заявлением, что в поясе астероидов между Марсом и Юпитером находится тело
размером с баскетбольный мяч, которое сделано из шоколадного торта. Это,
сказал он, является заявлением, которое должно считаться истинным, потому
что оно не может быть опровергнуто с научной точки зрения. Черт бы его
побрал! - взревел он, а затем продолжал, так же мягко, как и раньше. - Еще
один объяснял всякое существование уродливых существ пустой болтовней о
мушках-дрозофилах, рентгеновских лучах и мутациях. Это именно то слепое,
упрямое, проклятое отношение, которое приводило такую массу доказательств
того, что самолеты не будут летать (потому что, если бы кораблям нужна
была энергия, чтобы держать их на плаву, а не только чтобы двигать их, мы
не имели бы кораблей) или что поезда непрактичны (потому что давление
вагонов на рельсы превышало бы трение локомотивных колес и поезд никогда
не двинется). Тома логических, объективных доказательств показывали, что
земля плоская. Мутации? Конечно существуют природные мутации. Но почему
один ответ должен быть единственным ответом? Мутации под воздействием
жесткого излучения легко демонстрируемы. Чисто биохимические мутации -
очень вероятны. А сны кристаллов...
серебряную зажигалку, щелкнул ею и провел желтым пламенем по кристаллу.
двуногой кошке, Зина?
донесся крик из вольера для животных. - Я должен был пояснить свою мысль.
- Он погасил зажигалку и Зина заметно расслабилась. Монетр уронил
зажигалку и кристалл на стол и спокойно продолжал: - Доказательства. Я мог
бы привести этого дурака с его звездным шоколадным тортом сюда в этот
трейлер и показать ему то, что я только что показал тебе, и он скажет мне,
что у кошки болит живот. Я мог показать ему электронную фотомикрографию
гигантской молекулы внутри красных кровяных клеток этой кошки, которые
действительно преобразуют атомы - а он обвинит меня в подделке пленок.
Человечество было проклято в течение всей своей истории своим упрямством в
том, что то, что оно уже знает должно быть правильно, а все что отличается
от этого, должно быть неправильно. Я присоединяю свое проклятие к
проклятию истории, от всего моего сердца. Зина...
она так и не привыкла к ним.
копируют их, если хотят - или если я порю их до полусмерти. Но некоторые
вещи делаются легко.
головой. Он взял оттуда подставку, на которой был ряд химических
предметных стекол. Поставив их под лампой он нежно прикоснулся к
покровному стеклу.
сейчас. Палочки здесь, а спириллы здесь. Кокки растут медленно, но тем не
менее растут. Я могу вырастить сап, Зина, если захочу, или чуму. Я устрою
почти бесплатные эпидемии по всей этой стране - или сотру целые города.
Все, что мне нужно, чтобы быть в это уверенным, это этот посредник - эта
осуществленная мечта кристаллов, который может научить меня, как они
думают. Я найду этого посредника, Зи, или создам его. И когда я это
сделаю, я поступлю так, как захочу с человечеством, в мое собственное
время и моим собственным способом.
приду, - ответила она прямо. - Почему вы разговариваете со мной?
Зина, мысли бесформенны, закодированы... импульсы без образа или
субстанции или направления - пока ты не передашь их кому-нибудь другому.
Тогда они осаждаются и становятся идеями, которые можно разложить на столе
и изучить. Мы не знаем о чем мы думаем пока не расскажем об этом
кому-нибудь другому. Вот почему я разговариваю с тобой. Вот для чего ты.
Ты не выпила свое вино.
поверх края стакана, который был слишком большой для того, чтобы быть ее
стаканом.
теперь очень редко читала вслух. Она слушала музыку или играла на своей
гитаре или возилась с костюмами и сценариями, молча, пока Горти
растянувшись на своей койке положив подбородок на одну руку, другой
перелистывал страницы. Его глаза двигались от силы четыре раза, чтобы
пробежать страницу, и они переворачивались с ритмичным шорохом. Книги
выбирала Зина, но сейчас почти все они были выше ее понимания. Горти
проглатывал книги, вдыхал знания, хранил их, сортировал их. Она иногда
смотрела на него с глубоким удивлением, поражаясь, что он был Горти... он
был Малышка, девочка-ребенок, которая через несколько минут будет петь на
эстраде "Йодль в джазе" вместе с ней. Он был Малышкой, которая хихикала
над грубыми шутками Каюна Джека на кухне и помогала Лорелее надеть ее
короткие костюмы наездницы. Однако все еще хихикая, все еще болтая о
бюстгальтерах и блестках на платье, Малышка была Горти, который брал
романтическую повесть в соответствующей суперобложке и погружался в
эзотерические вопросы, которые под ней скрывались - тексты спрятанные под
фальшивыми обложками - книги по микробиологии, генетике, раку, диететике,
морфологии, эндокринологии. Он никогда не обсуждал то, что читал, и
очевидно никогда не оценивал его. Он просто хранил это - каждую страницу,
каждую диаграмму, каждое слово каждой книги, которую она ему приносила. Он
помогал ей надевать на них фальшивые оболочки, и он помогал ей тайком
избавляться от книг, когда он прочитывал их - ему никогда не надо было
заглядывать в них потом за справкой - и он никогда ни разу не спросил ее,
зачем он это делает.
отказываются быть ясными. Задачей Зины была самоотверженность, однако ее
цели были испещрены пятнышками подозрений и незнания, и ноша была
тяжкой...
августовском воздухе была октябрьская прохлада. Дождь разбрызгивался и
шипел как пенящаяся мешанина, которую она так часто чувствовала в сознании
Людоеда. Вокруг нее был карнавал. Он был и вокруг ее воспоминаний, в
течении большего количества лет, чем ей хотелось бы считать. Карнавал был
целым миром, хорошим миром, он взыскал горькую плату за то, что
предоставил ей там место. Сам факт, что там было ее место, означал поток
изумленных глаз и указывающих пальцев: ТЫ НЕ ТАКАЯ, КАК ВСЕ. ТЫ НЕ ТАКАЯ,
КАК ВСЕ.
пьесы... в них была женщина - ее тоже называли изящной - которая могла
пересечь комнату за пять шагов, а не за пятнадцать, которая могла взяться
за дверную ручку одной маленькой рукой. Она поднималась в поезда, а не
карабкалась в них, как животное, и пользовалась вилками в ресторане, не
перекашивая при этом рот.
проблемы выбора были трудно уловимыми, легкими - различия между мужчинами,
которые были столь незначительны, что они едва ли могли иметь значение.
Они не должны были смотреть на мужчину и думать прежде, прежде всего. Что
значит для него то, что я урод?
опасности. Она сделала все, что могла, но никто не мог знать было ли это
правильно.
с ней. У нее перехватило дыхание и какое-то мгновение она не могла
выдохнуть воздух из горла. Затем она взяла его за плечи, отвернула от
себя. Она прижалась грудью к его теплой спине, скрестила руки у него на
груди. Она прижала его близко, близко, пока не услышала, как дыхание со
свистом вырывается из его ноздрей. Они лежали неподвижно, свернувшись,
прижавшись друг к другу, как две ложки.
о своем желании. Четыре раза она уже сложила губы, чтобы заговорить, но не
смогла, и вместо этого слезы намочили его плечо. Он лежал тихий, теплый и
с ней - просто ребенок, но так сильно с ней.
неистовство ее чувства оставило ее и только что не жесткое давление ее рук
ослабело.
которое она чувствовала. Потому что своими набухшими грудями, своим
жаждущим лоном она сказала: