Чтение 22–й страницы книги ~Владычица Хан-Гилена~

Элиан проклинала и его, и свою упрямую кобылу, и своего безрассудного
короля, однако это не принесло никаких плодов. Битва вокруг них утихла.
Враги стояли бок о бок, опустив оружие и глядя на своих повелителей.
Даже люди на крепостных стенах - теперь Элиан знала, что там женщины,
дети, старики и горстка воинов, - прекратили оборону.

Сражались только Мирейн с Индрионом, золото с золотом, алый с
пурпуром. Мирейн был потомком десяти тысяч поколений воинов, но он
участвовал в битве с самого ее начала. Сын бога или нет, он был из плоти
и крови и очень устал. Индрион же только что вступил в бой, слыл не
менее искусным бойцом и обладал большей силой.

Силы Мирейна иссякали. Его удары стали слабее, и он уже не так ловко
парировал выпады противника. Два меча скрестились, ударились друг о
друга - рука короля заметно дрожала.

Над полем воцарилась смертельная тишина. Слышно было лишь хриплое,
затрудненное дыхание короля. Индрион с силой взмахнул мечом и отбросил
Мирейна назад. Тот споткнулся и чуть не упал, но неуклюже выпрямился. Он
был почти беззащитен. Даже его гордая голова поникла.

Он был побежден. Он был побежден и ждал гибели. Индрион коротко и
хрипло засмеялся, чтобы добить соперника.

Сверкающей молнией взлетел стальной клинок. Взлетел, описал дугу и
опустился на золотой шлем князя. Индрион пошатнулся, словно не веря в
происходящее, и опрокинулся навзничь.

Мирейн остановился над поверженным телом. Он тяжело дышал, но в
большей степени это было притворством. Меч твердо лежал в его руке.
Город и обе армии ждали завершающего удара.

Он снял с головы шлем и кинул его в руки ближайшего юноши-эбросца в
форме князя, его возницы. Парень разинул рот, а Мирейн сказал:

- Я объявляю этого человека своим пленником, и все, что принадлежало
ему, теперь принадлежит мне. Кто будет оспаривать мои слова? Никто не
шелохнулся. Меч Мирейна скользнул в ножны. - Так. - Он обежал глазами
поле. - Я объявляю его своим пленником, и я освобождаю его. Ты, ты и ты,
принесите носилки для князя. Кто теперь будет отдавать за него
распоряжения?

- Я сам буду командовать. - Князь Индрион с трудом сел. Его лицо
посерело, глаза остекленели, но голос звучал достаточно ясно: - Я
повинуюсь, мой господин, король. Но только при одном условии: никто из
моих людей не должен пострадать, и ничто в моем городе не должно быть
разрушено. -Я и не думал делать этого, - ответил Мирейн. Его рука пожала
руку князя, и воздух между ними засветился от улыбок. Мирейн лично
проследил за тем, как князя Индриона усаживают в носилки и уносят с
поля.

Глава 10

Эброс был завоеван. Армия Мирейна овладела городом, армия князя
Индриона расположилась лагерем за стенами. В вечерних сумерках по полю
брани медленно двигались люди с факелами, подбирая умерших, чтобы сжечь
их тела, и перенося раненых в палатки лекарей, которые располагались на
краю лагеря. Стервятники следовали за ними по пятам со своим мрачным
карканьем.

Элиан слышала его даже из крепости. После того как Мирейн освободился
от доспехов и смыл с себя следы битвы, ей было велено отправляться в
постель. Она не слишком сопротивлялась. Едва Мирейн ушел, чтобы
преломить хлеб с капитанами обеих сторон, как она почувствовала, что
кости ее ноют от усталости. Элиан долго и с наслаждением купалась, затем
надела чистую рубашку, которая не раздражала ее кожу, покрытую синяками
и мелкими ранами. Как ей велел Мирейн, она вытянулась в ногах большой
кровати, приготовленной для властелина крепости. Но сон не шел к ней.

Постель была мягкой, однако Элиан никак не удавалось найти удобное
положение, как после долгой охоты. Тело ее оцепенело от изнеможения, и
она лежала с открытыми глазами, слушая пронзительные крики птиц,
называемых наследниками битвы, детьми богини, пожирателями мертвой
плоти. Чем кровопролитнее была битва, тем жирнее они становились.

Элиан зарылась лицом в пуховую постель. В темноте перед ее глазами
разворачивалась картина битвы, более живая в ее воспоминаниях, когда она
участвовала в ней. Она видела, как ее блестящий меч качнулся в руке,
опустился и снова поднялся, обагренный кровью.

Теперь она стала воином, и ее клинок был в крови. Она научилась
убивать.

Ни в одной из песен не поется о том, что яростную радость атаки
сменяют кровь на истоптанной земле, растерзанные тела и внутренности,
трупное зловоние. В этом не было никакого величия. Только тупая боль, от
которой ноют тело и голова.

Эти мужчины из окружения Мирейна называли ее доблестной. После битвы
они вручили ей оружие эб-росского лорда, которого она убила. Оруженосец
не может объявить такой трофей своей добычей без согласия своего
господина. И конечно, чрезвычайно редко удается завоевать его в первой
битве.

Если бы они увидели ее теперь, то стали бы презирать.

Или, хуже того, они поняли бы, что перед ними женщина, и начали бы
издеваться над девчонкой, играющей в мужчину, над взбалмошной
принцессой, которая подражала манерам и голосу мальчика. И она вполне
заслуженно станет объектом, грубых насмешек солдат.

Элиан перевернулась на бок. Ее мутило, и от этого тело словно
завязывалось в узел. - Нет, - сказала она громко. - Нет! Резко
поднялась. Натянула штаны и сапоги, схватила первое попавшееся под руку
теплое одеяние. Это был плащ Мирейна, но она не потрудилась поменять его
на свой собственный. Плащ Мирейна хранил его слабый успокаивающий залах.

В городе было удивительно спокойно. Армия Мирейна, в которой
мародерство и грабеж были запрещены, обнаружила в числе прочего склады
крепких напитков, которые теперь надежно и усиленно охранялись. После
плотной еды и умеренных возлияний в крепости Воцарился порядок, как в
военном лагере, где соблюдалась такая дисциплина, которой позавидовали
бы многие полководцы с юга.

Стражники у ворот знали Элиан и беспрепятственно пропустили ее. Она
задержалась возле них. Небо было черным, беззвездным, легкий холодный
ветер носился над полем. Там мерцали факелы, двигаясь туда-сюда, словно
блуждающие огоньки, то вспыхивая, то угасая, а иногда застывая на месте,
если была надежда, что человек еще дышит. Элиан различила горбатые тени
- это живые выносили погибших воинов Эброса, Ашана, Янона.

У изгиба стены располагался лагерь Эброса, беспорядочное скопление
огней, безмолвная масса палаток. Ни голос, ни песня не долетали оттуда;
впрочем, не было слышно и отзвуков пирушки людей Мирейна или скорбных
воплей. Побежденные, помилованные, они не осмеливались испытывать
терпение своего нового короля.

И только в палатке лекарей, располагавшейся между крайним шатром и
полем битвы, не было покоя и тишины. Там раздавались шумные крики, там
стоял такой гам, который был достоин ада: стоны и проклятия, вопли и
ругательства, пронзительные вскрики боли.

Чем ближе, тем сильнее ошеломлял этот шум в сочетании с нестерпимым
зловонием и тусклым демоническим красным светом ламп. Но самое страшное
крылось не в ощущениях человеческого тела - страшнее было то, что
испытывал разум, содрогавшийся на волне смертельной агонии.

Элиан невольно пошатнулась. Края палатки у входа разошлись, и в
неясном свете ламп она увидела ряды человеческих тел, над которыми
склонились силуэты лекарей, одетых в черное. Раненые, изувеченные и
погибшие лежали вперемешку, друг рядом с врагом, объединенные кровавым
товариществом боли.

Кто-то толкнул ее, пробормотал ругательство и резким жестом указал в
угол.

- К раненым туда. Мы займемся тобой, когда дойдет очередь.

Прежде чем она успела ответить, человек исчез, озабоченный своей
непосильной работой.

Элиан протиснулась в палатку. То, что привело ее сюда, не могло
позволить ей уйти, хотя многочисленные запахи заставляли ее желудок
бунтовать. Стараясь побороть тошноту, она споткнулась и упала на колени.

На нее уставился какой-то человек. Северянин, темный и гордый, как
орел, он тем не менее был измучен страданиями. В его боку зияла огромная
рана, кое-как перевязанная полосками ткани, оторванными от плаща. Он
умирал, он знал об этом, и его ужас разбивал защиту Элиан.

Она бросилась к нему с протянутыми руками и одной рукой дотронулась
до раны, изгоняя страдание. Ее сила возродилась в ней, словно волна, и
прорвалась.

Какая-то часть ее стояла рядом и смотрела на происходящее с угрюмым
удовольствием. Благословенная, о благословенная владычица Хан-Гилена!
Она наносила раны, но умела и лечить их; она убивала, но она же могла
дать умирающему новую жизнь.

Нет, не она. Сила, которая обитала в ней, была врожденной, как и
огонь ее волос. Ибо в Хан-Гилене было три магии: предвидеть будущее,
читать и лепить человеческие души и лечить телесные и душевные раны.
Волей бога Элиан стала прорицательницей, магом и врачевателем
одновременно. Под ее рукой рана от стрелы затянулась, превратившись в
сероватый шрам.

Элиан подняла голову - и встретилась взглядом с черными глазами.
Мирейн склонил голову как равный перед равным. У него тоже был этот дар
- наследство отца. Он опустился на колени рядом с человеком в разбитых
доспехах Эброса. Элиан прошла мимо него к следующему страждущему, у него
за плечами стояла смерть.

Раскат грома пробудил Элиан от глубокого сна без сновидений.
Некоторое время ока лежала, не в силах прийти в себя. Ею овладели