позвольте заметить, что если вы не в состоянии рассказать полиции больше,
чем знаете сейчас, они лишь порекомендуют вам обратиться к врачу.
привыкла ко всякому проявлению эмоций у пациентов, и глазом не моргнула,
видя несоответствие между выражением моего лица и непрерывным хихиканьем.
Она назначила мне время и кивнула на прощанье.
мне вслед.
чтобы с ними бороться. Тщетно - те не обращали на меня внимания.
напугана сильнее меня. Я же глубоко внутри стал испытывать чувство, от
которого совсем отвык. Отвык настолько, что первые его прикосновения
казались почти незнакомыми. Это была злость.
не напоминали струнное пение арф, да и не должна бесплотная душа
чувствовать кислый привкус во рту. Я простонал и вернулся на бренную
землю, к тренькающему телефону - забыл поставить его в режим записи,
когда, ложась спать, еще надеялся на возвращение демонов. Если они и
являлись, то конечный счет был примерно таким: демоны - 6, Белпатри - 0.
Часы показали 8.32 и повели отсчет дальше. Я ответил на звонок.
стряслось.
Даггетт ночью скончался.
когда пришла. Сердечный приступ.
от мысли, что именно мои записи прослушивал он перед смертью.
приняла его и бросила на меня вопросительный взгляд. Я рассказал все, что
только что узнал.
как... Черт побери! Начинать сначала с другим врачом? Или, быть может,
попытаться заглянуть в твою историю болезни? Я покачал головой.
что сделал вчера Даггетт - зачем? Даггетт ведь предупредил, что
воспоминания скоро вернутся. Мне кажется, он прав, поэтому лучше
подождать. Я уже чувствую себя иначе, будто в моей голове что-то приходит
в порядок, проясняется.
совпадение! Может, стоит обратиться в полицию? Рассказать им все, и пусть
проверят...
предполагаемого душевнобольного. Даже если они отнесутся серьезно, за что
ухватится? Сердечный приступ - это не удар тупым орудием. Для полиции у
нас ничего нет. Как и у них для нас.
платеж. Мы можем позволить себе успокоиться и ждать результатов лечения.
- Как это возможно, зная то, что мы узнали?
Даггетт мог записать туда больше, чем сказал нам.
дома. Приводи себя в порядок и пойдем завтракать - если ты не
предпочитаешь поесть здесь. Потом складываем вещи и уезжаем.
- завтраку, и нет - "уезжаем".
добраться до моей истории болезни и, если ничего не получится, утром
уезжаем.
могла или не хотела связать нас с его родственниками. Разыскать его
секретаря я не сумел. В конце концов нашел медсестру, и она сообщила, что
то, что мне нужно, получить немедленно я не смогу. Архивы носят весьма
деликатный характер; они опечатываются в случае кончины психиатра и
выдаются лишь по решению суда или запросу нового лечащего врача. Ей очень
жаль, но...
обещание - мы ждали, мы пытались. Завтра уезжаем.
прихватив с собою запас кошмаров. К счастью, большинство из них с первыми
лучами солнца бесследно исчезли. За исключением сценки последнего танца
войны вокруг бензоколонки "Ангро энерджи" с участием всевозможных ужасов;
и земля разверзлась под ногами, когда какой-то толстяк пылающим топором
разрубил гигантскую голограмму моего мозга... Словом, были все те
маленькие прелести, которые превращают сон в захватывающее приключение.
обязательства, и она сдержала обещание. Почти всю дорогу нас преследовал
моросящий дождь. Патетично - природа будто прониклась нашими чувствами. Мы
оба были далеко не в блестящем настроении, когда приехали домой.
Нет ли у меня надежного юриста, способного заняться этим делом?
я иногда встречался, не отказал бы мне в просьбе.
разговоры. А она не унималась. Я вновь почувствовал злость, на сей раз
направленную на Кору, но я боялся дать ей выход. Я сказал Коре, что устал,
что у меня опять разболелась голова и что мне нужно побыть одному. Я
извинился и вышел на улицу.
дома Эрнста Хемингуэя. Неужели Хемингуэй в самом деле утащил отсюда
писсуар и сделал из него поилку для своих котов?
веснушчатый, вечно улыбающийся; песочные волосы, выгоревшие до белизны...
Он имел вид неунывающего школьника и с первой же встречи производил на
многих неотразимое впечатление. Пожалуй, более несерьезного человека я не
встречал. Он часто влипал во всякие неприятности, хотя, в сущности, ничего
порочного в нем не было. По натуре Джек был искателем удовольствий и,
подобно мне, каждый месяц получал вклад на текущий счет. Только он знал
откуда приходят деньги. Ему их переводили родители - за то, чтобы он не
возвращался в Филадельфию. Мы с ним всегда прекрасно ладили, возможно,
потому, что Джек находил между нами много общего - если вообще об этом
задумывался. В тех редких случаях, когда я выбирался в свет, я
приветствовал его общество. Джек не теряя головы, мог выпить гораздо
больше меня и присматривал за мной, вытаскивая из щекотливых ситуаций.
лет, сколько зим! Куда ты пропал?
Эй, Джордж, принеси-ка кружку!.. Ко мне тут прибились две крошки, -
продолжил он. - Заходи попозже. Тебе это пойдет на пользу.
делятся неприятностями. Зато в пустопорожних разговорах ему не было
равных, и меня это вполне устраивало. Мы обсудили общих знакомых, прелести
рыбалки - порой выбирались вместе, - политику, кино, спорт, секс, питание,
а потом пошли по второму кругу. Господи, какое же это облегчение - не
думать о том, что тревожит больше всего!
поесть - даже не скажу где - и посидели в другом заведении. В голове у
меня все плыло, но Джек казался свежим как огурчик и беспрерывно трепался,
пока мы не дошли до его дома.
снова готовил коктейли... Мы потанцевали. Немного погодя я заметил, что он