уберечь их от разрыва, когда в тело келгианина вонзилась металлическая
пластина с зазубренными краями.
оказаться смертельной.
коагулянт, зашил крупные сосуды, а мелкие, любое прикосновение к которым
могло окончательно их разрушить, изолировал. Он переживал за пациентку,
ибо знал, что ее чудесный серебристый мех уже не будет таким, как прежде,
- он пожелтеет и станет вызывать у самца-келгианина неодолимое отвращение.
Раненая медсестра была весьма привлекательной особой, и для нее подобный
исход обернется сущей трагедией. Конвей надеялся, что она не настолько
горда, чтобы не прибегнуть к процедуре наращивания искусственного меха,
который, конечно же, не обладал роскошным отливом настоящего, но все же
смотрел лучше, чем гнусные желтые пятна...
гусеницей", о которой его обязывала заботиться только профессия. Зато
теперь он докатился до того, что волнуется за ее брачные перспективы. Да,
с мнемограммой не соскучишься.
описал состояние пациентки, и принялся настаивать на срочной эвакуации.
Маннон сообщил ему, что в данный момент происходит загрузка пяти или шести
кораблей, причем почти все они имеют палаты для кислорододышащих, и назвал
номера двух ближайших шлюзов. Он сказал также, что за исключением
нескольких тяжелобольных все пациенты классов с А до Г улетели или вот-вот
улетят вместе с медицинским персоналом той же классификации, который
вынужден был подчиниться приказу О'Мары, хотя зачастую - с явной неохотой.
Например, пожилого тралтанина-диагноста, который, бедняга, владел
собственной космической яхтой - в обычных условиях это, разумеется,
несчастьем не было, - пришлось обвинить в попытке предательства, нарушения
устава и подстрекательстве к бунту, поскольку он не соглашался покинуть
госпиталь иначе, как под арестом.
стало стыдно за такие мысли, он сердито помотал головой и взялся
наставлять Мэрчисон относительно перевозки ДБЛФ на корабль. Путь к шлюзу
пролегал через отделение АУГЛ, поэтому на каталку следовало установить
специальную палатку, - ведь в том отделении имелся теперь прямой выход в
космос. В огромном бассейне не осталось ни АУГЛ, ни воды - последнее из-за
того, что ремонтировать секцию, для которой в будущем вряд ли найдется
применение, было некогда. Пустая котловина бассейна, стенки которой
высушены были космическим вакуумом, а водоросли, напоминавшие пациентам о
доме, поникли и скукожились, произвела на Конвея угнетающее впечатление.
Оно не рассеялось и тогда, когда скромная процессия, миновав три уровня
хлородышащих, достигла очередной воздушной секции. Тут дорогу им пересекла
компания ТЛТУ. Конвей обрадовался неожиданной передышке: сам он находился
под действием стимулятора, но Мэрчисон от изнеможения едва не падала с
ног. Ладно, решил он про себя, как только погрузим ДБЛФ, отправлю ее
спать.
санитары с потными, багровыми от напряжения, лицами. Каждый ТЛТУ помещался
внутри защитной оболочки, температура в которой доходила до пятисот
градусов и поддерживалась генератором, испускавшим пронзительный,
бередящий душу вой. Исходивший от оболочек жар чувствовался даже на
расстоянии в шесть ярдов. Если сейчас по госпиталю пальнут ракетой и одна
из оболочек лопнет... Конвей не мог представить себе худшего способа
умереть: быть сваренным заживо в клубах перегретого пара!
Конвей обнаружил, что глаза его так и норовят уставиться в разные стороны,
а ноги понемногу становятся ватными. Либо кровать, поставил он диагноз,
либо новый укол стимулятора. Первый вариант показался ему более
привлекательным, однако на плечо его вдруг легла чья-то рука. Он обернулся
и увидел монитора в скафандре высокой защиты, от которого до сих пор веяло
холодом космического пространства.
идет эвакуация, поэтому мы причалили к шлюзу отделения ДБЛФ, но там никого
нет, а кроме вас мне врачей не попадалось. Вы займетесь раненым, сэр?
одумался. На госпиталь же напали! Атака была отбита, но без потерь,
естественно, не обошлось. Офицера можно понять, однако если бы он знал,
как Конвею досталось...
трогать их, пока не посоветуемся с врачом. Кое-кто... ну, я... в общем,
пойдемте со мной, сэр.
звездолета. Скафандров с них снимать не стали, только откинули щитки
шлемов, чтобы убедиться - жив человек или нет. Конвей насчитал три случая
декомпрессии, остальное были переломы различной степени сложности и одна
черепная травма. Признаков облучения он не выявил. Значит, война ведется
чисто, если это слово применимо к такому грязному занятию...
время переживать над истекающими кровью или задыхающимися пациентами. Он
выпрямился и повернулся к Мэрчисон.
сначала я сотру мнемограмму ДБЛФ и постараюсь найти помощников. А вы пока
присмотрите, чтобы их вынули из скафандров и доставили в операционную пять
отделения ДБЛФ. Потом отправляйтесь в постель. И, - прибавил он неуклюже,
- большое вам спасибо. - Ничего другого он сказать не мог, ибо рядом с ним
стоял монитор, и если бы Конвей излил Мэрчисон душу над телами
восемнадцати тяжелораненых, офицер наверняка бы возмутился и правильно бы
сделал. Но, черт его побери, он не работал бок о бок с Мэрчисон три часа
подряд и чувства его не были обострены стимулятором...
стимулятор.
вы скажете что-нибудь подобное.
единого инопланетного пациента. Вместе с больными улетели почти четыре
пятых персонала. Питание опустевших уровней было отключено, в результате
чего сверхжесткие образования таяли и превращались в газ, а плотные или
перегретые атмосферы сгущались и растекались по полам малопривлекательными
на вид лужицами. С течением времени в госпитале появлялось все больше
мониторов из инженерного отряда: они переоборудовали палаты в казармы,
снимали пластины наружной обшивки и устанавливали излучатели и ракетные
батареи. По мнению Дермода, госпиталю следовало защищаться самостоятельно,
а не полагаться целиком и полностью на боевые корабли, которые, как
выяснилось, не в силах создать вокруг него этакий непробиваемый заслон.
самим собой и сделался мощной вооруженной военной базой, с колоссальными
размерами и возможностями которой не мог соперничать и наиболее хорошо
оснащенный крейсер флота мониторов. Вооружение базы подверглось проверке
на двадцать девятый день, когда состоялась первая массированная атака
противника. Она продолжалась три дня напролет.
переоборудования госпиталя, но никак не мог с этим примириться. Даже после
трехдневной атаки, на протяжении которой в госпиталь угодило четыре ракеты
- снова с химическими боеголовками, - его точка зрения не изменилась.
Всякий раз, стоило ему только подумать о том, что грандиозное сооружение,
призванное служить идеалам гуманности и медицины, превращено в средство
уничтожения и губит то, что должно оберегать, Конвей приходил в
раздражение, ему становилось грустно и противно. Порой он с трудом
удерживался от того, чтобы не поделиться своими чувствами с окружающими.
Приликлой. В главной столовой было немноголюдно, за столиками мониторов в
зеленой форме было гораздо больше, чем инопланетян, которых, впрочем, на
сегодняшний день насчитывалось двести с лишним. Именно об этом и шел спор
у Конвея с его друзьями.
разбазариваем медицинский опыт. Раненые, которые поступают в госпиталь, -
сплошь мониторы и земляне. Иными словами, инопланетян-пациентов у нас не
осталось, а потому следует разослать по домам и врачей. Включая
присутствующих, - он с вызовом поглядел на Приликлу и повернулся к
Маннону.
Поскольку у доктора Маннона появилась возможность стереть мнемограммы ЛСВО
и МСВК, мясо перестало вызывать у него отвращение. За прошедшие пять
недель он заметно прибавил в весе.
против бессмысленного героизма.
- и является весьма заразной болезнью. Мне кажется, в нашем случае
первопричина - решение мониторов защищать госпиталь. Мы ощущали себя
обязанными остаться и приглядывать за ранеными. По крайней мере некоторые
из нас, или я ошибаюсь? Разумнее всего было бы, конечно, улететь, -
продолжал Маннон, глядя не то чтобы на Конвея, но и не совсем в сторону, -