Уильям ТЕНН

БЕРНИ ПО ПРОЗВИЩУ ФАУСТ

Фаустом прозвал меня Рикардо, а что это значит, я и сам толком не
знаю.

Так вот, сижу я, значит, в своей крохотной конторе шесть футов на
девять. Читаю объявления о распродаже списанного государственного
имущества. Пытаюсь смекнуть, на чем можно заработать доллары, а на чем -
головную боль.

Тут дверь конторы отворяется. И этот тощий тип с неумытой рожей,
одетый в замызганный светлый костюм, заходит в мою контору и,
откашлявшись, предлагает:

- Двадцать долларов за пять не купите?

- Что-о? - спросил я, вытаращив глаза.

Он переступил с ноги на ногу и опять откашлялся.

- Двадцать, - пробормотал он. - Двадцать за пять.

Под моим взглядом он потупился и уставился на свои ботинки. Паршивые,
грязные ботинки - такие же паршивые и грязные, как и все, что было на нем.

- Я плачу вам двадцать долларов, - объяснял он носкам своих ботинок.
- И покупаю за них пять. У вас остается двадцатка, у меня - пятерка.

- Как вы сюда попали?

- Взял да и вошел, - ответил он, немного смешавшись.

- Ах, так вы просто взяли да и вошли, - злобно передразнил я его. - А
теперь возьмите да и спуститесь вниз и выметайтесь отсюда к чертовой
матери. В вестибюле ясно написано, что нищим вход воспрещен.

- Я не прошу подаяния, - он одернул пиджак. Таким движением
разглаживают складки смятой ночной пижамы. - Я предлагаю сделку. Двадцатку
за пятерку. Я вам...

- Вызвать полицию?

Он явно сдрейфил.

- Нет. Зачем вызывать полицию? Я вам ничего не сделал!

- Через секунду я вызываю полицию. Я вас честно предупреждаю. Стоит
мне только позвонить вниз, в вестибюль, и сюда тотчас пришлют
полицейского. Здесь не попрошайничают. Здесь занимаются бизнесом.

Он провел ладонью по лицу, и ладонь стала грязной; он вытер ее о
лацкан.

- Значит, не хотите? - сказал он. - Двадцать за пять. Ведь вы
занимаетесь куплей-продажей! Что же вам не подходит?

Я поднял телефонную трубку.

- Ладно, - остановил он меня, вытянув вперед грязную пятерню. - Я
ухожу.

- Так-то оно лучше. И дверь за собой закройте.

- Если вы передумаете, - он запустил руку в карман своих грязных,
мятых брюк и достал визитную карточку. - Вы можете найти меня здесь. Почти
в любое время.

- Убирайтесь, - сказал я ему.

Он протянул руку, бросил карточку на стол, на кучу объявлений о
распродаже, раза два кашлянул, взглянул на меня - не клюнул ли я на этот
раз. Нет? Нет. И он поплелся к выходу.

Кончиками указательного и большого пальцев я брезгливо взял визитную
карточку и собрался было бросить ее в корзину.

Но потом передумал. Визитная карточка. Все-таки чертовски необычно -
такая рвань и с карточкой. Но карточка - вот она.

Да, если разобраться, и вся сцена была необычна. Я даже начал жалеть,
что выгнал его, не дав высказаться до конца. Он ведь и правда ничего не
сделал - выдумал новый рекламный трюк, и только. Я и сам постоянно
заимствую новые рекламные трюки. Я расширяю свою маленькую контору, я
покупаю и продай, но половина моих товаров - хорошие идей. Идеи я готов
заимствовать даже у нищего.

Карточка была чистая, белая - только от пальцев остались темные
пятна. Через всю карточку каллиграфическим почерком было выведено: Мистер
Ого Эксар. Ниже стояли название и номер телефона гостиницы на площади
Таймс-сквер, расположенной неподалеку от моей конторы. Я знал эту
гостиницу - не слишком дорогая, но и не ночлежка, так, что-то среднее.

В углу карточки стоял номер комнаты. Это меня вдруг развеселило.
Совершенно непонятно!

Но, с другой стороны, почему бы попрошайке не зарегистрироваться в
гостинице? Не будь снобом, Берни, сказал я себе.

Двадцать за пять. В чем тут фокус? Я не мог отвязаться от этой мысли.

Оставалось только одно. Посоветоваться с кем-нибудь. Рикардо?
Как-никак видный профессор колледжа. Одно из лучших моих знакомств.

Он немало помогал мне - намекнул о решении строить новое здание
колледжа, на что отпустили полторы тысячи долларов, сообщил о распродаже
конторского оборудования в ООН и т.д. Как только у меня возникал вопрос,
требовавший университетской эрудиции, он всегда выручал меня. И все это за
какие-нибудь две-три сотни комиссионных.

Я взглянул на часы. Рикардо должен быть сейчас у себя в колледже -
проверяет контрольные или чем он там еще занимается. Я набрал его номер.

- Ого Эксар? - переспросил он. - Наверное, финн. А может быть,
эстонец. Скорее всего откуда-нибудь из Прибалтики.

- Неважно, - сказал я. - Меня вот что интересует. - И я рассказал ему
насчет пяти и двадцати долларов.

Он рассмеялся:

- Опять то же самое!

- Какой-нибудь древний трюк из тех, что греки выкидывали с
египтянами?

- Нет. Из тех, что выкидывали американцы. И это не совсем трюк. Во
время кризиса одна нью-йоркская газета послала своего корреспондента по
городу с двадцатидолларовым банкнотом, который он продавал за один доллар.
Охотников купить не нашлось. Их не нашлось даже среди безработных,
полуголодных - из страха оказаться в дураках они отказались от барыша в
1900%.

- Двадцать за один? Тут было двадцать за пять.

- Ну, сам знаешь, Берни, - инфляция, - сказал он, снова рассмеявшись.
- А в наши дни это скорее напоминает какое-то телевизионное представление.

- Телевизионное? Поглядели бы вы, как этот парень одет!

- Просто добавочный и вполне логичный штрих - больше шансов, что люди
не примут это предложение всерьез. Университеты то и дело проводят такие
исследования. Несколько лет назад группа социологов исследовала отношение
публики к уличным сборщикам благотворительных средств. Ты знаешь этих
людей, стоят на перекрестках и гремят копилками: "Помогите двуглавым
детям! Пожертвуйте пострадавшим от наводнения в Атлантиде!" Вот они и
нарядили нескольких студентов...

- Думаете, это тот самый случай?

- Полагаю, что так. Вот только зачем он оставил свою визитную
карточку?

И вдруг меня осенило:

- Знаете, я понял. Если это телевизионная затея, то тут есть чем
поживиться. Телевикторина с призами - машины, холодильники, замок в
Шотландии и прочее.

- Телевизионная викторина? Что ж, возможно.

Я повесил трубку, тяжело вздохнул и набрал номер гостиницы, где жил
Эксар. Он действительно числился в списке проживающих. И только что
вернулся в номер.

Я быстро спустился вниз и сел в такси. Кто знает, с кем он еще успел
связаться?

Поднимаясь в лифте, я все еще размышлял, как от двадцати долларов
перейти к действительно крупной игре, затеянной телевидением, и не дать
Эксару понять, что я раскусил их трюк. И тогда - ведь может же и мне
подфартить. Вдруг и мне выпадет выигрыш?

Я постучал в дверь. Когда он сказал "войдите", я вошел, но какое-то
мгновение не мог разглядеть ничего.

Номер был маленький, как и все номера в этой гостинице, маленький и
душный. Он не включил света, ни одной лампочки. Окна были зашторены
донизу.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я, наконец, смог рассмотреть
этого молодчика. Он сидел на кровати лицом ко мне. На нем все еще был этот
идиотский костюм.

И знаете, чем он занимался? Он смотрел забавный маленький переносной
телевизор, стоявший на письменном столе. Цветной телевизор. Но работал
телевизор плохо. На экране не было ни лиц, ни картинок, а только
разноцветные сполохи по всему экрану. Громадная красная вспышка, громадная
оранжевая вспышка, дрожащие, переходы между голубым, зеленым, черным. Из
телевизора доносился голос, разобрать слова было невозможно: "Вах-вах,
девах".

Как только я вошел, он сразу выключил телевизор.

- Таймс-сквер - плохое соседство для телевизора, - сказал я. -
Слишком много помех.

- Да, - сказал он. - Слишком много помех.

Он закрыл телевизор крышкой и убрал его. Хотелось бы посмотреть этот
телевизор, когда он работает как следует.

Странно, правда? В комнате, как ни удивительно, не было запаха
дрянного ликера, и в задвинутой под письменный стол мусорной корзине не
валялись пустые бутылки, как это бывает обычно в таких номерах. Ничего
такого.

Единственный запах, который я почувствовал, был мне совершенно
незнаком. Я думаю, это был запах самого Эксара.