замке Дерриваль, как ты. Тогда у меня были друзья, удовольствия, всякие
роскошества - я еще не забыл это. Но уже в раннем возрасте я обнаружил,
что наделен неким особым даром, который изредка достается людям из класса
Возвышенных. И еще я понял, что развитие этих способностей значит для меня
больше, чем все остальное. Затем я выяснил, что для этого необходима
постоянная практика в сочетании с отказом от мирских благ. Мне было всего
семь лет, когда меня отослали в общину Божениль, что в Оссади, где
несколько наставников из класса Возвышенных основали горное поселение. Они
жили там, чтобы учиться, практиковаться в своем искусстве, а также
передавать приобретенное знание одаренным детям. Жизнь там оказалась
нелегкой, - продолжал дядюшка Кинц. - Приходилось очень много работать, а
наставники - о, некоторые из них были поистине устрашающими. Мне пришлось
спать на полу, в то время как я привык к пуховой перине. Питался я лишь
черным хлебом и овощами, хоть мне хотелось цыплят и кремовых тортов.
Спальни не отапливались, горячей воды не было. Я вставал в четыре утра,
работал на кухне или в саду до десяти, а после завтрака начинались уроки,
продолжавшиеся до ужина. Вечером два часа отводились для самостоятельных
занятий, а потом я шел спать. Любого, кто смел открыть рот и произнести
хоть слово во время самостоятельных занятий, запирали на ночь в чулане. А
всякого, кто вставал с кровати после того, как погасят свечи, подвергали
порке. Со мной это тоже один раз произошло - меня застали среди ночи в
уборной, где я читал книжку. Наставник во Нилайст выпорол меня так
основательно, что я целую неделю не мог присесть. Ни разу с тех пор не
осмелился я нарушить правила общины.
жизнь? Разве вы не скучали по дому?
каждый вечер плакал.
маленькими детьми? И как это позволяли родители?
строгая дисциплина предназначалась для того, чтобы научить нас выдержке и
стойкости, необходимым в нашем искусстве. Занятия нарочно делались такими
суровыми, чтобы отсеять случайных учеников и оставить лишь настоящих
ученых. Метод оказался эффективным. Почти треть учеников вернулись домой,
прежде чем закончился первый семестр.
за что на свете. Да я бы подожгла это заведение! А если б меня попробовали
запереть в чулан, то сбежала бы.
мешок. Но всякий раз, когда я становился жертвой искушения, вспоминал об
искусстве, которому меня учили, о своих способностях, наваждениях, о
Бездумных и всем остальном. Если б я убежал из общины, то никогда не
получил бы всех этих знаний. Учти, что на всей земле нет другого места,
где я мог бы столько познать. Достаточно было подумать об этом, и
искушение проходило. В конце концов я решил остаться во что бы то ни
стало. И знаешь, после этого решения суровая жизнь и лишения перестали
казаться мне такими уж тяжкими. Я провел в Божениле пятнадцать лет.
перестал получать удовольствие от этих поездок. У меня осталось очень мало
общего с родителями и родственниками. К тому же они почему-то считали меня
каким-то диковинным чудаком. Разговаривать с ними было трудно, и я
перестал признавать Дерриваль своим домом. Всякий раз, возвращаясь к себе
в общину, я испытывал смешанное чувство печали и облегчения. А когда
пятнадцатилетнее обучение окончилось, - продолжал дядюшка, - я знал уже
все, чему могли научить боженильские наставники. Теперь я мог бы и сам
стать одним из них. Имелся и другой выбор - вернуться в общество в
качестве Возвышенного во Дерриваля. Я же предпочел отречься от мира людей
ради моего искусства. Возможно, это был поступок человека недоброго и
эгоистичного. А может, и нет. В наши дни осталось очень мало людей,
согласных подвергнуть себя лишениям и испытаниям, чтобы сохранить и
приумножить древнее знание. Мне нравится думать, что мои открытия имеют
ценность. Как бы то ни было, прав я или нет, я ни разу не пожалел о своем
решении.
интересную историю, а сегодня рассказываете? А, я догадалась, вы хотите,
чтобы я отвлеклась от своих тревог.
угнаться!
довольны. И все же, - заключила Элистэ, - мне такая жизнь не понравилась
бы. Хорошо, что я не обладаю волшебным даром.
Если ты как следует покопаешься в себе, то можешь обнаружить скрытый
талант. Представь только, милая, какое сокровище ты обретешь! А я бы с
радостью тебе помог.
подобных ужасов. Я хочу интересной жизни, хочу новых событий, развлечений.
отправляюсь туда. Мне предстоит стать фрейлиной Чести при ее величестве.
Подумать только - всего несколько дней, и я окажусь при дворе!
тебя там ожидает, моя дорогая?
известных фамилий, музыка, танцы, театры, кукольные представления, игры,
охоты, балы, пикники, званые ужины, маскарады, великолепные туалеты,
драгоценности и много-много всякого другого. Все хотят попасть ко двору.
находиться в центре.
разочаруешься. Но я буду скучать по тебе.
общину Божениль на пятнадцать лет. До Шеррина всего шесть дней езды в
карете при хорошей погоде. Кроме того, я буду приезжать в Дерриваль
несколько раз в год и приходить к вам в гости.
предстоящем путешествии подробнее.
о своих планах, надеждах, сомнениях, а также о гардеробе, который
отправится с ней в Шеррин. Тема была столь увлекательной, что она на время
совершенно забыла о Дрефе сын-Цино. Кроме того, по ее глубокому убеждению,
с той самой минуты, как дядюшка Кинц согласился ему помочь, Дрефа можно
уже считать спасенным. Несмотря на свою кажущуюся рассеянность и
беспомощность, дядюшка неизменно делал все, за что брался. Ни разу Элистэ
не приходилось разочароваться, если Кинц во Дерриваль ей что-то обещал. А
сейчас он ясно и недвусмысленно согласился помочь. Вот почему Элистэ
беззаботно болтала о грядущей шерринской жизни всю дорогу: и в лесу, и
возле пруда, и среди полей, когда они пробирались меж виноградников к
замку. Дядюшка Кинц слушал племянницу с неослабевающим интересом. Лишь
когда они оказались возле каретного сарая, находившегося в
непосредственной близости от конюшни, он предостерегающе поднес палец к
губам. Элистэ тут же умолкла. Они осторожно обошли постройку с южной
стороны, остановились и выглянули из-за угла.
поредели. От угла до приземистого строения конюшни было рукой подать.
Борло сын-Бюни сидел на земле, прислонившись спиной к запертой двери.
Голова кузнеца свисала на грудь, на коленях лежала тяжелая дубина. Борло
спал, загородив своей массивной тушей вход в конюшню.
Отличный, здоровый экземпляр. Какая замечательная мышечная масса!
любопытством. Трюки дядюшки Кинца всегда были необычайно увлекательны. Что
он придумал на сей раз? Может быть, Поющее облако, как на день ее рождения
в прошлом году? Огненные цветы? Призрачного жирафа? Шли секунды, но ничего
не происходило, и на смену любопытству пришло беспокойство. Обычно чары
дядюшки срабатывали моментально. Может, на этот раз у него ничего не
получится? Вдруг искусство подвело его именно тогда, когда оно нужнее
всего? Элистэ уже хотела задать дядюшке вопрос, но тут Кинц заговорил:
забормотал себе под нос речитативом что-то невразумительное. Голос у него
при этом был странный - гораздо более глубокий и властный, чем обычно. Он
дышал размеренно и ровно, на лице застыло бесстрастное выражение - столь
мало ему свойственное, что Элистэ на мгновение померещилось, будто рядом с
ней не ее милый дядюшка, а какой-то суровый незнакомец. В недоумении она
уставилась на старика, и вдруг ей показалось, что облик его меняется.
Точнее, что-то начало происходить с воздухом вокруг Кинца: он сгустился,