его
просто затошнило. Ложь стала бесконечно большой и важной,
заслонила все. Серебряный луг и золотое небо отбросили ее
назад, ему в лицо. Сам воздух исполнился гневом, жалил его -- и
он забормотал:

-- Я просто не сумел бы тебе объяснить...

Королева смотрела на него пристальней, чем раньше.
Возможно, глядя на первого потомка, которого ей довелось
встретить, она предчувствовала, что ожидает ее, когда у нее
будут собственные дети.

-- Мы достаточно говорили, -- сказала она наконец. Рэнсом
думал, что тут она повернется и уйдет; но она не двигалась. Он
поклонился, отступил на шаг -- она ничего не говорила, словно
забыла про него. Он повернулся и пошел сквозь густые заросли,
пока не потерял ее из виду. Аудиенция кончилась.

ГЛАВА 6

Как только она скрылась из виду, ему захотелось
взлохматить волосы, засвистать, закурить, сунуть руки в карманы
-- словом, проделать все то, что помогает мужчине облегчить
душу после долгого, напряженного разговора. Но сигарет у него
не было, да и карманов, а хуже всего было то, что он так и не
остался наедине с собой. С первой минуты, как он заговорил с
Королевой, он ощущал чье-то присутствие, и оно его угнетало. Не
исчезло оно и теперь, скорее усилилось. Общество Королевы все
же защищало его, а с ее уходом он остался не в приятном
одиночестве, а наедине с чем-то. Сперва это было невыносимо,
позже он говорил нам: "Для меня не осталось места". Но вскоре
он обнаружил, что странная сила становится невыносимой лишь в
определенные минуты -- как раз когда ему хочется закурить и
сунуть руки в карманы, то есть утвердить свою независимость,