знал дороги. Тут что угодно могло случиться. Что угодно. Вокруг никаких
признаков человеческого жилья, и начинался дождь".
настойчивый, барабанящий, деловитый дождь, который изливает столько-то
литров в час на данную площадь. Ветер стих совсем. Это был отвесный
ливень, дождь как таковой. Автобус с шипением и плеском давил ровную
дорогу, и Хуан, чуть поворачивая руль, чувствовал, как заносит машину.
времен.
- еще ничего, но довольно скоро вам придется ехать в гору.- Он показал
на восток, на горы, к которым полз автобус.- Река ударяется прямо в
обрыв,- крикнул он пассажирам.- Дорога идет над обрывом. Не думаю, что
мы въедем.
того в его жизни было мало спокойных минут, но нынче выдался день
особенно бурный. Тело у него горело от возбуждения. В Прыще бушевали
похотливые юношеские соки. И сон его и явь были заполнены одним
предметом. Но столь разнообразно было действие этого единого
раздражителя, что сейчас он готов был лезть ко всем, как щенок, а через
минуту барахтался в густой и чувствительной романтике, а еще через
минуту покаянно бичевал себя. Тогда он чувствовал, что он одинок и что
он, одинокий,- величайший грешник на свете. С раболепным обожанием
смотрел он на владеющего собой Хуана и других знакомых мужчин.
телом, и тяга эта порождала то сладострастные картины обладания, то
грезы о женитьбе и совместной жизни. То он сближался с ней настолько,
что готов был подойти и попросить напрямик, то от одного ее мельком
брошенного взгляда его пробирала дрожь смущения.
ней, и снова потерпел неудачу. Он видел только ее затылок, зато Норму -
в профиль. Так что лишь сейчас, с опозданием. Прыщ заметил перемену в
Норме - и, заметив, глубоко вздохнул. Она стала другая. Он понимал, что
это всего-навсего косметика - он видел со своего места и подрисованную
бровь, и губную помаду,- но не от этого быстро и горячо побежала по
жилам кровь. Норма стала другой. У нее появилась осознанная
женственность, которой не было раньше, и неукротимые соки опять
зашептали ему. Если - о чем он знал в глубине души - Камиллы ему не
видать, то можно добиться Нормы. Ее он не так боялся, как богиню
Камиллу. Бессознательно он начал строить план, как подстеречь Норму и
одолеть ее. Новый нарывчик образовался у него на левой щеке. Не
удержавшись, он ковырнул его, и зацветшая плоть возмущенно побагровела.
Прыщ украдкой взглянул на предприимчивый палец, спрятал его в карман и
там обтер. Он раскровянил щеку. Он вынул носовой платок и приложил к
лицу.
самолету. И еще его грызла мысль, мешавшая расслабиться и отдохнуть. Он
попробовал отделаться от нее смехом. Он применил все привычные методы
истребления неприятных мыслей, но они не помогли.
даже высказал опасение, что Элиот Причард украдет его идею накладных
лацканов для темного костюма, если не принять мер. Сперва это возмутило
мистера Причарда,- с его-то репутацией и положением? А потом он подумал:
"Да, у меня есть репутация и положи ние в моем кругу, но здесь у меня
нет ничего. Я одинок. Этот человек думает, что я вор. Я не могу отослать
его к Чарли Джонсону, чтобы ему объяснили, насколько он заблуждается".
Это очень сильно волновало мистера Причарда. Эрнест пошел еще дальше. Он
высказал мысль, что мистер Причард - из тех людей, которые ходят на
квартиры к блондинкам. Он никогда в жизни этого не делал. Необходимо
доказать Эрнесту Хортону, что он судит превратно. Но как это сделать?
позади него, один. Мотор автобуса, ехавшего на второй скорости, работал
громко, и старый кузов Дребезжал. Существовал только один способ -
предложить что-то Эрнесту Хортону, что-то честное и открытое, тогда он
поймет, что мистер Причард не вор.
относятся к свежим идеям.
приятелю захотелось попасть на вечеринку. Такой же был начальник у
Эрнеста. Обожал ночные совещания, и всегда они кончались в публичном
доме, и всегда он удивлялся, как сюда попал.
Просто как-то пришло в голову. Можете ею воспользоваться, если хотите и
если вам от нее будет польза.
отложные манжеты: запонки, а когда вы вставили запонки - чтобы снять
рубашку, их надо вынуть. И если вы хотите поддернуть рукава, когда моете
руки, тоже надо вынуть запонки. Их легко вставить, пока не надел
рубашку, но тогда не просунешь руки. А когда ты в рубашке, запонки
вставить трудно. Понимаете мою мысль?
теряются.
двинулся дальше. Автобус тряхнуло, когда он проехал яму, тряхнуло еще
раз, когда проехали задние колеса, и он медленно пополз дальше. Дождь
громко барабанил по крыше. Дворник повизгивал на ветровом стекле.
что показалась золотая запонка.
перекладины здесь пружина. Когда стаскиваешь манжету через руку, пружина
растягивается; можно поддернуть манжеты, чтобы вымыть руки, а потом все
встанет на место.- Он внимательно следил за лицом Эрнеста.
на раз.
в дорогих, скажем, чисто золотых или платиновых - в качественных - тут
вместо перекладины - трубка, и, когда манжета на запястье, пружина цели-
ком прячется в трубку.
угодно.
быть, я смогу их уговорить. Самый ходкий товар на свете - из мужских,
конечно,- это бритвы и бритвенные принадлежности, ручки, карандаши и
ювелирные изделия. Человек, который за год пяти строк не напишет,
запросто покупает шикарную авторучку за пятнадцать долларов. А
ювелирные? Это может выгореть. Какие ваши условия, если им подойдет эта
идея?
ее. Хочу помочь молодому, подающему надежды человеку.- Настроение у него
опять исправилось. Но что, если выгорит это дело, которое он придумал?
Что если оно принесет миллион? Что если... Но он сказал, и он своему
слову хозяин. Его слово - закон. А уж захочет ли Эрнест выразить свою
благодарность - это ему решать.- Мне совершенно ничего не надо,повторил
он.
блокнот, что-то написал и вырвал листок.- Конечно, для начала надо будет
оформить права,- сказал он.- Если у вас найдется в Голливуде свободное
время, может быть, позвоните мне и поговорим по-деловому? У нас с вами
может получиться дело.- При этих словах его левое веко чуть опустилось,
а потом он скосил глаза на миссис Причард. Он передал листок мистеру
Причарду и сказал:
двенадцать Б.
записку, спрятал записку поглубже, на самое дно. Вообще-то она была ни к
чему. Он мог выбросить ее при первом удобном случае, потому что память
имел отличную. Годы пройдут, прежде чем он забудет этот номер телефона.
Машинка в голове щелкнула, испытанная его машинка. Три да два - пять, и
еще раз. И Хемпстед. Хемп - конопля. Конопля - леи, лен - белый. У него
были сотни таких приемов запоминания. Волосы как лен, блондинка. Руки
чесались выкинуть бумажку. Бернис иногда лазила к нему в бумажник за
мелочью. Он сам ей разрешал. А сейчас он нутром чувствовал опасность...
Однако унизительное чувство, когда тебя обозвали вором.
себе: "Я не позволю ей начаться. Не позволю ей портить отпуск моим
милым".