совете Аптранда замещал Сотэрик. Аптранд свалился с сухим кашлем и высоким
жаром. Горячий и нетерпеливый шурин Скауруса принял заявление Баанеса
слишком близко к сердцу и ответил ему не менее резко.
как нужно воевать с кочевниками, то не попался бы в ловушку под Марагхой и
не сидел здесь, лепеча о помощи, которая потребовалась из-за твоей же
собственной глупости!
стул, он вскочил на ноги, ища рукой меч. Но искалеченная нога подвела его,
и, чтобы сохранить равновесие, ему пришлось ухватиться за край стола. Эту
рану он получил в том бою, о котором говорил Сотэрик, и насмешка намдалени
ужалила его вдвойне.
родственнику.
движением сбросил ее. Ни он, ни Аптранд не питали к барону большой любви.
одной ноге разделаюсь с сопливым щенком, как ты!
от него, схватили буяна за плечи, и тут боевой клич Туризина пригвоздил
всех к месту.
Фоса! Оба вы не лучше мальчишек, передравшихся из-за конфеты! Метрикес,
дай Баанесу стул. - Зигабенос бросился выполнять приказание. - Так, а
теперь сядьте и сидите спокойно до тех пор, пока у вас не появится
что-нибудь умное в голове, то, что не стыдно произнести при всех.
сконфуженный, Баанес, все еще разъяренный я едва скрывающий свою злость.
Он не нашел в себе сил помолчать и спустя насколько минут вновь обратился
к Гаврасу, разговаривая с императором, как с маленьким ребенком:
город, и сам по себе, и как стратегический пункт.
разговаривал с ним много лет. Гаврас, однако, все еще пытался держать себя
в руках и терпеливо ответил:
солдат. Вместе с защитниками города, твоими подданными и слугами,
пришедшими из поместий, этого должно быть более чем достаточно, чтобы
удержать город до весны. Ты прекрасно знаешь, что кочевники не могут
летать над снегом, они проваливаются в сугробы так же, как и все
остальные. Когда наступит весна, я собираюсь ударить по врагу и не намерен
разбрасывать солдат туда-сюда, пока у меня вообще никого не останется.
понимаешь очевидных вещей?
Туризина, которому так бесцеремонно читали нотацию.
услышали в его голосе предупреждение - все, кроме Ономагулоса.
сказать не мог. Ревность Туризина к дружбе между Маврикиосом и
Ономагулосом была более чем очевидна.
вперед и заорал:
пес!
увидеть мир таким, как он есть! - Забывшись, Баанес кричал не на
Автократора видессиан, а на младшего братишку своего покойного друга.
больше, чем вся Империя!
проклятия целую минуту. Наконец Ономагулос снова поднялся из-за стола,
крикнув напоследок:
в одном городе с тобой - ты смердишь на всю столицу, и здесь невозможно
дышать!
чертям! Видессос обойдется без твоей помощи!
совета, подумал Скаурус. Баанес Ономагулос, правда, не бежал, а ковылял,
но это ничего не меняло. Подойдя к дверям из полированной бронзы, маршал
повернулся и, сердито зарычав, гневно помахал Туризину кулаком, на что
Император ответил непристойным жестом. Баанес сплюнул на пол, как делали
все видессиане перед едой и питьем, проклиная Скотоса. После этого он
распахнул двери и с грохотом захлопнул их за собой.
поднимался, как паводок, и так же быстро спадал. На этот раз, однако,
вышло иначе. Через два дня после бурной сцены на совете Ономагулос сдержал
обещание: переправился через Бычий Брод и двинулся к Гарсавре.
Он уходит и фактически плюет Императору в лицо.
жизнь в Империи научила его высказывать некоторые соображения приглушенным
голосом.
Гавраса, давно уже приказал бы привести его закованным в цепи.
приказал ему убираться.
возможно, - поправил кельта Горгидас. - Когда ты наконец поймешь, что
слова могут звучать одинаково, а означать разное?
мой дом был в опасности, я отправился бы туда или, вернее, полетел на
крыльях и плевал бы на тех, кто хочет меня остановить, будь то даже сам
император.
с ним спорить. Гай Филипп презрительно фыркнул.
и дома своих соседей в подачу. Именно так и происходит, если сперва
думаешь о себе и только потом о друзьях. Как ты полагаешь, почему Цезарь
разбивает кельтские кланы поодиночке?
был близок к правде. Потом усмехнулся и махнул рукой:
когда-нибудь прогоним вас, и вы улизнете в ваш Рим, зажав хвосты между
ног.
возобновился. С тех пор как римляне попали в Видессос, центурион и
Виридовикс ругались до хрипоты, выясняя, кто выиграет Галльскую войну,
причем оба относились к этому вопросу очень серьезно.
расположенному в отведенном для чиновников левом крыле Тронного зала.
Проблемы, с которыми он сталкивался здесь, были совсем не похожи на те,
что занимали его друзей, но надежды удовлетворительным образом решить их у
трибуна было не больше, чем у них.
похоже, не предвиделось конца. Очень часто они больше запутывали дело, чем
проясняли его. Видессианские бюрократы гордились тем, что умели запутывать
самые простые мысли. Пытаясь пробиться сквозь дебри словесных
хитросплетений, смысл которых был едва уловим, Скаурус подумал: зачем
вообще делать политическую карьеру? Утомленный горой документов,
исписанных так мелко, словно писец поставил перед собой задачу доконать
того, кто решится их читать, он заснул за своим письменным столом.
казарму. Он пошел вниз по Средней улице, чтобы присоединиться к ним,
позавтракав по дороге жестким ржаным коржом, политым медом, который купил
на площади Паламас.
таяли, опускаясь на лицо. Когда трибун подошел к городским баням, фасад
которых был отделан плитами из золотистого песчаника и белого
полированного мрамора, ему почему-то расхотелось идти к легионерам.
Бумажная работа сводила Марка с ума, и он подумал, что не худо бы ему хоть
немного расслабиться.
в сторону раздевалки. Скаурус дал еще один медяк мальчику-слуге, поручил
присматривать за одеждой и быстро разделся, сложив на длинную скамью
куртку из бараньей шерсти, тунику и штаны. Его тянуло к голосам,
доносившимся из зала.
центром культурной жизни. Продавцы сосисок, вина и булочек выкликали свои
товары, а рядом зазывали клиентов специалисты по удалению волос. Скаурус
услышал легкий стон одного из посетителей - цирюльник принялся выдергивать
у него волоски из-под мышки. Обычно трибун в полном соответствии со своими
Корнев Павел
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Соломатина Татьяна
Орлов Алекс
Марко Джон