Чтение 92–й страницы книги ~Мой путь в рай~

друга, и я ненавидел их за это. Хотел бежать вверх по холму, все опустошая
на своем пути, но потом посмотрел на грудь Перфекто и понял, что не могу
оставить его, не могу перенести его несуществование. Он отдал мне свою
жизнь. И я надеялся вернуть ее ему.

Я взглянул на свои руки. В них только ружье. А должна быть
медицинская сумка. Снова посмотрел на рану: легочный мешок, чтобы закрыть
дыры в легких, с литр искусственной крови, смолистая повязка поверх раны,
раб, который будет поддерживать работу сердца. Все это нужно, чтобы
сохранить ему жизнь. Если бы медицинская сумка была со мной, я мог бы его
спасти. Я достал мачете, разрезал пенистую изоляцию ствола лазера и
обнажил замороженные тюбики с азотным охладителем, потом отрезал розовый
палец с левой руки Перфекто и положил его между тюбиками. Затем отрезал
кусок окровавленного кимоно и обвязал ствол лазера, надеясь сохранить
образец плоти Перфекто, не дать ему испортиться.

- Ах, только поглядите на доктора... - сказал Мавро, оглядываясь на
меня. Пот mugga покрывал его лицо, и смотрел он в землю. - Старик
превратился в вампира.

Я ничего не ответил. Конечно, он понял, что я делаю, но в гетто
Картахены не берут у мертвецов образцы ткани для клонирования. В мире,
кишащем людьми, которые ждут своей очереди родиться, и у каждого есть
какая-то индивидуальная добавка в генофонд, клонирование оправдано лишь
для тех, чья генетическая структура может быть названа "невосполнимым
сокровищем". Мало кто генетически достоин такой чести. Но Перфекто и
другие химеры, пожалуй, единственные, кто, по-моему, должен быть
клонирован.

Голос Абрайры звучал хрипло.

- Ты собираешься сделать его копию? Это удивительно. Я люблю тебя за
это.

- Прекрасно, - ответил я и посмотрел вверх по холму. С самой первой
встречи я помнил слова Перфекто: "Мы с тобой оба умрем на Пекаре". Его
пророчество исполняется. Он мертв, а я чувствую, как умирает во мне
способность испытывать страсть, сочувствие, надежду. А когда все это
уходит, ничего ценного не остается. Я понимал, что становлюсь пустой
шелухой. Мы находились внизу, у рисовых полей, выше начинались банановые
плантации. Несколько машин перевернулись при попытке подъема на крутой
склон. Никакого следа защиты я не видел. Далеко, по бокам от нас, медленно
двигались кибертанки. Должны быть еще ласки, но их, наверно, сбили те, что
прошли перед нами. С полдесятка стволов АНП дымились в утесах у основания
города. Ничто не может помешать нам войти в Хотоке но За. Жители не стали
бы минировать банановые плантации.

Я вскочил, закричал и побежал к городу. Бежал по полям к городу, и
Абрайра кричала:

- Подожди! Там опасно!

Она обогнала меня и побежала впереди, а Мавро попытался обогнать и
ее. Его глаза опасно сверкали. Солнце ярко освещало вытатуированные
серебряные слезы, они казались горящими.

Я продолжал бежать по полям, пытался первым из нас троих добраться до
города. Но Абрайра сильнее и быстрее, она поднималась по холму передо
мной, а Мавро словно перелетал через бугры, задерживавшие меня.

На бегу я сбрасывал защитную одежду, она мне мешала.

Мы миновали рисовые поля, пробежали плантациями, потом преодолели
крутой подъем с полкилометра длиной. Пробрались в бреши в стене и
оказались на улицах Хотоке но За, и повсюду лежали тела, а звуки выстрелов
стали громче. Абрайра приказала пройти между двумя домами, гигантскими
иглу, высеченными из светлого камня, и там лежали три мертвых самурая в
красных боевых костюмах. Я не хотел портить образец ткани Перфекто,
поэтому свое ружье повесил на спину и взял другое у мертвого самурая.
Перед нами километра на два узкой аккуратной лентой тянулся к морю город;
теперь он превратился в развалины, в центре города рухнувший воздушный
корабль провел длинную черту разрушений. Целые здания при этом были
снесены до основания. Я подумал, что такое опустошение может вызвать
только шаттл, ударившийся на полной скорости. По улицам двигалась сотня
наших машин, разбрызгивая смерть из плазменных пушек, выпуская кривые ножи
из самострелов. Все затягивали густые облака дыма.

Мы пересекли улицу и двинулись к океану. И тут увидели ябадзинов:
стариков в белых кимоно, изрезанных лезвиями, старух, сожженных лазером,
малышей с разбитыми головами. На улицах города я увидел только одного
мертвого наемника. Мы подбежали к стене дыма, и дым окрасил всю местность
в темно-желтый цвет. Я ощущал телом ветер, ярко светило солнце, поблизости
слышался гром пушек, и меня охватила дикая радость. "Так и должно быть, -
подумал я. - Сражаться. Чувствовать себя живым. Так и должно быть".
Повсюду дома одинаковой внешности, у многих контрфорсы, как отходящие в
стороны руки. Из многих куполов поднимался дым, на порогах лежали мертвые
ябадзины, их обожженные останки свидетельствовали об избранной ими форме
самоубийства. "Пусть будет больно, дамы, - подумал я. - Пусть будет
больно".

Мы бежали туда, где звуки битвы были всего слышнее, но странная
городская акустика сыграла с нами шутку. Все время звуки битвы казались
впереди, всего в нескольких метрах от нас.

Платиной вспыхнул передо мной выстрел из лазера, я отпрыгнул и
покатился по земле, крича от радости. Мы находились в километре от моря. Я
вскочил и посмотрел на стрелявшего - компадрес в зеленом защитном костюме.
Он извиняясь развел руками. Я понял, что добрался до края схватки. Вокруг
множество куполов разного цвета. Деловой район.

Прямо передо мной послышались крики, болезненный женский вопль, я
пробежал под контрфорсом через тучу дыма. Передо мной Мавро стрелял в
купол. Я услышал сдавленный крик справа и подбежал ко входу в купол.
Оттуда валил дым, и я ничего не увидел. Выстрелил от пояса, кто-то
закричал и упал.

Я повернулся. Абрайра следила за улицей, держа лазер наготове. Мавро,
продолжая стрелять, нырнул в купол. Ниже по холму двигались наши люди, и
мертвые ябадзины лежали так густо, что местами приходилось перебираться
через трупы. У ябадзинов, казалось, не было никакой защиты, не было трех
тысяч самураев, они совершенно нас не ждали, я не мог этого понять. Ниже
по холму одновременно взорвались три купола. Ябадзины взрывали свой город.

Я слишком отстал. Передо мной никаких живых целей. Чтобы их отыскать,
нужно бежать вперед. Ни у кого из ябадзинов нет защитных костюмов. Я
нащупал регулятор и уменьшил энергию луча лазера. Пробежал мимо Абрайры и
здания, в котором скрылся Мавро. Абрайра что-то крикнула и побежала за
мной.

Я пробежал по улице мимо десятка компадрес в зеленой броне, которые
методично обстреливали два горящих здания, словно там скрываются ябадзины,
мимо полных наемниками машин, поливавших город на полкилометра плазмой.

Я пробежал два квартала делового района, царапая голые ноги. Три
молодых японца выбежали из здания, я выстрелил им в спины и повернулся,
чтобы взглянуть, где мои компадрес. И вдруг понял, что рядом со мной
никого из компадрес нет: я на передней линии, и впереди улицы залиты
плазмой. Я могу перебить всех.

Я закричал, взглянул вверх по холму, и вдруг из двери купола выбежала
женщина. На ней синий костюм, как у чиновника, кожа светло-желтая,
усеянная кровавыми точками, под глазами темные круги. Глазные складки
сильно подчеркнуты, черные волосы зачесаны назад. Она опустила взгляд и
посмотрела на лазерное ружье. Потом принялась возиться с собственным
лазером, нацеливая его на меня.

Я выстрелил и провел огненную полосу по ее грудной клетке. Она
удивленно открыла рот и смотрела на меня, словно знала, что она уже
мертва. Потом упала, уступая мне дорогу, вытянулась. И в этот момент у
меня закружилась голова, сердце гулко забилось, и я достиг состояния
Мгновенности. Женщина падала, глаза ее в последний раз закатились, ружье
она отбросила и оно повисло в воздухе. По улицам катились волны дыма, они
изгибались вокруг куполов, и все похоже было на ад. Небо почти
расчистилось от oparu no tako, сильный ветер разогнал грозовые тучи. Я
видел только одну желто-зеленую полоску, плывущую по небу; а на фоне
утреннего горизонта видны были миллионы и миллионы отдельных oparu no
tako, они золотом и белизной сверкали на солнце, как кусочки слюды. Больше
ничего чуждого. Орхидеи на крошечных газонах, приземистые пальмы и
гигантские папоротники во дворах - это я видел всю свою жизнь. Купола, как
женские груди, поднимающиеся в воздух, - это всего лишь дома. А умирающая
женщина, лежащая на земле с искаженным лицом, с бледной кожей в розовых
пятнах, - простая женщина, я таких видел миллионы. И каким-то образом она
соответствует окружению. Словно дым, катящийся по улицам, завивающийся
вокруг куполов, небо, блестящее осколками слюды, умирающая женщина с
бледной кожей - все это части огромного холста, пейзаж, нарисованный
искусным художником. И я испытал чувство, которое можно было бы назвать
совпадением. Эта женщина, эта планета - это совсем не Земля. Но я
почувствовал, что готов их принять. Я стал частью Пекаря.

Женщина, в которую я выстрелил, любила, ей были дороги незнакомые мне
люди. Она не ябадзин. Она человек. Она человек не из-за своего сходства со
мной, а вопреки отличиям. Я огляделся, пораженный этим ощущением, и
увидел, что все вокруг чужое, более чуждое, чем я себе представлял. И
одновременно все это принадлежит мне.

Я больше не в Панаме. Я посмотрел на улицы, на холм. Мои компадрес
бежали за ябадзинами, стреляли в них. Ябадзины не очень сопротивлялись.
Никаких трех тысяч самураев, о которых нас предупреждали, нет. На
дирижаблях, должно быть, прилетело всего несколько сот человек. И все они
как будто погибли. Большинство зданий горит и разрушено. Только немногие
ябадзины решили жить и сражаться. Подобно жителям Мотоки, ябадзины
предпочли покончить самоубийством. Они не верили, что могут победить нас.
Мало кто сражался, и ни у кого не было оружия, способного пробить нашу
броню. Они были обречены. Но мои companeros словно не понимало этого.