Альфред ВАН ВОГТ

ДАЛЕКИЙ ЦЕНТАВР

Я вздрогнул во сне, проснулся и подумал: "Как это вынес Ренфью!"

Вероятно, я сильно дергался, потому что острая боль пронзила меня, и
тьма сомкнулась надо мной. Не знаю, долго ли я лежал в болезненном
беспамятстве, но когда пришел в себя, почувствовал тягу двигателей,
разгонявших космический корабль.

На этот раз сознание возвращалось медленно, и я лежал неподвижно,
чувствуя бремя долгих лет сна. Нужно было точно придерживаться порядка,
установленного Пелхэмом.

Я не хотел вновь потерять сознание.

Я лежал, размышляя о том, что глупо с моей стороны беспокоиться о
Джиме Ренфью, который должен лежать в гибернации еще пятьдесят лет.

Потом я начал разглядывать освещенный циферблат часов на потолке.
Когда я проснулся, они показывали 23:12, а сейчас было 23:22. Значит,
прошло уже десять минут - по мнению Пелхэма, этого достаточно для
адаптации.

Я медленно протянул руку к краю постели и щелкнул тумблером.
Послышался тихий шум, и массажный автомат медленно пополз по моему нагому
телу. Сначала он тер мои руки, потом ноги и под конец занялся туловищем. Я
чувствовал, как течет тонкая струйка масла, впитываясь в мою сухую кожу.

Много раз я вскрикивал от боли, но уже через час смог сесть и зажечь
свет.

Небольшая, скромно меблированная знакомая каюта не могла надолго
задержать мое внимание. Я встал.

Вероятно, движение было слишком резким, потому что я пошатнулся,
ухватился за металлическую опору постели, и меня вырвало бесцветным
желудочным соком.

Потом тошнота прошла, но чтобы подойти к двери, открыть ее и пройти
узким коридорчиком до рубки, потребовалась вся моя сила воли. Хоть это и
не входило в мои обязанности, но я не удержался от соблазна - склонился
над пультом управления и взглянул на хронометр.

Он показывал 53 года 7 месяцев 2 недели 0 дней и 27 минут.

Пятьдесят три года! Все, кого я знал на Земле: молодые мужчины, с
которыми мы вместе учились, девушка, поцеловавшая меня на приеме,
устроенном в нашу честь в ночь отъезда - все они уже мертвы или
заканчивают свою жизнь, подумал я почти равнодушно.

Образ той девушки-остался в моей памяти. Она была красива, полна
жизни и совершенно незнакома. Она смеялась, целуя меня.

Должно быть, теперь она старуха или вообще умерла.

Слезы подступили к глазам, я вытер их и принялся разогревать банку
жидкого концентрата, который должен был стать моим первым завтраком.
Постепенно я обрел душевное равновесие.

"Пятьдесят три года и семь с половиной месяцев, - думал я. - Почти
четыре года сверх установленного времени. Придется кое-что подсчитать,
прежде чем принять очередную порцию эликсира долголетия. Двадцать гранул
по расчетам должны были законсервировать мое тело и сохранить ему жизнь в
течение пятидесяти лет. Вероятно, средство оказалось сильнее, чем
установил Пелхэм во время кратковременных тестов".

Так я думал, напряженно щуря глаза. Вдруг до меня дошел юмор
ситуации, и я рассмеялся. Смех расколол тишину, словно серия выстрелов: я
даже испугался, но вместе с тем и расслабился - надо же, сижу и скорблю!

А ведь четыре года - это капля в море, если сравнивать с
продолжительностью нашего путешествия!

Однако, я все еще жив и молод. Время и пространство были побеждены.
Вселенная принадлежала человеку.

Неторопливо, маленькими глотками, я ел свой "суп", одолел целую
миску, используя каждую секунду из отведенных мне тридцати минут. Потом,
подкрепившись, тем же путем вернулся в рубку.

На этот раз я задержался, глядя на экраны. Уже через минуту я нашел
Сол - звезда ярко пылала почти в центре экрана кормового обзора.

Чтобы обнаружить Альфу Центавра, потребовалось больше времени, но
наконец я нашел и ее - сверкающую точку в усеянной огнями темноте.

Я не стал терять времени на определение расстояния. За пятьдесят
четыре года мы преодолели одну десятую часть из 4,3 световых лет пути до
ближайшей к нам звездной системы.

Удовлетворенный, я вернулся к жилым кабинам. "Теперь нужно навестить
всех по очереди, - подумал я. - Сначала Пелхэм".

Когда я открыл герметичную дверь каюты Пелхэма, в нос мне ударила
невыносимая вонь разложения. С трудом переводя дыхание, я захлопнул дверь
и стоял в узком коридоре весь дрожа.

Прошла минута, другая; оставалось только смириться с
действительностью: Пелхэм был мертв.

Не помню точно, что я тогда делал, помню лишь, что метнулся сначала в
каюту Ренфью, потом к Блейку... Чистый свежий воздух в их каютах и вид их
неподвижных тел вернули мне душевное равновесие.

Меня охватила глубокая печаль. Бедный благородный Пелхэм,
изобретатель эликсира долголетия, который сделал возможным этот прыжок в
межзвездное пространство, лежал сейчас мертвым - жертва своего
собственного изобретения.

Ведь это он говорил: "Риск, что кто-то из нас умрет, не очень велик.
Но имеется, как я его называю, фактор смерти, составляющий около десяти
процентов, это побочный продукт первой дозы. Если наш организм переживает
первый шок, он выдержит и следующие дозы".

Видимо, фактор смерти составлял больше четырех процентов; потому-то
эликсир продержал меня в гибернации четыре лишних года.

Удрученный, я пошел на склад и взял там брезент и скафандр. Но даже
скафандр не облегчил чудовищного занятия! Эликсир до некоторой степени
консервирует тело, но когда я его поднял, от него отваливались куски.

Наконец я отнес брезент к воздушному шлюзу и вытолкнул в космическое
пространство.

Времени у меня оставалось немного. Периоды бодрствования должны были
быть короткими: ведь при этом потреблялись - как мы это называли -
"текущие" запасы кислорода; главный резерв должен был оставаться
нетронутым. Все эти годы химические регенераторы в каютах постепенно
освежали "текущий" воздух, подготавливая его к очередному пробуждению.

Как-то так получилось, что мы не приняли в расчет возможность смерти
кого-либо из членов экипажа, и сейчас, уже выбравшись из скафандра, я
отчетливо чувствовал разницу в составе воздуха.

Сначала я подошел к передатчику. Считалось, что половина светового
года явится пределом досягаемости радиоволн, а мы как раз приближались к
этой черте.

Торопливо, но довольно подробно я написал рапорт, записал его на
диктофон и включил передачу.

Пройдет немногим более пяти месяцев, и сообщение достигнет Земли.

Свой рапорт я подшил в бортовой журнал, добавив внизу приписку для
Ренфью. Это был короткий некролог Пелхэму. Я писал его от чистого сердца,
однако была еще одна причина. Ренфью и Пелхэм были друзьями. Ренфью -
инженерный гений, конструктор нашего корабля, Пелхэм - великий химик и
врач, его эликсир позволил человечеству выйти в космос.

Я считал, что Ренфью понадобится моральная поддержка, когда он
очнется в тишине мчащегося корабля. Я любил их обоих, так что этот
маленький некролог казался мне совершенно необходимым.

Дописав, я торопливо осмотрел двигатели, записал показания приборов и
отсчитал пятьдесят пять гранул эликсира. Это была доза на очередные сто
пятьдесят лет, рассчитанная со всей возможной доступной точностью.

Прежде чем погрузиться в сон, я еще долго думал о Ренфью, о том, как
он будет потрясен, когда узнает о Пелхэме...

Я шевельнулся, обеспокоенный этой мыслью.

Я все еще думал об этом, когда навалилась темнота.

Почти сразу же я открыл глаза и понял, что действие эликсира
кончилось.

Чувство онемения во всем теле вернуло меня к действительности. Я
неподвижно лежал, разглядывая часы над головой. На этот раз я легче
перенес процедуры, правда, и теперь не-удержался и взглянул на хронометр,
когда проходил мимо него на кухню.

Он показывал 201 год 1 месяц 3 недели 5 дней 7 часов и 8 минут.

Маленькими глотками я выпил миску суперсупа, а потом нетерпеливо
обратился и бортовому журналу.

Невозможно описать охватившее меня волнение, когда я увидел знакомый
почерк Блейка, а потом и Ренфью.

Пока я читал рапорт Ренфью, мои эмоции улеглись. Это был обычный
сухой рапорт и ничего больше: гравиметрическне данные, точный расчет
пройденного пути, детальное описание работы двигателей и, наконец, оценка
изменений скорости, основанная на семи постоянных.

Это была высоко профессиональная работа, первоклассный научный
анализ. Но ничего кроме этого - ни одного упоминания о Пелхэме, никакой
реакции на то, что я написал.

Если бы этот рапорт мог служить критерием - Ренфью вполне мог быть
роботом.

Об этом я кое-что знаю.

Примерно так же считал и Блейк, я понял это из его записки.

"Билл,

ВЫРВИ ЭТОТ ЛИСТ, КОГДА ПРОЧТЕШЬ!

Итак, произошло наихудшее. Что за ирония судьбы! Для меня невыносима