Роберт АСПРИН
ИСТОРИИ ТАВЕРНЫ "РАСПУТНЫЙ ЕДИНОРОГ"
действующим лицам представленных повестей. Время от времени различаются
обороты их речи, оценка определенных событий и взгляды на характер
действий властей.
вещах.
по-разному воспринимают происходящее. Даже самые очевидные факты
испытывают влияние личного мнения и восприятия. Ведь менестрель,
повествующий о разговоре с волшебником, представляет его совсем не так,
как воришка, рассказывающий о том же.
паранойе. В разговоре они стремятся либо опустить, либо немного изменить
часть информации. И делают это скорее интуитивно, чем преднамеренно,
поскольку данное обстоятельство имеет важное значение для выживания в этом
обществе.
свою принадлежность к второразрядным фехтовальщикам города, бесполезно
претендовать на получение работы. Помимо возвеличивания собственного
положения, принято принижать или игнорировать возможности непосредственных
конкурентов. Поэтому характер действий в Санктуарии меняется в зависимости
от того, с кем говоришь, а еще важнее... кому веришь.
историй Хаким рассматривал комнату, стараясь не привлекать внимания.
Нельзя было допустить, чтобы кто-то заподозрил, что в действительности он
не спит. То, что он увидел, только подтвердило растущее чувство омерзения.
Таверна "Распутный Единорог" определенно приходила в упадок. На полу у
стены похрапывал пьяный, отключившийся в луже собственной блевотины, в то
время как несколько попрошаек курсировали от стола к столу, прерывая
приглушенные разговоры и препирательства посетителей таверны.
Подобные вещи были невозможны в присутствии Культяпки. Бармен, он же и
владелец "Единорога", быстренько выпроваживал отбросы общества при их
появлении. Поскольку законопослушные граждане Санктуария всегда избегали
таверны, одна из основных причин почитания ее простым людом состояла в
возможности пропустить рюмашку или спокойно поговорить накоротке о
воровских делах. Этой традиции быстро приходил конец.
Культяпка, ему самому вряд ли позволили бы часами засиживаться над кубком
самого дешевого вина таверны. Хаким был мастер. Он слыл рассказчиком,
сказочником, сочинителем фантазий и кошмаров и считал, что занимает куда
более высокое положение, чем отщепенцы, ставшие завсегдатаями заведения.
свое исчезновение. Страх перед его возвращением заставлял держать таверну
открытой, а обслуживающий персонал блюсти честность, и все же за время его
отсутствия заведение приходило в упадок. Опуститься еще ниже оно могло бы
лишь в том случае, если бы его облюбовал цербер.
улыбается при мысли об этом. Цербер в "Распутном Единороге"! По меньшей
мере невероятно. Санктуарию все еще докучали оккупационные силы Рэнканской
Империи, а церберов ненавидели не меньше военного правителя. Принца
Кадакитиса, которого они охраняли. Хоть и не было особой разницы между
Принцем Китти-Кэт с его наивным законотворчеством и отборными войсками,
которые претворяли в жизнь его решения, граждане Санктуария обычно считали
глупым стремление военного правителя очистить затхлую дьявольскую нору
Империи, поскольку церберы действовали поразительно эффективно. В городе,
где люди вынуждены были жить умом и мастерством, невольно приходилось
восхищаться этой эффективностью, тогда как глупость, особенно власть
предержащих, вызывала только презрение.
и закаленных ветеранов, они редко посещали Лабиринт и уж никогда их нога
не ступала в таверну "Распутный Единорог". О западной части города
говорили, что сюда приходит только тот, кто ищет смерти или сеет смерть.
Хотя это утверждение несколько преувеличено, правда была в том, что
большинству людей, часто посещавших Лабиринт, либо нечего было терять,
либо они были готовы рискнуть всем ради возможного выигрыша. Будучи людьми
рациональными, церберы избегали таверну Лабиринта с самой скверной
репутацией.
очень нуждалась в появлении Культяпки, а его возвращение сильно
задерживалось. Отчасти этим можно было объяснить, почему Хаким последние
дни проводил здесь столько времени: питал надежду услышать о возвращении
Культяпки, а, возможно и рассказ о его похождениях. Уже одного этого было
достаточно, чтобы рассказчик зачастил в таверну, к тому же истории,
услышанные им во время ожидания, сами по себе представляли награду. Хаким
был умелым собирателем рассказов и считал это своей профессией. Многие
истории зарождались или заканчивались в этих стенах. Он собрал их все,
зная, что большинство из них неповторимо, так как ценность рассказа в его
сути, а не в коммерческой привлекательности.
удалось изловить.
участвовали в охоте на крыс. Она никак не могла поверить, что крыса, как
бы велика она ни была (а в Санктуарии обитали довольно крупные
экземпляры), способна проглотить такой большой драгоценный камень.
а потом странно себя вела, она сочла разумным сделать вид, что и она
присоединилась к охоте. Не поступи она так, люди стали бы интересоваться
причинами ее поведения. Могли подумать, что ей известно что-то, что
неизвестно им. И тогда ее могли бы уничтожить.
сказала бы, где драгоценный камень.
что именно ей поведал об изумруде Бенна нус-Катарц.
принятия родов у жены богатого купца в восточном квартале. Было уже далеко
за полночь, но точное время определить она не могла, потому что небо было
затянуто облаками. Вторая жена Шужа, продавца пряностей, родила четвертого
ребенка. Маша сама принимала роды, в то время как доктор Надиш сидел в
соседней комнате за полуприкрытой дверью и выслушивал ее сообщения. Надишу
запрещалось видеть любую часть тела пациенток-женщин, прикрытую одеждой в
обычное время. Особенно строгий запрет касался грудей и половых органов.
При возникновении сложностей при родах Маша должна была сообщать ему об
этом, а он отдавал необходимые указания.
толку от них было мало. Скорее они только мешали.
и наложницы богачей такими же беспечными и выносливыми, как бедные
женщины, которые не задумываясь присаживались на корточки там, где их
заставали схватки и рожали без посторонней помощи? Маша не смогла бы
содержать себя, двух дочерей, больную мать и пьяницу мужа. Денег, которые
она зарабатывала на женских прическах, на удалении и протезировании зубов
на базарной площади, не хватало. Акушерская практика давала весомый
приработок, который позволял не умереть с голоду.
это запрещалось законом и древним обычаем.