- спросил он Виридовикса.
вызвал радостные вопли со всех сторон.
возвышавшейся над ним как минимум на полголовы. Гавтруз из Татагуша стоял
позади него, усердно потягивая вино из бурдюка.
прямо сообщил Гай Филипп послу.
вновь припал к горлышку. Через минуту он оторвался от бурдюка, но только
для того, чтобы рыгнуть.
требовалось ни глотка, он и так не слишком твердо стоял на ногах. Его
подругой была намдалени, блондинка по имени Гравия, на вид ей нельзя было
дать больше пятнадцати лет. В земле, где у большинства людей волосы были
темные, ее светлая копна блестела, как золотая монета в куче старых
медяков.
был некогда его командиром. Она улыбнулась, отвечая ему на том же языке.
которую он рассказывал трем подругам Виридовикса. Марк в который раз
удивился, каким образом кельту удавалось удерживать своих красоток от
потасовок. Возможно, этому способствовало то, что сам Виридовикс
совершенно не был ревнив. Рассказ Арига подошел к концу, и все три девицы
взорвались хохотом. Квинт Глабрио что-то тихо сказал Горгидасу, тот
улыбнулся и кивнул в ответ. Рядом с ними нетерпеливо задвигался Катаколон
Кекаменос из Агдера.
являвшийся когда-то частицей Империи, был отрезан от нее много лет назад,
и с тех пор старовидессианский язык, на котором продолжали говорить его
жители, почти не изменился. Кекаменос был крепко сложенный человек с сухим
жестким лицом. Куртка его была сшита из белого меха снежного барса, и в
столице стоила небольшого состояния. Марк подозревал, что владелец ее
заносчив, скучен и педантичен.
знать об этом. В такие минуты он чувствовал, что все его старания тщетны,
ему никогда не стать своим в этом мире. Марк разъяснил собеседнику смысл
метафоры.
Замешательство римлянина, похоже, забавляло его; он, как и Бальзамон, имел
вкус к подобным шуткам и испытывал наслаждение, ставя людей в неловкое
положение. - У меня есть на то свои причины. Агдер - далекая северная
страна, и когда солнце начинает прибивать в середине зимы, для них это
значит куда больше, чем для видессиан или для меня. Они всегда немного
боятся, что солнце не вернется назад, и, видя, что оно возвращается,
всегда поднимают за это тост, можешь мне поверить.
праздновали этот день тоже очень весело. Два зимних карнавала, на которых
Марк уже присутствовал, происходили в провинциальных городках. Праздник в
столице был не столь непосредственным и развеселым, зато отличался
утонченностью и поражал размахом. Большой город, охваченный радостью, дал
трибуну возможность ощутить себя в центре развлечений.
свечи освещали все вокруг. На уличных перекрестках пылали костры, и
горожане прыгали через них - удачный прыжок считался хорошим
предзнаменованием. Хелвис высвободилась из рук Марка, обнимавшего ее за
талию, подбежала к одному из костров и прыгнула через него. Волосы
взвились, как темное облако, и, несмотря на то что Хелвис придерживала
юбку, та, взлетев высоко, обнажила ее ноги. Кто-то невдалеке от костра
присвистнул. Сердце трибуна забилось чаще. Хелвис вернулась к нему,
раскрасневшаяся от прыжка и от мороза, глаза ее сияли. Когда он снова
обнял ее, она крепко прижала его ладонь к своему бедру.
улыбкой на свою даму, которую звали Плакидия Телетце, он спросил у
Скауруса:
поцеловать. Губы у нее были теплые.
Виридовикс и, в подтверждение этого, нежно и страстно перецеловал трех
своих подруг. Похоже, они остались довольны его грубоватой галантностью,
Марку же все это показалось работой опытного мага, который в тысячный раз
из ничего создавал золотое кольцо и подбрасывал его в воздух.
боги, - мимы Видессоса были, разумеется, самыми лучшими здесь, в столице.
Наблюдая за тем, как угасает день и закатный свет быстро сменяется мраком,
Горгидас сказал:
вы отнесетесь к тому, чтобы найти харчевню, где мы могли бы закусить,
прежде чем толпа забьет их все до отказа?
Гавтруз и хлопнул себя по большому животу. Возможно, он и на самом деле
испытывал сейчас голод, но Скаурус знал, что его непосредственность и
простота предназначаются в основном для тех, кто плохо знает посла из
Татагуша. За грубоватой шутовской маской скрывался умный и хитрый
дипломат.
харчевню, расположенную в нескольких кварталах от площади Паламас. Хозяин
и служанка очистили и сдвинули для них два стола, но прежде чем перед ними
появились первые кружки вина и пива, любителями которого были Сотэрик,
Файярд и Катаколон Кекаменос, харчевня оказалась уже до предела набита
посетителями. Хозяин выставил несколько столов на улицу и поставил на них
толстые сальные свечи, чтобы у пирующих было хоть какое-то освещение.
который бегал взад и вперед, помогая служанке обслуживать гостей. Приятные
запахи неслись из кухни. Скаурус и его друзья ели засахаренные фрукты и
беседовали, потягивая вино и пиво в ожидании обеда. Наконец служанка,
сгибаясь под тяжестью своей ноши, поставила на стол большого жареного
гуся. В свете факела блеснула сталь, когда она с большим искусством
разрезала жирную птицу на куски.
обещанию хозяина подать им жаркое под собственным фирменным соусом,
подобного которому уважаемым посетителям пробовать еще не доводилось.
Однако, вонзив зубы в крыло гуся, он раскаялся в своей доверчивости. Птица
была пропитана густым острым соусом, содержащим сыр, корицу и какую-то
удивительно едкую приправу, от которой у Марка потекли слезы из глаз.
Иногда случалось, что видессианские пристрастия к необычным соусам
оказывались слишком сильными для трибуна. Гая Филиппа жаркое тоже
разочаровало, зато остальные ели с большим энтузиазмом. Подавив вздох,
трибун взял с блюда, где еще оставалась половина гуся, горсть миндальных
орехов. Жалобный стон сорвался с уст Марка - орехи были посыпаны чесночным
порошком!
просиживал теперь в своем кабинете и прибавил в весе. Кроме того, так
останется больше места для вина.
одетую в платье, сшитое из множества желтых ленточек. Центурион придвинул
к себе стул от соседнего стола. Владелец стула в этот момент вышел
облегчиться, и друзья пьянчуги злобно заворчали, но открыто протестовать
не решились - долгие годы службы и привычка командовать людьми придавали
Гаю Филиппу несравненную уверенность в себе.
желание как следует повеселиться в обществе этого бравого мужчины, а не
просто заработать деньги, прыгнув в койку к кому попало. Она положила себе
в тарелку кусок гуся и налила вина в кружку. Красивая девчонка, подумал
Марк и порадовался за Гая Филиппа, вкус которого в подобных делах обычно
был очень плохим. Цвет ее легкого, тонкого платья напомнил Марку
прозрачный шелк рубашки, которую Варданес Сфранцез силой надел на Алипию
Гавру. Мысль эта возбудила воображение трибуна и одновременно разозлила
его. Он сидел сейчас рядом с Хелвис, шаловливо щекотавшей пальчиком его
шею, и не должен был думать в ее присутствии о других женщинах.
несколько миндалин в рот и тут же выругался:
вина. - Дома, в Княжестве, мы никогда не поганим еду такой дрянью! - Он
снова выпил, и при мысли о родине его лицо на миг утратило жесткое
выражение.
голову. В свете факелов ее волосы сверкали золотисто-красным и казались
такими же яркими, как само пламя. Чтобы доказать, что она не шутит,
девушка взяла несколько орешков и с удовольствием начала их жевать. Марк
понял, что дочь наемника живет в Империи очень давно, скорее всего, она
выросла здесь и привыкла к вкусам видессиан. Тургот, склонившийся над
кружкой вина, стал вдруг печальным, усталым и постаревшим.