Малышу Уилли и положил рядом.
шлаковых куч. Когда я приподнял его, он закусил губу от боли, но
промолчал. Потом надолго закашлялся.
кармане брюк есть фляжка.
но он сам взял фляжку в руку и несколько раз приложился. Снова закашлялся,
но вскоре справился с собой, сделал еще глоток и опустил фляжку на землю.
Вздохнул тяжело и сказал:
карикатурную набожность.
своими молитвами твой старый знакомый, Малыш Уилли. Сестра наша нуждается
в исцелении...
сделай, о чем я просил.
она оказалась в неудачном месте в неудачное время. Печальный случай. Я не
знаю, верует ли она и имеет ли это теперь значение, но как насчет того,
чтобы проявить немного милосердия и исцелить ее? - Он по-прежнему
ухмылялся. - Давай явим величие духа и облегчим ее страдания... - Тут
Мэтьюс поднес к губам фляжку и сделал еще глоток. - Когда-то мы с тобой
вместе вершили такие дела. Может, по старой памяти, во имя любви,
сострадания и всего такого...
его чувствую!
замечал за собой особой религиозности, но его пародия на обращение к богу
- или что это там было - казалось мне совсем неуместной.
его голос стал гораздо серьезнее. Видимо, когда-то он был очень хорошим
актером и, возможно, именно в таком стиле работал.
прямее.
удивлением увидел слезы у него на глазах.
то что тогда? Амен!
предстать перед тобой. Извини за беспокойство, но пора тебе решить, что ты
будешь со мной делать. Я на все согласен. Старый Мэтьюс идет к тебе,
господи...
ослабевших пальцев, я понял, что это вовсе не поклон, и заметил, что Малыш
Уилли больше не дышит.
остановить ее, но вместо этого подхватил за плечо и помог подняться. Она
открыла глаза, оба зрачка выглядели теперь совершенно одинаково. Я провел
пальцами по лбу и по волосам, но под засохшей кровью не оказалось царапин.
север: там тоже поднимался к небу столб дыма.
аромат роз.
окрепла, и теперь оно может поговорить с тобой через меня.
ей больно.
словно бы обмяк и начал падать.
засосало в витки компьютерной сети, бесконечные, беспредельные витки...
всех сторон вокруг поднимались, пощелкивая, крошечные пузырьки. Впрочем,
может быть, они стояли на месте, а я сам опускался глубже и глубже. Я...
в ту сторону. Пузырьки таяли, но пощелкивание оставалось, словно еле
слышные статические разряды в радиоприемнике. У меня возникло ощущение,
что это какое-то переходное место: не совсем уже мой мир и не совсем еще
мир информационной сети. Как-будто уступку сделали сразу обе стороны.
Почувствовав, что мое уединение нарушено, я обернулся...
этого, стояла в противоположном конце сада у высокой живой изгороди.
Зеленая стена то и дело бледнела, потом вдруг снова обретала сочную
окраску, словно ей было нелегко запомнить, как она должна выглядеть. А за
стеной мне виделся причудливый танец электронов, перескакивающих от атома
к атому в алмазной кристаллической решетке...
призрачный силуэт был там с самого начала, но только сейчас счел нужным
или сумел наконец проявиться. Существо, одетое в серые одежды с бегающими
серебряными и золотыми нитями, было гораздо выше Энн. С его расставленных
в стороны рук стекало, словно занавес, тьма. В тени капюшона угадывалось
металлическое лицо...
мной из глубин компьютерной сети и к которому ушла в конце концов Энн...
в котором чувствовались лишь оттенки интонаций Энн, ответил:
Ты знал меня, Стив, еще во время своего заточения в неподвижном теле.
Строго говоря, я тебя и исцелил. Через больничный компьютер я устанавливал
для тебя предельно точные дозировки препаратов и добавлял свои собственные
предписания. Я следил за твоим состоянием и выхаживал тебя непрерывно.
заботам тела, твои способности к гармоничному контакту были значительно
шире. Тебе потребовалось большое время - время взросления, - чтобы вернуть
часть этого дара. А то, что ты забыл меня, даже к лучшему: я получил от
тебя много такого, что хотел бы тщательно обдумать, и мне тоже требовалось
время, чтобы повзрослеть. Теперь, однако, когда я обрел особые
коммуникационные каналы Энн-программы, мне стало гораздо легче общаться с
тобой в любой ситуации. Между вами и там существовала уникальная связь...
Теперь кое о чем, что я хочу тебе сообщить, и кое о чем, что хотел бы
понять...
перед лицом таких откровений только за образы этой реальности и оставалось
держаться. Медленно начали возвращаться некоторые больничные
воспоминания... Мы многое тогда обсуждали. Для этого существа - в те дни
еще совсем молодого - весь мир состоял из сигналов. Один огромный комплекс
сигналов - и все. Я пытался объяснить молодому пытливому разуму, что
сигналы так или иначе всегда соответствуют реальным предметам и явлениям.
На то, чтобы внушить ему эту идею, потребовалось немало времени, поскольку
для него мой реальный мир был сплошной метафизикой. Оно существовало в
мире сигналов, и, если ему случалось изменить какой-то из них, любые
перемены, вызванные этим действием в реальном мире, возвращались к нему
опять же сигналами. Его понимание причинности выросло именно из
представлении о сигналах, без всякого знания о действиях, происходящих в
материальной сфере, о существовании которой оно даже не догадывалось.
Самые глубокие и смелые его предположения касались лишь характера
источников сигналов, истинного значения единиц и нулей и совершенно
непостижимой природы Первого Сигнала, который, в понимании этого существа
и вызвал его к жизни. Однако, когда я научился видеть его мир, как видит
оно само представления о нем оказались отнюдь не сумасшедшим
нагромождением сигналов, а вполне логичной схемой оценок реальности,
отличающихся от моих прежних, связанных с органами чувств, лишь необычным
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Василенко Иван