Брюс СТЕРЛИНГ

ГЛУБИННЫЕ ТЕЧЕНИЯ

Перевод Николая Кириллова и Алексея Шеремета

Глава 1

Средство от невезения

Каждый из нас по-своему борется с пустотой собственного бытия: иные
прибегают к искусству, другие ищут спасения в религии, третьи забивают
ее знаниями... Я же привык делать это с помощью наркотиков.

Оттого-то меня, имевшего за плечами лишь рюкзак с барахлом, и
угораздило очутиться среди китобоев на диком Сушняке.

Сушняцкий пылевой кит - единственный источник наркотика, именуемого
синкопин. Сей примечательный факт со временем получил довольно широкую
огласку. В свой черед узнав об этом, я, Джон Ньюхауз, стал одним из
десяти жителей дома 488, что по улице Благочестия в Острове-на-Взводе,
крупнейшем городе Сушняка. Жилище наше, двухэтажную жестяную халабуду,
мы называли не мудрствуя: "Новый Дом". Помимо несушняцкого происхождения
нас объединяло только одно: Пламя (так называли синкопин посвященные).

Все мы были людьми, или достаточно точными оных подобиями. Первым
среди нас назову седовласого Тимона Хаджи-Али. Тимон никогда не
распространялся о своем возрасте, но с первого взгляда было ясно, что он
уже пересек ту черту, за которой подсознательное стремление к смерти
берет верх над привычным инстинктом самосохранения. Прежде он охотно
толковал о своем давнем, бывшем несколько веков назад, знакомстве с
Эрикальдом Свобольдом, легендарным первооткрывателем синкопина. Ныне же
старик полностью отдался хандре и год за годом пропускал сеансы
омоложения. Ему достаточно было сжечь остаток своих дней и с трудом
накопленных богатств, позволив нежным языкам Пламени разгонять
подступившую мглу. Вместе с тем он оставался самым состоятельным среди
членов нашей группы, а потому служил авторитетом во всем, что касалось
ее внутренних дел.

Следующей в списке стоит прямая как палка Агатина Брант - крупная,
мускулистая дама, походившая на отставного офицера и до угрюмости
неразговорчивая. Неясно было, какой из бесчисленных армий человечества
принадлежала поношенная, но безупречно чистая униформа, с которой она
никогда не расставалась. Сама Агатина по этому поводу хранила молчание,
но я подозреваю, что она собственноручно сшила ее. Пристрастилась она
особенно сильно.

Три и четыре - супружеская чета: мистер и миссис Андайн. Ее девичья
фамилия - Стюарт; его (если можно так выразиться) - Фостер. Они тоже
были очень стары, это угадывалось по выспренности манер и случайным
архаизмам в речи. Приятная пара, если закрыть глаза на бочкообразные
грудные клетки и безвкусные бриллианты, вживленные в тела. По поводу и
без повода они не уставали повторять, что пережили множество разводов не
для того, чтобы испытать боль еще одного и потому твердо решили
совершить совместное самоубийство, желательно от передозировки. Пару раз
я чуть было не посоветовал им попробовать какую другую отраву, не
синкопин, но это, понятно, было бы явным вторжением в их личную жизнь.
Пятым из нашей братии упомяну поэта Саймона. Косметическая хирургия
сделала из него этакого рубаху-парня, только глаза отчего-то вышли
разноцветными. Пытаясь, как он выразился, "вернуться к корням", Саймон
раздобыл некий примитивный струнный инструмент и пытался научиться
играть на нем, дабы после аккомпанировать собственным произведениям.
Стены его комнаты на втором этаже пришлось обить звукоизоляцией.
Синкопин, говорил он, стимулирует мозг. С этим никто не стал бы спорить.

Саймона сопровождала Амелия - цыпочка с забранными в два пучка
каштановыми волосами. Отец у нее был крупным ученым и присылал столько
денег, что хватало и ей, и ее псевдо-музыкальному дружку. Прежде чем
попробовать синкопин, она прожила с нами не меньше месяца, но теперь
понемногу втягивалась. Номер семь - Дейлайт Маллиган, нейтрал -
очаровательный собеседник с речью, свидетельствовавшей о широчайшем
кругозоре. Мы могли бы стать друзьями, если бы оно не страдало жестокой
паранойей в отношении всех не обделенных органами размножения. Само-то
Дейлайт, конечно, было аккуратно клонировано, и, следует признать, имело
основания для своих подозрений: для обоих полов оно обладало
определенной сексуальной привлекательностью. Частенько оно предавалось
черной меланхолии, будто мучимое виной перед кем-то: старый Тимон
поведал мне однажды, что это из-за двойного самоубийства супружеской
пары, дейлайтовых друзей, которые то ли хотели, то ли пытались склонить
"его" к прелюбодеянию. Может так все и было, а может и нет.

Восьмой была очень высокая и бледная женщина с неизменными кругами
вокруг глаз - Квейд Альтман. Она родилась на планете с силой тяжести в
два раза меньшей, чем на Сушняке (или Земле, это все равно) и достигла
роста в восемь футов. Постоянно жалуясь на мигрень, она все время
пролеживала за трехмерной мозаикой. Девятой, предпоследней в этом
импровизированном списке, находится моя, в то время, подружка -
Миллисент Фаркар. Невысокая, курносая, рыженькая, скорее пухленькая, чем
стройная. Встретились мы за год до того на Мечте, как раз перед поездкой
на Сушняк: после одной особенно отвязной вечеринки я проснулся в ее
постели. Нас вроде уже представляли друг другу, но имена сразу забылись,
и наше повторное знакомство оказалось более чем приятным. Следующий год
прошел в состоянии, близком к идиллии.

И, наконец, я, Джон Ньюхауз. Мне хотелось бы, чтобы вы понимали:
сегодняшний я и герой этого повествования - не одно и то же лицо.
Человеческая сущность изменчива, жизнь не стоит на месте; если не
считать теперь уже смутных воспоминаний, у меня нет ничего общего с тем,
кто называл тогда себя моим именем.

Тот Джон Ньюхауз был сыном купца с планеты Баньян и получил лучшее из
возможных в такой глуши образование. По политическим соображениям и из
простого тщеславия я говорил всем, что родом с Земли. Как и на
большинстве сектантских планет, на Сушняке все терранское пользовалось
особым уважением. И весьма кстати. Рост мой - пять футов и десять
дюймов, волосы темные и начали редеть на затылке, но это я признавать
отказывался. Пробор слева. Глаза тоже темные, на левом - сероватое
пятно, вроде катаракты (я капнул туда однажды по чьему-то недоброму
совету синкопина). Из-за постоянного сидения в четырех стенах я был
бледноват, но опыт подсказывал, что это легко поправить. Нос слишком
крючковат, чтобы быть красивым. Должен признаться, я был изрядный франт
и особенно любил носить кольца, нередко по пять штук сразу; их у меня
имелось десятка два. Было мне тогда тридцать пять ... прошу прощения,
милостивый читатель, если я еще не поклялся говорить только правду -
сорок три стандартных года. Имени отца моего я не назову. Фамилию
"Ньюхауз" я позаимствовал у своего жилища, как некогда принято было на
Земле. До отправки в рейс я зарабатывал себе на жизнь, поставляя
синкопин старым друзьям на Мечте. Занятие не столько прибыльное, сколько
увлекательное. В свободное время я разрабатывал более дешевые и
действенные способы извлечения синкопина из исходного сырья - жира.
Хорошо было, можно сказать - рай земной. А потом все рухнуло. Ширившаяся
торговля синкопином не осталась незамеченной. Конфедерация - на ладан
дышащее содружество миров - издала соответствующий указ, Сушняк услышал
и, что попросту невероятно, подчинился.

Печальную новость принес наш поставщик, сушнец Андару, бывший
китобой. То, что он называл "рыбьим жиром", доставалось нам за
символическую плату: другого применения данный продукт не находил - жир
не горел, а сами сушнецы отказывались употреблять его в пищу, считая
ядовитым. Ну и дурачье, радовались мы. В семнадцатый день десятого
месяца того года в дверь постучали и я пошел открывать.

- Это Андару, - гаркнул я в кухню, где в это время обедали остальные.

- Вот и славно! Здорово!! Просто замечательно!!! - как обычно,
известие об очередном галлоне подняло настроение всей компании.

- И с ним кто-то еще, - добавил я тише, когда из-за спины сушнеца
выглянул молодой блондин с острым носом и протянул мне руку:

- Привет. Я Дюмонти Калотрик, для вас просто Монти, - жизнерадостно
представился он. - Только с орбиты, прослышал тут о широких
возможностях, ну вы понимаете...

- он подмигнул и прижал большой палец к указательному так быстро, что
Андару ничего не заметил. - Побродил по округе, встретил ваших друзей,
решил присоединиться к ним или даже вас разыскать, - лицо его вдруг
отразило полную растерянность, - а может и совета спросить...

- Проходите, присаживайтесь, - пригласил я. - Погодите, вы уже
обедали?

- Да, - отозвался сушнец.

- А я еще нет, - возразил Калотрик.

- Раз так, прошу сюда. Берите тарелку и знакомьтесь со всеми. А мы с
нашим старым другом пока займемся делами.

- Весьма признателен, мистер ... э-э-э...

- Ньюхауз, - помог я, подталкивая его к столу.

- А ты не будешь, Джон? - забеспокоился Андару.

- Я уже поел, - соврал я. - Cегодня готовила Агатина Брант, и один
вид ее кулинарной ереси вызывал у меня несварение. Лично я всегда
гордился собственным мастерством в том, что на Земле называют le good
cuisine1.

- Сколько принесли? - спросил я.

- Галлон, как обычно. Но, боюсь, больше не будет.

- Как же так? - расстроился я. - Это крайне неприятная новость,