Стенли ВЕЙНБАУМ
БЕЗУМНАЯ ЛУНА
поэтому дал выход своему раздражению со злостью пнув корзину с мусором,
стоящую на земле.
три раза меньше нормальной, и Грант пролетел в направлении удара над
поверхностью футов двенадцать.
идиотские головы, больше всего напоминавшие раскрашенные под клоунов
надувные шарики, которые продают детям по воскресеньям, закачались в
унисон на шеях длиною в футов пять, таких тонких, как запястья Гранта.
убирайтесь! Нет шоколада. Нет конфет. Нет, пока вы не запомните, что мне
нужны листья фервы, а не хлам, который вы прихватываете по дороге.
Проваливайте!
луны Юпитера" - поплелись назад, заунывно хихикая. Без сомнения, они
считали Гранта полным идиотом, так же как и он их, и были абсолютно
неспособны понять причин его злости. Но они, конечно же, поняли что
сладостей, за которыми пришли, они не получат, и в их хихиканьи
послышались нотки острого разочарования.
искривив нелепое голубое лицо в слабоумной усмешке, дико хохотнув
напоследок, бросился головой на дерево с блестящей каменной корой. Его
компаньоны небрежно подобрали тело и поплелись дальше; голова шизика
волочилась по земле за ними, словно тюремное ядро на цепи.
из стволов каменного дерева. Пара крошечных сверкающих красных глаз
привлекли его внимание, шести-дюймовый шмыгун - Mus Sapiens - перескочил
через порог дома, унося под своей крошечной, тощей ручкой что-то очень
похожее на медицинский градусник Гранта.
шмыгун повернулся своим получеловеческим крысиным лицом, пропищал что-то
невнятное, потряс микроскопическим кулачком в почти человеческом гневе, и
исчез, кожная мантия, такая же как у летучих мышей, развивалась на нем
словно накидка. Шмыгун и в самом деле, был очень похож на черную крысу
одетую в плащ.
Теперь крошечные бесы не оставят его в покое, а их маленькие размеры и
почти человеческий разум делают их чертовски опасными врагами. Однако ни
эти размышления, ни самоубийство луника не обеспокоили Гранта особенно; он
довольно часто наблюдал подобные события, и, кроме того, чувствовал, что
вот-вот должен начаться второй приступ белой лихорадки.
паракота.
за шмыгунами? Для чего ты здесь?
передними лапами за колени Гранта.
шизиков кого угодно сведут с ума.
эхом от его последнего вечернего солитера, а второе - от вчерашней встречи
с шизиками. Кальторп неопределенно хмыкнул и потер ноющую голову. Опять
белая лихорадка, без всяких сомнений.
раздумывая, будет ли этот приступ "бланки" сопровождаться бредом.
обитаемом спутнике Юпитера - Ио. Крошечный мир был совершенно сумасшедшим,
ни пригодным ни для чего, кроме выращивания листьев фервы, из которых
земные химики делали столько же эффективных алкалоидов, как когда-то из
опиума.
разница, если, даже при самой щедрой оплате, после года работ в
экваториальном районе Ио, он вернется на Землю бредящим маньяком. Грант
твердо поклялся, что когда самолет из Юнополюса прилетит в следующем
месяце за фервой, он отправится в полярный город на нем, хотя его контракт
с Нейланом Драгом заключен на полный год, и он не получит ничего, если
нарушит его. Но что толку психу от денег?
Грант Кальторп - все безумны. По крайней мере, всякий, кто рисковал
выбраться из двух полярных городов - Юнополиса на севере и Гераполиса на
юге - был сумасшедшим. Там человек мог не бояться белой лихорадки, но
где-то ниже двадцатой параллели было хуже чем в джунглях Индокитая на
Земле.
жил там счастливо, известный как богатый, популярный спортсмен. Именно
таким он и был; до двадцати одного года Грант охотился на ножевиков и
ниточных червей на Титане, и на триопов и безногов на Венере.
удачу. Ну что ж, если он хотел работать, то казалось логичным использовать
его межпланетный опыт, чтобы добывать средства к существованию. И Грант с
настоящим воодушевлением связал себя с Нейланом Драгом.
шизиками и злобными, смышлеными, крошечными шмыгунами не интересовал
спортсменов. На лихорадочной маленькой луне, купающейся в тепле
гигантского Юпитера на расстоянии только в четверть миллионов миль от
него, охотиться было не на кого.
он никогда бы не взялся за эту работу; он представлял себе Ио похожим на
Титан - холодный и чистый.
собственного тепла и полудюжины различных форм парящего дня - солнечный
день, юпитерианский день, день Юпитера и Солнца, день Европы, и иногда
настоящая, мрачная ночь. И все это сменяло друг друга во время
сорокадвухчасового вращения Ио, совершенно безумная пляска света. Грант
ненавидел головокружительные дни, джунгли и Идиотские Холмы, поднимавшиеся
за его лачугой.
потому что далекое Солнце добавляло свою капельку жара к юпитерианскому. И
в довершение всего, приближался приступ белой лихорадки. Грант выругался,
когда голову пронзила ноющая боль, и проглотил еще одну таблетку
ферверина. Он заметил, что его запасы таблеток истощились, надо не забыть
заказать еще, когда самолет... нет, он же улетит с ним.
Зачем я поехала на эти дурацкие танцы?
танцах. Должно быть, решил он, что-то из последнего лихорадочного бреда.
придет.
Откуда ты этого набрался, Оливер?
котик, но как бы я хотела, чтобы ты понимал, что говоришь. И что бы папа
пришел. - Он закончил сдержанным бульканьем, что могло означать рыдание.
подобного; в этом он был уверен. Паракот, должно быть, услышал это от
кого-то еще. Кого-то еще? Где здесь в радиусе пяти сотен миль есть
кто-нибудь еще?
взволнованно. - Червовый валет на красивый котик.
чертенок!
мигом забросил себя на трубу дровяной печки.
раздалось скрежетание когтей по металлу и паракот вырвался наружу.
частью сознания он понимал, что весь этот эпизод был несомненно
лихорадочным бредом, но все же побрел за животным.
высокой травой-кровопуской, их идиотское хихиканье и дурацкие рожи
усиливали общую атмосферу безумия.
шаге из топкой почвы. Где-то с правой стороны пищали и бормотали шмыгуны;
Грант знал, что у них там крошечная деревенька, однажды он увидел мельком
опрятные маленькие постройки, сложенные из отлично пригнанных камешков,