беспокоился, будь он человеком иного масштаба. Но Глинн был не просто
выдающийся инженер. Он был одним из тех ученых-творцов, что появляются раз
в несколько столетий, чтобы подтвердить обоснованность существования этого
затертого понятия "гений". Его коллеги уважали его, завидовали ему,
восхищались им; его имя было известно обывателю на ленточной дорожке столь
же хорошо, как и человеку в лаборатории. Хотя, когда он женился и стал
отцом Гленды, ему уже было далеко за сорок, в нем не ощущалось ничего
такого уж мизантропического, как это часто случается с блестяще одаренными
людьми, которые первые лет тридцать проводят во взаимных недоразумениях с
окружающим миром. Для человека, стремящегося покончить с большинством
основополагающих общественных традиций и наполнить старую тележку новой
поклажей, он был совсем не воинственным, а скорее привлекательным. Он был
последним настоящим революционером, которого я знал, и я уважал его.
Впрочем, мне, как Лэнджу, он, в основном, внушал опасения.
что он действительно готовится предстать перед Советом и, по всей
вероятности, заручился поддержкой некоторых членов Совета, достаточной для
того, чтобы его просьба о начале осуществления проекта была поставлена на
голосование, я нанес ему визит в своем обличье Джесса Боргена, старейшего
члена Академии Наук. Я хорошо помню тот день и то тело, потому что моя
простота доставляла мне немало беспокойства и мне пришлось несколько раз
останавливаться по дороге к нему...
роста, коренастый, довольно грубые черты лица, густая шапка черных волос и
только на висках легкая седина. Больше всего поражали его глаза;
коррективные линзы делали их огромными, в особенности, левый, и
создавалось впечатление, что они видят почти все сразу, и насквозь. В том
положении, в каком оказался я, это как-то действовало на нервы. В общем,
не только по связанному с урологией поводу мне пришлось, уже через
несколько минут после начала беседы, извиниться и покинуть ненадолго это
нагромождение глобусов, звездных карт, рабочих столиков, чертежных досок,
модулей - макетов по привнесению экологических изменений и установки
компьютерного доступа. Это было вызвано тем, что я понял: вот человек, у
которого это может получиться, то, о чем временами лишь бормотали другие.
он, - иначе мы бы не расположили Крылья на них, - в ответ на мое, - но
окружающая среда каждого из них является единственной в своем роде.
формированием окружающей среды в нужном направлении.
пойдет нам на пользу, но зачем связываться с промежуточной стадией? Почему
бы не сделать это из самого Дома и, когда все будет готово, желающие
смогут отправиться туда и воспользоваться этим?
смотрел уже не на меня, а на шеренгу глобусов на столе справа от него. - Я
рассматриваю Дом, как эволюционный тупик для всего рода человеческого, -
продолжал он. - Мы создали стационарную, негибкую среду обитания, человек
должен либо приспосабливаться к ней, либо вымирать. Являясь существом
выносливым и адаптирующимся, он не вымер. Он сильно изменился всего лишь
за несколько столетий.
управляемым существом.
извинившись, отправился в его туалетную комнату.
в этом. Я не сомневался в реальной осуществимости его предложений. Я был
уверен, что все обсуждаемые миры можно и в самом деле сделать пригодными
для обитания человека. Я также имел достаточные основания предполагать,
что разные системы жизнеобеспечения, разработанные им для тех планет, на
которых они понадобятся, обеспечат должную защиту своих обитателей, пока
будет идти процесс создания необходимых внешних условий. Я также не
сомневался, что другой дорогой для него проект, новая программа
космических исследований в кораблях, летающих со скоростью, превышающей
световую, приведет к открытию новых миров, некоторые из которых могут
оказаться вполне подходящими для человека. Будут ли эти программы
осуществляться одновременно, как того хотелось ему, или частично, в любой
их части, уже не имело для меня значения.
меня. Я не боялся того, что был Вон Там, но скорее того, как сама
доступность этого Вон Там скажется на том, что было Вот Здесь. Ясно, что
его программы находились в противоречии с моими собственными.
между прочим.
от рода человеческого, - сказал он, - до такого состояния, когда на уровне
реагирования люди ведут себя как стадо коров. Когда-нибудь придет бык, и
именно в таком состоянии он застанет нас.
место в истории человеческого рода, где людям удается сосуществовать в
мире. Они, наконец, учатся сотрудничать, а не состязаться. Я вижу в этом
силу, а не слабость.
увидел.
сотрудничают. У них отбиты мозги, они накачены лекарствами и подвергаются
лечению, подгоняющему их под противоестественный стандарт, если они не
миролюбивы в рамках этого стандарта. Они превратились в хорошо
запрограммированных клаустрофилов. Но приучаясь к совместной жизни в Доме
и к тому, чтобы такая жизнь нравилась, я боюсь, мы жертвуем своей
способностью существовать где-либо еще. Дом не может продолжаться вечно.
Его конец может также стать концом для всего человечества.
рассеивание рода человеческого по восемнадцати мирам само по себе является
довольно убедительным доводом в пользу его долговечности. Но оба этих
аргумента были бы тщетными. Подлинная суть моих с ним разногласий
заключалась в истолковании того, что Дом делает для людей. Однако, я не
мог вступать в откровенный спор, не объясняя своего участия в событиях и
не давая ему представления о своем общем плане. Поэтому я вернулся к своей
роли представителя официальных структур и сказал "Нелепость!"
получилось злобная гримаса, он подхватил мое замечание и кивнул.
до такой стадии, как это получилось. Было бы несколько более
обнадеживающим в отношении нормальности психического состояния
человечества, если бы существовала какая-нибудь убедительная дьявольская
теория истории, если бы можно было указать на какую-нибудь группу людей,
или на отдельного человека, как на организатора этого безумия.
извлекать уроки из своих ошибок, со временем.
подробному обсуждению нескольких его систем жизнеобеспечения. К несчастью,
все они были очень хорошо разработаны. Я был полон решимости спасти, в
конце концов, хотя бы их.
его работе или какой-либо серьезный пробел в его концепциях... Но нет. Он
поработал слишком основательно. Он был просто слишком хорош, как
специалист. В противном случае, я бы сумел дискредитировать его на этих
основаниях, сумел бы остановить проект таким образом. Если бы только...
беспокойство. Я уже сколачивал оппозицию из консерваторов в Совете и в
Академии, но я отнюдь не был так уж уверен в том, что смогу нанести ему
сокрушительное поражение, а чтобы это все не началось снова мне на беду,
понадобилась бы хорошая трепка.
идеи человека.
никаких сочных фактов из жизни этого человека, ничего такого, чем удалось
бы воспользоваться. Ничего, ни острого, ни тупого. Я не смог найти для
себя оружия в его прошлом.
действия. Определенно, за несколько поколений я сильно изменился.
соседству, в возрасте от пяти до семи лет, используя подходящие моменты в
течение их будничных распорядков дня, когда это никем не могло быть
замечено. Их подвергли гипнозу и показали им кино о Кендэлле, одновременно
внушая им мысли о том, чем он занимался и что делал за последние несколько
месяцев. Решено было, что над двумя девочками действительно надругались, и
Серафис путем хирургического вмешательства удалил им девственную плеву и
спровоцировал незначительные вагинальные заражения посторонними
микроорганизмами. Одной предстояло выступить с разоблачением, с
обвинением, другая должна была повторить их, а другим оставалось только
рассказывать истории о грязном старикашке, с карманами, полными сладостей.
Конечно, потом о девочках позаботятся соответствующие медицинские
инстанции и их заставят позабыть про все то, что, как им кажется,
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Земляной Андрей
Орловский Гай Юлий
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман