прошло несколько весьма запоминающихся красных, электрических минут и они
остановились перевести дух и помассировать костяшки пальцев, высокий
сказал тяжелому:
поправил его другой.
сообщить вам что-нибудь новое. Как мне показалось, Пол Байлер имел
некоторое представление о том, что происходит, - чего не могу сказать о
себе, - а я доложил ему все, что мне было известно о камне: то же самое я
только что рассказал вам.
высокий, - а он с нами. Можно даже сказать, что он открылся нам... в
буквальном смысле слова.
со вздохом проворчал толстяк. - Теперь же я и вовсе сомневаюсь в том, что
нам наплел твой дружок. Что ты сделал, как только Байлер отбросил копыта?
Направился туда, где он провел не один год и начал копаться в земле. Вот
как я все это понимаю: вы были с самого начала заодно и заранее
договорились, что рассказывать. Я думаю, камень спрятан где-нибудь
поблизости. У меня нет ни малейшего сомнения, что ты только и ждешь
подходящего случая наложить на него руки. Так что ты нам все выложишь,
приятель. Можешь сделать это сразу или после некоторых мучений. Выбирай.
удовлетворения ни одной из заинтересованных сторон. Мои мучители не
получили ничего из того, на что рассчитывали, - впрочем, я тоже. В тот
момент я больше всего боялся какого-нибудь увечья. От любых побоев я со
временем оправлюсь. А вот если кто-нибудь захочет отрезать мне пальцы или
выколоть глаз, вопрос о жизни и смерти встанет куда более остро.
пор, пока жертва продолжает сопротивляться, допрашивающий должен
придумывать что-нибудь новенькое; и тогда, рано или поздно, наступает
момент, когда смерть становится более привлекательной, чем жизнь. Когда
допрос подходит к этой грани, между сторонами начинается соревнование;
одна стремится к смерти, а другая пытается получить необходимую
информацию.
допрашивающая сторона готова идти до конца. В данном случае я не
сомневался, что они на это способны - ведь мне было известно о судьбе
Байлера. Толстяка, совершенно очевидно, не устраивала история,
рассказанная Байлером. Если я достигну той самой поворотной точки, а потом
выиграю соревнование, он опять останется ни с чем. Так же толстяк не желал
поверить в то, что я и в самом деле ничего не знаю, он, должно быть,
пришел к выводу, что у меня есть некий запас стойкости. Именно поэтому он
и решил действовать осторожно, что, впрочем, никак не могло изменить
окончательного результата.
положим этого типа на солнце и понаблюдаем, как он превратится в большую
сладкую изюмину". В предвкушении моей реакции он принялся тщательно
вытирать лоб своим шелковым платочком. Однако их ждало очередное
разочарование. Тогда они оставили меня на солнышке подсыхать, видимо,
дожидаясь, пока я нальюсь сахаром и потемнею, а сами решили наведаться в
холодильник своего аэробиля. Потом они удобно устроились в тени моей
палатки, время от времени проводя для меня персональную рекламу холодного
пива.
среди песка просто необходима для моего быстрейшего обращения в изюм.
Достав из аэробиля спальные мешки, мои гости плотно поужинали и стали
устраиваться на ночь. Если они думали, что от запаха пищи мне захочется
есть, они ошибались. Меня от всего этого просто тошнило.
доносилось никаких звуков, там было совсем темно. Вомбат отполз вправо и
издавал оттуда негромкие ритмичные звуки. Он слегка касался моей руки, и я
чувствовал, как он двигается и дышит.
не удалось узнать ни одного нового факта, касающегося предмета их
расследования - звездного камня. Правда, особого значения это не имело,
разве что в академическом смысле. Во всяком случае, на данном этапе
звездный камень меня не очень занимал. Я не сомневался, что жить мне
осталось совсем не долго. Ночь оказалась холодной, зубы у меня стучали не
переставая, а если со мной не покончит холод, это сделают мои мучители.
прежде всего не от того, в каком состоянии находятся органы чувств, а от
скорости происходящих с ними изменений. Таким образом, если я смогу лежать
совершенно неподвижно, то сумею соперничать с японцем, забравшимся в
горячую ванну, тогда ощущение холода пройдет. Впрочем, в данном случае
речь скорее шла о вопросах удобства, а не выживания. И хотя в данный
момент я думал только об облегчении своих страданий, неожиданно я
почувствовал в сознании какое-то постороннее присутствие. Однако я не
очень расстроился по этому поводу, потому что методы, которыми действовал
чужак, вроде бы приносили мне пользу - это, естественно, был еще один
способ показать мне, насколько я слаб и нерешителен. А я и не собирался ни
с кем спорить по этому поводу.
которые помогали согреваться. Я начал упражнение, но дыхание с хрипом
вырвалось из моей груди, и я закашлялся.
завопить, но зверек засунул мне лапу прямо в глотку. Левой рукой я схватил
его за шею и изо всех сил сжал - только тут я сообразил, что моя левая
рука свободна.
приблизил мордочку прямо к моему лицу и хрипло прошептал:
отпустите мою шею и не шевелитесь после этого.
определенных удобств, поэтому я отпустил вомбата и попытался кивнуть. Он
тут же убрал лапу из моего рта.
руку, и мы будем готовы уйти.
галлюцинация за довольно длинный промежуток времени. Интересно, какой из
моих неврозов вылился в такую странную форму.
утверждает, что неврозы это такая хитрая, заковыристая штука, что нужно
относиться к ним с уважением, особенно когда речь идет об их стремлении
оставаться в тени или об их способности завладевать вами самыми необычными
способами.
Следуй за мной!
кровообращение. У меня онемели руки и ноги.
за руку, заставил сесть. Для галлюцинации он был на удивление силен.
не оказался на четвереньках. Я чувствовал слабость, но держался.
могу обещать, что со временем дам тебе напиться.
кажется, из лагеря доносятся какие-то звуки. Пошли!
ноги.
на восток, параллельно горному хребту, возле которого я работал. Я
следовал за ним очень медленно, так что он время от времени
останавливался, чтобы я мог его догнать.
конечностях. Падая, я произнес что-то очень непристойное. Вомбат бросился
ко мне, но я успел прикусить язык до того, как он повторил свой фокус с
засовыванием лапы мне в рот.
кровообращения, манера поведения и самоконтроль находятся у тебя на самом
примитивном уровне.
Березин Федор
Шилова Юлия
Панов Вадим
Посняков Андрей
Шилова Юлия