Чтение 21–й страницы книги ~Рассветный шквал~

- Еще б мне не угадать! - Юрас потер самоцвет о рукав. - Кто ж еще таким добром расплачивается?

Настала очередь Хвоста кивать.

- С Южных Склонов?

- Нет. С Красной Лошади.

- С Красной Лошади?!

- С нее родимой. Что рот открыл-то?

- Дык, у вас же там...

- Верно. Заваруха немалая случилась. А ты откуда знаешь?

- Да проезжали тут одни. - Ардан снова потер синяк под глазом.

Хвост посуровел:

- Петельщики, что ли?

- Петельщики. И лысый у них за главного.

- Ясно. От нас это они возвертались.

- Трепали, мол, Мак Кехту, сидку-кровопийцу, завалили.

Трейг покачал головой:

- Трепать они что хошь могли. Я ее трупа не видел.

- Как же так! А говорили...

- В шурф она ушла. С телохранителем и одним... из наших.

- Да ну!

- Вот тебе и "ну".

- А что ж они трепались?

Хвост не ответил, посапывая трубкой.

- Я говорю, что ж брехали-то они? - продолжал возмущаться Юрас. - Нет, ну что наши егеря экхардовские все сволочи поголовно, я давно знал, но петельщики!

- А ты думал, они у нас медом помазанные для сладости, а?

- Ну все-таки это свои... Наши-то наемники все, поголовно.

- А тебе не один хрен, наемник тебя грабит или свой брат, земляк?

- Должно быть, один... Да нет, приятель, нет. Ежели свой обирает, это еще хужее выходит.

- Вот и я, дружище Меткий, про то толкую.

Солнце давно уже село за горы. На него никто не обратил внимания. Красными огоньками подсвечивали лица собеседников горящие трубки. Рыжую бороду ардана и темно-русую, примороженную сединой трейга.

- Когда остроухая ушла, а ушла она в стуканцовые норы, каких под прииском немерено-несчитано, - глухо заговорил Хвост, - Валлан сперва гонял своих по холмам. Вроде бы как искать... Валлан - это лысый. Такой лоб здоровенный с секирой, что петельщиками командует...

- Да знаю я, - отмахнулся траппер. - Сам метку под глазом от него ношу.

- Вона как?! - не то удивился, не то обрадовался старатель. - Сам, своей рукой?

- Угу.

- Это большая честь, дружище. Благородным кулаком да по мужицкой харе. Считай, он тебя в рыцари посвятил.

- Да пошел ты со своими подначками!

- Не серчай. Правду говорю. Валлан, он из благородных будет, нам не чета. В Трегетройме по праву руку Витгольда ходит и в зятья королевские метит.

- Да ну?!

- Вот тебе и "ну". Я батюшку его покойного знавал... Сволочь преизряднейшая. - Хвост поежился помимо воли, словно ощущая вновь рубцы от плети между лопатками. - А сыночек еще злее уродился. Крапивное семя. Сопляком зеленым был, а как лютовал! Куда там остроухим.

- Ты это брось. Сиды, они звери лютые. Столько кровушки, сколько они льют, ни одному Валлану не пролить!

- Зря так думаешь, друг Меткий...

- С чего ты взял? Я, может... Да что ты знаешь! Что вы видели у себя там на прииске? Твоих родичей в срубе палили?!

- Не палили. Врать не буду. И зря думаешь, что не слышим мы ничего на приисках. Люди и у нас бывают, слухи и к нам добираются. Что лютовала Мак Кехта, знаю. Что остроухие нас, людей, ниже зверья ставят, тоже известно мне. Так то сиды. Они чужие нам и враги исконные. От начала веков. Добра от них и не ждет никто. А тут свои. Человек на человека. Барон Берсан, как сейчас помню, пять серебряных наконечников копейных на черном щите, кровь лил, как водицу. Холопы при нем и пикнуть боялись. В особенности после того, как он два хутора за недоимки на колья посадил. С бабами, детишками и стариками. Всех разом.

- Да уж... Богатеи, они завсегда норовят позлее урвать. Наши вон тоже...

- Э-э, погоди, друг Меткий, не перебивай, раз уж завели такой разговор. Коса на камень все ж нашла. Я стрелу ему прямо в глотку кровавую забил. И не боюсь, что в Верхний Мир не пустят. Пустят. За такую подлюку мне Отец Огня еще десяток грехов списать должен...

- Смелый ты мужик. - Юрас покрутил головой по сторонам. Его беседа начинала уже утомлять. Рядом с Хвостом, внешне ничем не примечательным, а на деле оказавшимся жестким и небезопасным человеком, он слишком явственно ощущал собственную ничтожность. И это не могло ему нравиться.

- Не перебивай, не перебивай, я сказал. - В голосе старателя слышалось плохо скрываемое возбуждение, словно он заново переживал события многолетней давности. - Сдох барон, туда и дорога. Собаке собачья смерть... А сынок его...

- Это Валлан который?

- Он самый. "Опора трона", тварь... Яблочко от яблони...

- Ну, не томи. Рассказывай. Меня баба скоро ужинать покличет.

- А че рассказывать? Была у меня семья. Жена, трое детишек, старики - отец да мамка. А теперь нету... Уж двенадцать годков как нету. Ты мне что там про остроухих трепал? Что в срубах жгут поселян и трапперов?

Хвост схватил ардана за рукав, придвинулся поближе, дыша в лицо запахом больных от бескормицы десен.

- Валлан второй десяток только-только разменял. А уж знал, как над простым людом куражиться. Люди потом сказывали - мои долго помирали. На стене замка за ребро подвешенный еще дня три живет, мучается. А вокруг ратники ходили. Все ждали, что из лесу заявлюсь. Не дождались.

Юрас попытался потихоньку высвободить рукав из цепких пальцев трейга. Не вышло.

- Я тогда так подумал, - продолжал Хвост. - Объявлюсь - сдохну зазря. И отомстить некому будет. Перетерпел, хоть и хотелось выскочить и зубами рвать вражье семя. Потом долго по чащобам скрывался. Все хотел подловить его, Валлана проклятого. А он пацан пацаном, а мозгов побольше, чем у иного мужика здорового. Без охраны носу из замка не казал. Раз я вроде как подкараулил, да в телохранителя попал. Сам потом еле ноги унес, двое суток не спал, от погони пятками нарезая... А потом боязно стало. Жить очень захотелось. И ушел я. Далеко ушел. На север. Аж на Красную Лошадь.

Старатель замолчал. Выбил о подошву потухшую трубку. Юрас сидел притихший, не зная куда деваться.

- Думал, забыл. Забыл-запамятовал. - Теперь голос Хвоста звучал спокойно и бесстрастно. - А как увидел рожу его отвратную, так все и всколыхнулось. Понял, не покончу с кровососом - не жить самому. Сразу хотел стрелу всадить. Белый не дал, голова наш приисковый. Побоялся, петельщики весь люд вырежут. Им это раз плюнуть. Трусоват наш голова. Эх, трусоват. - Трейг тряхнул бородой. - Пока нужда была лишь в своих бедах и заботах разбираться, он ничего, путящим казался. А как наехали: сперва Мак Кехта с остроухим воинством, за ними Валлан со своими головорезами - скис голова. Сломался. В тряпку превратился. Ты меня слушаешь, друг Меткий?

- Слушаю, слушаю, - отозвался Юрас, а про себя проклял дурацкую привычку курить на бревне по вечерам.

- Слушай, слушай. Ты, может, первый, кому я все это выложил. Как служителю Огня Небесного какому. Сам сдохну, а его угомоню. Хотел сразу прикончить, пока от Красной Лошади далеко не отъехал, да пешему с конным не тягаться. Ничего. Я знаю, куда он направился. Дойду.

Хвост блаженно вздохнул и потянулся, хрустнув спиной.

Ардан осторожно поинтересовался:

- Ты никак уморился? Может, заночуешь? На сеннике в самый раз...

- Нет, друг Меткий. - Трейг хлопнул его ладонью по коленке. - Я уж лучше в лесу.

- А что так?

Старатель оскалил гнилые зубы, видно, думал, что улыбается.

- Я привычный. Не впервой. И тебя в соблазн не хочу вводить.

- Ты что это? Я ж от всей души!

- Вечером от души, а к утру покажется - на кой ляд этому Хвосту его самоцветы? Как назло, вилы или топор под руку подвернутся.

Обиженно засопев, Юрас отвернулся. А про себя подумал: "А ведь прав чужак, так оно и было бы..." Вид ссыпанных обратно в кисет самоцветов не давал трапперу покоя. Хотелось вновь посмотреть через них на солнце, наслаждаясь игрой цветов и бликов, потрогать пальцами, ощущая холодную правильность граней.

- Ну, не хошь, как хошь. Я не навязываюсь. А то подумал бы. В лесу к ночи холодает...

- Прости, друг Меткий. В другой раз. Мне очень, понимаешь, очень-очень нужно живым остаться.

- Опять ты... Ну, дело хозяйское. Мерзни, голодай на здоровье.

Их разговор прервал громкий крик, доносящийся с подворья:

- Гей, Юрас, живой там, нет? Юшка стынет! - Траппер поднялся с бревна:

- Ну, я пойду. Жрать охота - сил нет. Прощавай, Хвост.

- Погоди, друг Меткий... Или как тебя по-настоящему - Юрас?

- Чего еще? - Было от чего недовольно скривиться. Это ж надо пред чужаком так за здорово живешь имя открыть. Ну, получит баба сегодня в ухо. После ужина, само собой.

- Я еще один гелиодор добавлю. - Старатель насмешливо глядел на него снизу вверх. - Пускай твоя женка харч какой-никакой соберет. А то у меня котомка совсем порожняя.

Крякнув, ардан попытался почесать себе спину между лопатками. Вначале снизу, потом сверху, через плечо. Не вышло.

- Одного мало, - заявил нагло, решив: а будь что будет.

- Жадный ты мужик, - покачал головой Хвост. Подумал немного и добавил:

- Два дам, коли расскажешь, за что в глаз схлопотал.

Юрас скрипнул зубами. Улыбки трейга он не видел, но ощущал непререкаемую уверенность, что тот скалится до ушей.

- А, стрыгай с тобой, - махнул рукой траппер. - Слушай!

- Ну?

- А все как есть расскажу!

- Без брехни?

- Как перед смертью...

В этот миг круглолицая молодка в закрученном вокруг головы длинном платке - жена траппера - поравнялась с ними.

- Так ты идешь? - уперев руки в бока, сварливым голосом произнесла она.

Хвост почему-то сразу подумал: "Ну, нашла коса на камень. И мужик не промах в ухо засветить, да и баба, по всему видать, со сковородником легко управляется. Чуть что - по темени. Какие ж у них детки пойдут? Или уже пошли, на радость честному народу?.."

- Скоро я, - буркнул ардан. - Не видишь - разговор с прохожим.

- Что за прохожие среди ночи да в лесу? - возмутилась баба, явно предвкушая славную ругню.

- Твое дело какое? - зарычал Юрас. - Живо в дом - собери человеку поесть в дорогу. Да не таращи беньки - я выгодную плату беру.

Баба плюнула в траву и, развернувшись на пятках, направилась домой, твердо печатая шаг на манер приозерской тяжелой пехоты. Вся ее выпрямленная как палка спина кричала о возмущении горькой женской долей и тупостью мужиков.

- Ну, давай... - напомнил об уговоре старатель. - Рассказывай. А то мне вроде как идти скоро.

- По дурости оно вышло... - замялся Юрас, но потом, решившись, продолжал: - Мы, ясно дело, пикнуть боялись, как на подворье четыре десятка бойцов заехали. Тише воды, ниже травы ходили. Баб, что помоложе, по-быстрому в лес снарядили... Но петельщики не лютовали. Да и с чего? Все, что хотели, и так взяли... Лабазы выгребли. Хорошо хоть до зимы еще срок не малый. Да коней оставили охромелых. Валлан сказал - плата за харч. Какого хрена нам с ними делать? Нам кони без надобности. Вот кабы коза али корова...

- Не бери в голову, друг Меткий. Зарежешь и съешь. Ты ж не веселии какой. - Хвост дернул его за штанину. - Да ты садись, садись. В ногах правды нет.

Тут только Юрас с удивлением обнаружил, что продолжает стоять, слегка опираясь локтем на тын. Выругавшись сквозь зубы, он снова уселся на бревно.

- Ну, так что там дальше было-то?..

- Да ничего... Они уже уезжать собрались. А у меня тут... ну, это... короче, сука недавно ощенилась. От волка, похоже, привела...

- Так это ж лучше не бывает! - воскликнул Хвост. - Первое дело - на цепь, сторожить там чего.

- Хрена ли мне тут сторожить? - ответил Юрас. - Мне на охоте помощник нужон. Белку выслеживать, куницу, оленя-подранка по следу найти. А тут от волчьих ублюдков толку, как с козла молока.

Трейг пожал плечами. Что ж, у каждого народа свои обычаи, у каждого дела - свои ухватки особые.

- Вот я их в мешок и сгрузил. Что мне кормить нахлебников, коли Аен Маха вон - рукой подать? Понес... Думал, раскручу да зашпульну подале. А зараза эта, рябая, под ногами так и крутится. Ну, я ее сапогом под ребра и поддел. Охнуть не успел, как в бурьяне оказался - пятки выше головы. Валлан, вишь ты, собак сильно любит. Это мне потом вертлявый такой растолковал, с ожогом на щеке.

Хвост кивнул:

- Был такой в отряде петельщиков. После предводителя самый опасный. Полусотенник.

- Кутят он с собой увез. И сука следом увязалась. Вот и все, приятель. Эй, ты что, Хвост или как там тебя?..

Юрас удивленно уставился на собеседника. А трейг беззвучно хохотал, тряся бородой и пристукивая кулаком по правой коленке.

- Верю, правда, - выдавил он с трудом сквозь очередной спазм неудержимого веселья. - Собачек Валлан любит...

И, моментально посуровев, добавил:

- А вот людей - нет. Счастливый ты мужик, Меткий. Живой остался. Мог и секирой в лоб получить от щедрот баронских.

Ардан покивал сокрушенно. Дескать, и сам догадался. Знал бы раньше, ни в жизнь собаку не пнул бы.

- Женка твоя идет, - прислушавшись, сказал Хвост. - Я задерживаться не буду. Спасибо тебе, друг Меткий, за хлеб, за тютюнник. Да за то, что выговорился я, тоже спасибо. Живи - не тужи.

Трейг принял из рук недовольно кривящейся бабы увесистый сверток, подкинул его на ладони, примеряясь - не обжулили гостя лесные поселяне? - и исчез в темноте.

Юрас уныло потоптался на месте, прислушиваясь зачем-то к удаляющимся шагам, а потом пошел в дом, резко осадив окриком пытающуюся расспросить что да как жену.

ГЛАВА XI

Трегетрен, Восточная марка, развилка дорог, яблочник, день третий, утро

Барон Дорг - лазоревый щит с черненым шевроном и красной рыбой - устало смотрел с высоты седла на переминающегося с ноги на ногу поселянина. Смерд ужасно волновался и потому бесцельно мял в ладонях плешивую шапку.

- Долго он будет молчать? - Щелчком пальца барон сбил с гривы Ловкого крошечный сухой листик. До настоящего листопада было еще далеко. Начало яблочника в Восточной марке обычно теплое. Деревья теряли кроны от засухи.

- Почем мне знать, ваша милость? - Лемак-Курощуп, веснушчатый крепыш, с хитроватым прищуром блеклых глаз, пожал плечами. - Щас подтороплю...

Он занес было ладонь для ободрительной оплеухи, но крестьянин опередил его:

- Там... это... ну... ваша милость...

- Ты глянь, заговорил, - искренне поразился десятник. - Болтун!

- Не мешай! - резко оборвал его Дорг.

Хоть барон и любил порой пошутить, позубоскалить над простоватыми шутками дружинников, что-то подсказывало ему - скоро будет не до смеха.

Лемак привык понимать своего хозяина и благодетеля с полуслова. Раскрытая ладонь вместо лохматого затылка опустилась на плечо простолюдина. Жестом почти дружеским. Так мог бы поддержать в трудную минуту равный равного.

- Давай, парень, не томи. Видишь, господин барон не гневается.

- Там... это... - продолжал заикаться поселянин. - Это... значит... люди в лесу. Вот.

- Разбойники? - деланно равнодушно поинтересовался барон. - Лесные молодцы?

Не единожды уже до него доносились слухи о разгулявшихся шайках. Если удастся прижать и хорошенько потрепать, а лучше совсем изничтожить одну из таких банд, остальные хоть на время должны присмиреть. А то уж очень вольготно чувствуют в лесах Восточной марки и дезертиры, так и не вернувшиеся к мирной жизни после войны с перворожденными, и просто возжелавшие легкого хлеба местные жители или соседние арданы. Маркграф сложившейся ситуацией был очень недоволен. А думать о том, что случится, если слухи о беспорядках дойдут до самого Витгольда, короля больного, но сурового, не хотелось вовсе.

Сейчас с Доргом были два десятка дружинников. Все на справных конях, хорошо вооруженные. Сила достаточная, чтобы стереть средних размеров шайку в порошок.

- Не-а, ваша милость. - Поселянин чуток осмелел - ведь никто его не бил, не порол, не резал каленым железом. - Не разбойники...

- Точно? Не путаешь? - Лемак нахмурился.

- Дык, я... это... что ж... того... лесных молодцев не видал... того... этого...

- Вона как! И часто ты их видишь? - Голос десятника стал въедливым, как ржа вблизи морской воды.

- Перестань. - Барона сейчас не интересовало, поддерживают ли селяне разбойников харчами или нет. Ему хотелось знать, кого же он встретит в лесу около неприметной деревеньки и во что это может стать небольшому отряду бойцов. - Говори внятно, кого видел?

- Ну, дык... это... похоже, южане...

- Какие южане?

- Дык, знамо какие... такие... это... - Словарного запаса земледельцу явно не хватало.

- Какие "такие"? - нахмурился Лемак. - Буровишь невесть что... Имперцы?

- А? Чего?

- Караванщики из Империи? Торгаши?

- Не-а... Купцов я видал... - протянул селянин. - Эти такие... чернявые, во!

Теперь настал черед хмуриться Доргу. Неужели пригоряне-наемники?

Беспощадные и умелые воины с далекого юга. Они населяли бесплодные земли там, где изобильные долины Приозерной империи начинают подниматься вначале холмами, а потом вновь спускаются скалистым нагорьем в преддверии высочайших гор Крыша Мира. Суровая земля вскармливала суровых сынов. Вся жизнь пригорян была сплошной бесконечной войной. И не просто войной, каких немало и в жизни прочих племен, а Войной. Мальчик получал к пятилетию первый меч в подарок от отца и с тех пор свершал воинское служение. Мало кто из них доживал до тридцати лет, возраста создания семьи. Еще меньше в Пригорье видели убеленных сединами стариков.

Воины-пригоряне шутя управлялись с любым видом оружия, умели сражаться в конном и пешем строю, были непревзойденными разведчиками. То, что северные народы называли высшей воинской доблестью, считалось у них нормой жизни. К счастью для окружающего мира, эти великие бойцы последний раз объединялись почти пятьсот лет назад, доставив немало хлопот имперским легионам. С бесшабашной удалью, сами того, казалось, не замечая, немногочисленные дружины докатились до самой Вальоны, осадив город-на-Озере, захватить который им помешала самоотверженность части местных жителей, уничтоживших проложенный на сваях мост. Жрецы-чародеи, не любившие применять волшебство в мирских и, в особенности, военных целях, уже приготовили отряд, оснащенный амулетами, заряженными огненной и воздушной магией. Но, Хвала Сущему, вмешательства Храма не потребовалось. Так же быстро, сохраняя идеальный порядок марша, пригоряне отошли назад, оставив в недоумении приготовившихся к наихудшему исходу легатов. Просто среди старейшин кланов снова возник спор о том, чей военный вождь должен вести дружины в бой. Этот спор завершился кровавой резней, перешедшей в вялотекущую с той поры междоусобицу.

С годами пригоряне устали рвать друг другу глотки. А может, сообразили, что уничтожают свой народ на корню? Конечно, споры и стычки не исчезли сами по себе, продолжая изредка вспыхивать, радуя сердца и души привычных к такому образу жизни стариков. Но большинство пригорян сумели найти другие занятия. Они нанимались в армии королей и вождей, благо стычки не прекращались по всему широкому миру. Одно присутствие отряда наемников на поле боя зачастую решало исход сражения. Вступали в охрану караванов, движущихся сухим или водным путем; сколачивали вольные отряды, которые, заключив договор с правителем той или иной территории, запросто могли очистить леса от разбойников, а воды от пиратов; могли взять на себя усмирение крестьянской войны, восстания рабов или баронского бунта. За единственную службу они не брались никогда. Никто не слыхал, чтобы пригорские воины нанимались в телохранители.

Кстати, в отличие от своего ближайшего северного соседа - Приозерной империи - пригоряне не признавали рабства. Свободный народ не считал достойным пользоваться подобным достижением цивилизации. Но это не мешало извлекать из него немалые выгоды, снабжая дешевыми рабами виллы и мануфактуры озерников. Промысел работорговли оказался даже выгоднее военного ремесла потому, что пользовался постоянным спросом.