обдало волной ненависти к ним обоим - как же, они ведь мужчины, вот и
объединились против нее, списали ее со счетов. Неважно, что у дядюшки
Кинца виноватый и несчастный вид, - он все-таки поддержал Дрефа. Она могла
бы плакать, спорить, умолять, но решила не унижаться. Им она не нужна - ну
и ладно, она тоже без них обойдется. Элистэ выпрямилась и вздернула
подбородок.
повел, но она с удовлетворением отметила, что Кинц тоскливо поежился.
Прекрасно, пусть помучается, что бросает ее. - Хорошо. Принести из дома
свечи и одеяла?
направилась к домику. В горле у нее першило, в глазах стояли слезы. Ей
почему-то очень хотелось расплакаться. Почему? Вся эта сцена что-то
напоминала ей. Ну, конечно, как же она не сообразила? Те вечера, когда
Дреф уходил, несмотря на все ее просьбы, и она не могла этому помешать. Он
просто-напросто уходил - и все. Но теперь он уводит с собой дядюшку Кинца.
Бросит ее здесь совсем одну - и глазом не моргнет; а с другой стороны,
ему-то зачем переживать? Да и ей не с чего. Что ей за дело, куда направит
свои стопы ее новоосвободившийся серф и чем пожелает заняться? Не пристало
ей думать об этом. Однако она думала, и сердце ее сжималось от боли.
впредь. Сама мысль о разлуке была нестерпимой. Глупо, невероятно - но
правда. И давно уже было правдой. Она закрывала на это глаза, всячески
противилась, но сейчас уже не могла отрицать факты. Сейчас она призналась
себе, что не может без него, что не найдет без него покоя. Он бывший серф
- ну и что? Это ничего не меняет.
простолюдина, который вот-вот улетит от нее в самом прямом смысле слова.
Она отвергла герцога Феронтского и всех прочих, чтобы сдаться
низкорожденному подпольщику-нирьенисту, который видит в ней всего лишь
капризную девчонку. Дреф, конечно, от души посмеялся бы, узнав об этом. У
него отнюдь не вульгарное чувство юмора, он способен оценить иронию.
Элистэ сердито смахнула их. Она и без того в унизительном положении,
нечего в этом расписываться у всех на глазах. Капелька выдержки позволит
ей сохранить хотя бы видимость собственного достоинства. Она простояла две
или три минуты, овладела собой и лишь после этого огляделась в поисках
свечей и одеял, за которыми пришла. Тут Элистэ обратила внимание на
странное зеркало на стене у себя за спиной. Небольшое зеркало в простой
деревянной раме, насколько ей помнилось, всегда висело на этом месте. В
детстве она частенько торчала передним, строя гримасы. На сей раз, однако,
у нее бы это не получилось - зеркало почему-то перестало отражать, в нем
вообще ничего не было видно. Его поверхность затянулась совершенно
непроницаемым загадочным серым туманом, который ритмично пульсировал
непонятными вспышками. Элистэ застыла в тревожном любопытстве, но тут же
очнулась и кликнула дядюшку. Кинц и Дреф поспешили на зов.
дом, только и всего. Должно быть, он хочет мне что-то сказать.
Разве ты не знала?
проржавевших петлях и неисправных водостоках. Entre nous [между нами;
говоря по секрету (фр.)], его разговоры не блещут разнообразием, но не
будем придираться. Лучше подождем и послушаем.
наклонившись, тихо забормотал нечто неразборчивое, с чего, как давно знала
Элистэ, у него всегда начиналось чародейство. Сперва ничего не случилось,
по крайней мере, ничего существенного. Хлопнула ставня, скрипнула
половица, в камине взметнулась зола, и дядюшка Кинц кивнул, словно понял
тайный смысл всего этого. Потом он снова что-то сказал, поверхность
зеркала прояснилась и появилось изображение - но вовсе не комнаты и их
самих. Элистэ увидела знакомую узкую тропинку, что вела по холму к
отвесной скале, закрывавшей проход к дому. И, разглядывая крутой
неприступный обрыв высотой в сто с лишним футов, она впервые в жизни
постигла суть наваждения. Скала оставалась скалой, ее знакомый четкий
силуэт нельзя было спутать ни с чем; но скальный гранит приобрел воздушную
фактуру густого тумана, сквозь него просматривалось продолжение тропинки,
взбегающей по крутому склону реального холма. Вот, стало быть, как это
делается. Любопытный пейзаж, но живые люди, вписанные в него, выглядели
куда интересней. Ибо у самого подножия отвесной скалы мельтешило с
полдюжины вооруженных мужчин в алых нашейных платках и с эмблемой красного
ромба на рукавах - дозор местной коммуны экспроприационистов.
вещи? Неужто ты сомневаешься в скромных дарованиях своего дядюшки?. Этим
дозорным отрядам никогда до нас не добраться.
плоскому камню, угнездившемуся меж корней гнилого старого пня, отодвинул
его и, обнажив потаенную выемку с бронзовым рычагом, уверенно подергал его
в той последовательности, которую Элистэ запомнила еще ребенком. В доме
звякнул колокольчик, а в зеркале туманная завеса с изображением
скалы-наваждения тем временем стала настолько прозрачной, что оставалось
диву даваться, почему братья-экспроприационисты не видят сквозь нее.
Дядюшка, вы никому не говорили?
в растерянности. - А не могло так случиться, дети мои, что за вами шли
следом?
ручаюсь.
убедиться - существует множество разных способов наблюдения. Вероятно,
кто-то получил к одному из них доступ, а может быть, и открыл совсем новый
- над этим стоит подумать. Весьма занимательно.
Если они сдадут, я просто не знаю, что делать. Но не будем думать о
худшем. Быть может, нам еще удастся их провести.
у скалы, пробуя ее прочность прикладами мушкетов и кулаками. - Похоже, они
знают, в чем тут хитрость. Мастер Кинц, какой натиск способны выдержать
ваши наваждения?
сильны, как страх, непроницаемы, как тщеславие, и устойчивы, как надежда.
Все зависит от тех, кто их видит, юноша.
сказала Элистэ. - Нам лучше покинуть этот дом, и как можно скорей.
Надеюсь, с глупыми разговорами, чтобы я осталась здесь, покончено?
тысячекратно увеличило угрозу ее собственной жизни, но как же Элистэ
обрадовалась этому - вопреки здравому смыслу! С большим трудом ей удалось
подавить довольную улыбку.
жаль...
еще, может, придется жалеть. Когда шар будет готов к полету?
перед ними возник огромный пузырь, темный, как закатное небо, и так же
расписанный золотыми полосами и блестками. Элистэ замерла в восхищении.
Удивительное зрелище, но не менее удивительной была скорость, с какою этот
пузырь распухал. Он нависал над ними, рос на глазах, но шелковая его
оболочка все еще обвисала многочисленными складками.
чудо?
Глориэль любит свет.
фонарным маслом, кувшинами с водой и балластом. Всем распоряжался Дреф,
который позаботился даже о равномерном распределении груза, о чем Кинц не
подумал. Когда они с этим покончили, шар был готов к полету и рвался
вверх, натягивая державшие его канаты, как струны. Глориэль, судя по
всему, тоже полностью пробудилась - мигала огоньками, вибрировала своим
металлическим корпусом и издавала напряженный пронзительный гул.
проволоки. Кинц во Дерриваль, стоя в корзине, то подбрасывал солому в
отверстие жаровни, находящейся прямо под горловиной, то раздувал огонь.
Элистэ с минуту понаблюдала за дядей, а потом, с тревогой и в то же время
с любопытством, вернулась к зеркалу: чем там заняты дозорные?
пробежал по инерции с десяток шагов, споткнулся и упал на руки. Потом сел,
огляделся, и глаза у него полезли на лоб. Его товарищи, что остались
внизу, словно с ума посходили - тыкались и изо всех сил стучали в скалу,
которая представлялась им и на взгляд, и на ощупь твердым камнем. При этом
Конан-Дойль Артур
Мороз Александра
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Флинт Эрик