него, а я последую за тобой. Если он взорвется, я прикрою тебя от самого
худшего. Как это выглядит?
ошибки в моих рассуждениях. Я думаю, ей не слишком улыбалось быть не
героиней, а оберегаемой. Это ребячество, но естественное. Она уже доказала
свою зрелость, склонившись перед неизбежным.
знать, когда это сделаю, тогда сможешь отойти ты. Я думаю, что если мы
будем в десяти метрах, то выживем.
тебя. - Она помолчала. - Эй, Кику!
продержится.
из-за которого ты так рассердился?
сказать. Просто я... ну, я, наверное, еще слишком мало знаю об этих вещах.
Наверное, это было неподходящее время?
необходимости сдерживать дыхание, а то напряжение, думаю, сделалось бы
невыносимым.
зовет меня, то находился в святилище космической церкви. Я не знаю, какой
силой она воспользовалась, чтобы достичь меня там, где я был. Она плакала.
далеко.
дальше.
оттаскиваю тебя.
коленях. Малибу была рядом. Маленькая выдра уставилась в моем направлении.
Я взглянул на нее и поспешно сделал скользящий шаг спиной вперед. Думать о
спине не приходилось.
передохнуть. Я взглянул на камень, потом снова на Эмбер. Было трудно
сказать, кто из них притягивал меня больше. Должно быть, я достиг точки
равновесия и мог идти в любую сторону.
полоска. Она поравнялась со мной и рванулась дальше.
чем я когда-либо ее видел, больше даже чем на водостоке в городе. Она
прыгнула прямо на камень.
по двум причинам: я был глух и слеп. Так что я не могу сказать, когда из
снов вернулся к действительности - их смесь была слишком однородной,
заметных различий не было.
языку жестов, которым со мной разговаривала Эмбер. Первый разумный эпизод,
который я могу вспомнить, - это когда Эмбер рассказывала мне о своих
планах: как вернуться в Просперити.
распоряжается всем она. Я был в отчаянии, когда понял, что нахожусь не
там, где думал. Сны мои были о Барсуме. Я думал, что сделался лопающимся
камнем и в каком-то отрешенном экстазе жду момента взрыва.
восстановить зрение. Я мог неотчетливо видеть то, что находилось в метре
от моего лица. Все остальное было тенями. По крайней мере, она могла
писать на бумаге фразы и держать ее перед моим лицом. Так дела пошли
быстрее. Я узнал, что она тоже оглохла. А Малибу была мертва. Или могла
быть мертвой. Эмбер положила ее в холодильник и рассчитывала, что сможет
залатать, когда мы вернемся. А если не удастся, она всегда сможет сделать
еще одну выдру.
повредил ее, когда мы съезжали с горы; но у нее хватило здравого смысла не
ругать меня за это. Она сказала, что это всего лишь ушиб позвонка.
Она была трудной, поскольку ни один из нас не знал, что же означает
слепота. Но я сумел приспособиться достаточно быстро. На второй день
нашего подъема в гору мой тянучка забарахлил. Эмбер бросила его, и мы
продолжали путь с ее тянучкой. Но это удавалось лишь тогда, когда я сидел
спокойно, потому что он был сделан для человека гораздо меньшего роста.
Если я пытался идти с ним, он быстро отставал, и я терял равновесие из-за
рывков.
педали. Ничего другого не оставалось. Мне не хватало бесед, которые мы
вели по пути туда. Мне не хватало лопающегося камня. Я думал о том,
приспособлюсь ли я когда-нибудь к жизни без него.
не думаю, что человеческий разум способен по-настоящему воспринять нечто
столь величественное. Воспоминания постепенно ускользали: как сон, что
тает утром. Я обнаружил, что мне трудно вспомнить, что же такого
замечательного было в этом переживании. До нынешнего дня я могу говорить о
нем лишь загадками. Я остался с тенями. Я чувствую себя как земляной
червь, которому показали закат, и которому негде сохранить о нем память.
она не носила в походной аптечке запасные барабанные перепонки.
кажется очевидным, что наиболее вероятная травма от лопающегося камня -
это лопнувшая барабанная перепонка. Я просто не подумала.
городе ни за какую цену не хотел продавать один из своих. В качестве
временной меры она дала мне свой. Себе она оставила инфраглаз, а другой
закрыла повязкой. Это придавало ей кровожадный вид. Она сказала мне, что в
Венусбурге мне надо будет купить себе другой, поскольку группы крови у нас
были не слишком схожи. Мое тело должно было отвергнуть ее глаз недели
через три.
сидели по-турецки в мастерской Эмбер друг напротив друга, а между нами
лежала куча лопающихся камней.
так что они сверкали втрое сильнее, чем тогда в палатке, при свете огня.
Но теперь мы воспринимали их как пожелтевшие гнилые обломки костей, какими
они и были. Мы никому не рассказали, что же мы видели в пустыне
Фаренгейта. Поверить это невозможно, а переживания наши были чисто
субъективны. Ничего такого, что выдержало бы научный анализ. Вероятно, в
этом мы так и останемся единственными. И что мы могли рассказать кому бы
то ни было?
выживали и размножались, твердо мы знали одно: в радиусе ста километров от
города им не выжить. Когда-то на том самом месте, где сидим мы, были
лопающиеся камни. А люди расселяются. Еще одно доказательство того, что мы
не узнаем, что разрушили.
отдать их Эмбер, но она тоже от них отказалась.
Эмбер.
до того как ты им что-то докажешь, станут ходить на цыпочках. А может
быть, даже и после того.
расхаживая на цыпочках. Я понимаю, что просто не могу заставить себя
топнуть ногой.
распространяется настолько далеко.
извиняюсь перед ней - а она смеется и говорит мне, какой же я мерзавец, а
затем берет свои слова обратно и говорит, что так обмануть ее я могу
всякий раз, когда захочу.
пока был слеп и глух, я передумал. Должно быть, это был сон, потому что
она об этом не знала и считала, что мой ответ - окончательное "нет". Со