моложе своего возраста. Он не был похож на сына Солнца.
пальцы и вздохнул.
половину его поклона, но сделал это легко и с улыбкой. - Ценю ваши
услуги, господа. Это был приказ удалиться. Все повиновались, кроме
Вадина, который, не сказав ни слова, остался на своем посту у двери и
был вознагражден: Мирейн оставил его в покое.
ребенка. Он медленно расхаживал по комнате, сжимая и разжимая правую
руку и сводя брови, пока не стал необыкновенно похож на своего
деда-короля. Нос его слегка морщился, и Вадин мог лишь догадываться
почему. Хотя комнаты, в которые его привели люди короля, были богато
убраны, чисты и хорошо выметены, они дышали запустением. По этому
великолепному асанианскому ковру уже давно ступали только слуги; никто
не облокачивался на подоконник, как сейчас это делал Мирейн, никто не
выглядывал вниз, в защищенный стенами сад, никто не поднимал глаз вверх,
на видневшиеся за сияющими стенами горы Янона.
Ослепительно золотые блики заиграли на его лице, на стенах и потолке,
ударили в глаза Вадину. Пальцы Мирейна сомкнулись, и блики исчезли; он
перевел глаза на Солнце, которое его зачало.
меня сюда. Скорее даже, пригнал. И что теперь? Король горюет, но он
начинает и радоваться, видя во мне возрождение своей дочери. Должен ли я
следовать своей судьбе, пророчествам и его собственному приказу остаться
здесь и стать причиной его смерти? Или лучше бежать, пока это еще
возможно? Видишь ли, мой господин, мне кажется, я мог бы полюбить его...
не утешил. Он издал глубокий вздох, который резко оборвался бессловесным
звуком - то ли рыданием, то ли всплеском горького смеха.
чужим, несмотря на свое чужеземное лицо, тень орла среди всего этого
красного, коричневого и золотого. Приемыш князя, дитя жрицы, священный,
почитаемый и защищаемый. Защищаемый!
то только по собственной глупости и ни от чего более.
но не ослеплены им. Заметив Вадина, Мирейн вздрогнул, словно забыл о его
присутствии. Вероятно, подумалось Вадину, он вообще замечал оруженосца
не больше, чем пол у себя под ногами. Конечно, если тот вдруг не
вздыбится и не толкнет его. Взгляд Мирейна был ленивым и в то же время
ничего не упускающим. Он оценивал оруженосца, словно бычка на рынке, с
интересом разглядывая узкое лицо с крючковатым носом и едва
пробивающейся молодой бородкой, длинное неуклюжее тело в королевской
ливрее и стоящее возле ноги копье, зажатое в руке с такой силой, что
побелели выступающие косточки пальцев. Глаза Мирейна сверкнули. От
презрения, подумал Вадин. Его-то тело вряд ли можно было назвать
неуклюжим, и держался он так, словно знал это. У него была манера
наклонять голову набок высокомерно и вместе с тем дружелюбно. Брови у
него тогда приподнимались так обезоруживающе, что придворным следовало
бы изучить эту мимику.
называть тебя?
верно? Твой отец тоже, должно быть, аль-Вадин; мама говорила, что лорд
Гейтана всегда Вадин, точно так же, как король Янона всегда Рабан, как
мой дед, или Мирейн. Как этот выскочка. Вадин внутренне собрался. - Это
так, мой господин.
не слишком хорошо: чересчур долго я был на юге. Не станешь ли ты моим
учителем, Вадин? Я и так уже позорю себя своим лицом и шлейнской
князьковой шепелявостью. - Ты не останешься!
даже если чужеземец этого не сделает.
ее в руках и легонько вздохнул.
странствие длится всего лишь год. Однако, - сказал он, и глаза его
сверкнули, захватив Вадина врасплох, - есть еще наложенный на меня
матерью обет: рассказать ее отцу о ее славе и смерти; утешить его,
насколько смогу. Это я сделал. Но затем она велела мне занять ее место,
то место, которое судьба и обеты вынудили ее покинуть, для которого она
родила и вырастила меня.
очень стройная женщина, одетая в серое платье с серебром у горла - наряд
священной певицы. Лицо ее было столь же прекрасно, невозмутимо и
непроницаемо, сколь и голос.
была вещуньей? - Некоторые скажут, что она была безумной. - Такой же
безумной, как ее отец, вне всякого сомнения. Столь же безумной, как я.
для женщины Янона; голова юноши доставала как раз до ее подбородка.
имел такого.
тебя есть лицо.
таким.
Никакой высеченный или написанный портрет не способен уловить это.
приевшееся и взглянул на женщину с редкой по великолепию улыбкой. - Ты,
должно быть, Имин.
Мирейна таилась могущественная магия. Глаза ее потеплели, лицо чуточку
смягчилось. - Санелин говорила тебе обо мне? - И очень часто. Разве
могла она забыть свою молочную сестру? Она надеялась, что ты добудешь
себе крученое ожерелье, и говорила, что ты станешь прекраснейшей
женщиной и нежнейшей певицей в Яноне. Она была истинной пророчицей. Имин
почти улыбнулась.
с таким же успехом быть из серебра, как и из золота. Неужели это наша
острая на язык Санелин научила тебя такой учтивости? - Она научила меня
говорить правду. - В таком случае твое сладкоречие, должно быть,
получено в наследство от Хан-Гилена, который мы, певцы, называем Медовой
Землей.
ценится, хотя честь ценят больше. Худший из грехов - ложь, и у детей
воспитывают отвращение к ней.
физическую, и чуть меньше - силу воли. На севере нет места человеку
мягкому или слабому.
взглянул на нее. - Почему ты ушел оттуда? - спросила она. - Пришло время
идти, хотя мой господин князь хотел задержать меня до тех пор, пока я не
подрасту и пока армия не сможет сопровождать меня. Но богу все равно,
стал я мужчиной или еще нет. Я ушел тайком; шел тайком, пока не пересек
границ Хан-Гилена. Это был очень длинный путь для пешего: близилась
зима, а долгая жестокая война только-только закончилась. - В его голосе
зазвучало что-то похожее на гордость. - Я участвовал в этой войне и
хорошо проявил себя, как сказал мой господин. Я был его оруженосцем
вместе с его сыном, наследным принцем Халенаном. Он посвятил нас обоих в
рыцари и вооружил одинаково. Мне жаль было покидать их. И принцессу,
сестру Халенана... она помогла мне ускользнуть. - Она очень красива?
прозвучал как журчание ручья. Мирейн нахмурился; губы его невольно
изогнулись.
Когда я видел ее в последний раз, она была одета как мальчишка, в старые
потрепанные штаны и мою рубашку, слишком для нее большую, а волосы у нее
никогда не будут держаться в косах. Однако они великолепны, как у ее
отца и брата, и нс похожи ни на чьи во всем мире: рыжие, как огонь.
Элиан старалась походить на бесстрашного заговорщика, но глаза ее были
затуманены слезами, а нос покраснел, и она почти ничего не могла
сказать. - Он вздохнул. - Эта девочка была живым кошмаром. Когда мы
отправились на войну, то нашли ее в обозе. "Если Мирейн может ехать, -
заявила она, - то почему мне нельзя?" Ей было тогда шесть лет. Отец
задал ей царскую - на словах, конечно, - трепку и отправил домой в
немилости. Однако он отдал своим управляющим приказ учить ее обращаться
с оружием. В некотором смысле она победила и знала это.