место, расталкивая локтями ошарашенных стражников, взвизгивающих рабов и
абсолютно невозмутимого мага.
щелкнули, хитроумная скорлупа раскрылась и с грохотом упала на песок.
Под ней воссияли белые одежды, надетые одна поверх другой - простота
асанианской изысканности. Одеяний было семь. А над ними сверкало золото.
Восьмое платье, императорское, полагалось носить лишь Высоким принцам.
припала к земле перед Хирелом. Ее рычание было тихим, отчетливым и
гибельным. Рыцари императора застыли на месте.
остановились за его спиной, и не было охраны надежнее.
прямой и гибкой, как раньше, несмотря на то, что плечи стали намного
шире. Гордый и все же невыразимо одинокий, он стоял под изумленными
взглядами множества глаз, повернувшись лицом к отцу. Его руки легли на
украшенный перьями нелепый шлем. Он отбросил его в сторону резким,
лишенным придворной учтивости движением, и встряхнул своими коротко
обрезанными волосами. Приподнял подбородок и устремил глаза на
императора.
многое, лишь бы видеть лица Вуада и Сайела, но еще больше, неизмеримо
больше, чтобы видеть лицо самого императора. Но маска не выдавала
чувств, которые мог испытывать человек, скрывавшийся под ней. Он породил
почти полсотни сыновей. Узнает ли он этого, столь переменившегося,
превратившегося из ребенка в мужчину? И даже если узнает, то назовет ли
его своим наследником?
поступком - или проявлением крайнего безрассудства. Он двинулся вперед,
сопровождаемый Юланом. Он, не колеблясь, шел прямо на стальные
наконечники копий. Когда сталь едва не вонзилась в его грудь, он поднял
руку.
отступили назад.
чем дело. Тишина, царившая в зале, нарушилась удивленными шепотками.
Приглушенный шум голосов усилился.
дерзнул. Он стоял и ждал, подняв глаза на отца. Теперь люди,
находившиеся за спинами принцев, видели его и зверя рядом с ним, а также
двух высоких воинов. Шoм голосов в зале уподобился вою лесного ветра,
грозившему превратиться в рев урагана.
сыну. Его герольд совсем растерялся.
в маске в скором времени не образумится, если, конечно, у него
оставалась хотя бы капля разума, в зале поднимется волнение.
отбросил прочь. Почему за его спиной послышались вздохи изумления? Он
обладал собственным безумным величием: он потребовал, чтобы ему принесли
полное императорское облачение северян и получил его. То, как он был
одет, казалось этим людям наготой. Белые сандалии со шнуровкой до самых
колен. Белый килт. Тяжелые украшения из золота и рубинов везде, где
только можно было их подвесить. И огромное пространство обнаженного
тела. Зха'дан заплел его волосы в искусные косички, подобающие вождю:
зхил'ари не знал королевских обычаев Янона, а времени на обучение у
Саревана не было. Впрочем, никто здесь не почувствовал разницу, да это и
не имело значения. Цвет многочисленных замысловатых плетешков вполне
доказывал истинность его происхождения.
императорской маски и отвесил короткий поклон, как король королю.
сумятицу в зале. - Я возвращаю вам вашего сына.
смешанное с любопытством. Хирел побелел от ярости. Сареван отчаянно
надеялся, что Аранос испытывает то же самое чувство. Он улыбнулся.
наследник. Назовете ли вы его сами, или это сделаю я?
Высокий двор оцепенел.
с трона и сделал шаг вперед, облаченный в весь этот шелк, бархат и
парчу, в своей маске, короне и парике из тяжелого золота. Он двигался с
огромным достоинством и тяжеловесной медлительностью, но все же
двигался. Он стал спускаться вниз по ступеням. Когда до Хирела
оставалась лишь одна ступень, он остановился и поднял руку. Его рыцари
приготовились к прыжку. Его сын стоял без движения в ожидании удара.
него захватило дух, как от боли, но он не дрогнул. Его глаза встретились
сглазами под маской.
глубокий, намного превосходящий по красоте голос императорского
герольда.
Увериас.
***
Сареван. Они нарушили ход ритуала, они потрясли Высокий двор до самых
оснований.
буйство. Хирел попытался оказать сопротивление.
должен принять у них присягу. Я должен...
чего никто другой не решался сделать. Хирел был слишком разъярен, чтобы
сопротивляться. Наступила внезапная и благодатная тишина. Сареван
расположился в комнате, куда препроводили его олениай. Должно быть, она
предназначалась для отдыха императора в перерыве между аудиенциями либо
для тайных соглядатаев, которые наблюдали за троном и залом через
невидимые глазу окошечки. Теперь эти окошки были закрыты. Один из
олениай завесил их гобеленом. Саревану почудилось что-то знакомое в этом
человеке, в этих глазах, поблескивающих из-под черной маски.
осталось бесполезно лежать на полу зала. - Халид!
красноречиво вынул из ножен меч. Его товарищи - целая дюжина -
расположились вдоль стен.
терял бдительность, но казался спокойным. Точно так же выглядел и
Зха'дан, сбросивший свои доспехи и превратившийся в истинного зхил'ари,
раскрашенного с княжеской роскошью.
вошел человек. По меркам асаниан, его одеяние отличалось крайней
простотой. Оно состояло всего из двух частей: верхней и нижней рубашек,
первая из которых была сшита из янтарного шелка, а вторая - из простой
льняной материи, без каких-либо украшений, кроме золотого браслета,
дозволенного любому дворянину Высокого двора. Он был не молод, но и не
стар. Годы иссушили его тело и избороздили морщинами лицо, а его волос,
еще более коротких, чем кудри Хирела, уже коснулась седина. Его кожа
приобрела восковую бледность, заставившую Саревана сощурить глаза. И все
же он по-прежнему был красив и обладал силой льва, которая, несмотря на
возраст, остается у истинного властелина своих владений. Хирел упал
перед ним на колени.
распухшие и деформированные, они едва заметно дрожали. Но не слабость
заставляла их дрожать. Его лицо казалось высеченным из слоновой кости,
глаза горели золотым пламеНем. Хирел поднял голову. У этих двоих были
одинаковые глаза. Такой же пылающий взгляд устремился на лишенное
всякого выражения лицо. Оно могло бы выражать смертельную ярость. Или
опасение. Или глубокую радость, взметнувшуюся, но обузданную и
спрятанную в глубинах души. - Мой господин, - сказал Хирел, - отзови
своих псов. - Сын мой, - сказал император Асаниана, - отзови своих
барсов. Клинки со свистом вошли в ножны. Императорские олениай
преклонили колени перед своим господином, Зха'дан не счел нужным
последовать их примеру, а Сареван поклонялся только своему богу. Он
по-прежнему держал руку на голове Юлана и с интересом наблюдал за
соперником своего отца. Зиад-Илариос вовсе не напоминал жирного паука из
легенды, но не был похож и на страстного юношу, который хотел сбежать с
молодой княжной гилени. Юность давно осталась позади вместе с
невинностью и нежностью, которую так любила в нем леди Элиан. А
страсть...
ледяной груз возраста и королевского достоинства притушил ее. Император
поднял сына с колен, и они оказались лицом к лицу, отчего глаза
императора слегка расширились. Он отступил назад и приказал: - Садись.
***