Чтение 17–й страницы книги ~Лезвие сна~

- Я не знаю. Там были разные истории, но они больше нам не принадлежат. Здесь мы должны были начать свои новые истории. Но это нелегко, поскольку мы не такие, как вы. Мы не видим снов. И красная птица не машет крыльями у нас в груди.

Роланде захотелось сделать передышку и позвонить кому-нибудь еще, чтобы посоветоваться. Например, Алану Гранту, упомянутому девушкой. Или той художнице, Изабель Коплей. Что-то важное ускользало от нее, и Роланда сознавала это, но никак не могла понять, что именно. Можно было списать этот странный рассказ Козетты на действие наркотиков, но у девочки не было ни единого признака наркомании. Она казалась совершенно нормальной. Но ее утверждения...

- Ты должна меня извинить, - обратилась она к Козетте, - но, боюсь, я почти ничего не понимаю в этих вещах. Красная птица, переход из прошлого и тому подобное. Но мне бы очень хотелось понять.

- Может, я лучше просто покажу, - согласилась Козетта.

Она откинула одеяло, поднялась с кушетки и прошла к письменному столу. Немного порывшись среди лежащих бумаг, девушка вернулась, держа в руке острый нож для разрезания бумаг, которым Роланда обычно вскрывала посылки.

- Смотрите, - сказала она и провела лезвием по ладони.

Роланда вскрикнула и попыталась остановить ее, но не успела:

- О боже!

- Не волнуйтесь, - успокоила ее Козетта.

Она уронила нож на пол и протянула Роланде раскрытую ладонь:

- Просто взгляните.

"Господи, я же не переношу вида крови", - подумала Роланда.

Но крови не было. На ладони Козетты появилась только белая полоска, да и та уже начинала исчезать.

- Ч-ч-что это?

- У нас нет крови. - Козетта повертела рукой, потом снова продемонстрировала открытую ладонь. - И поэтому мы не видим снов. И в груди не бьется красная птица. Мы... мы словно пустые внутри.

Роланда не могла отвести глаз от руки Козетты, а когда наконец решилась, то обернулась к картине Коплей "Дикарка".

Эту она рисовала с меня.

Она медленно повернула голову и снова уставилась на бескровный порез. Картине было уже десять или пятнадцать лет. Но Козетте на вид нельзя было дать больше пятнадцати...

С тех пор как она вызвала меня сюда, прошло пятнадцать лет.

Ее рана не кровоточила. И девушка ничуть не изменилась за все пятнадцать лет. Роланда невольно содрогнулась. Все правила, предписанные уставом фонда, отступили на задний план.

- Кто... кто ты такая? - спросила Роланда. - Что тебе от меня надо?

Козетта уронила руку на колени и опустила голову, но Роланда всё же заметила слезы в ее глазах.

- Я и сама не знаю, кто я.

Ее слова прозвучали так тихо, что сидевшая рядом Роланда с трудом сумела их разобрать. А потом Козетта разрыдалась. В первый момент Роланда не могла даже пошевелиться, только ошеломленно смотрела на девочку. Наконец придвинулась ближе и осторожно обняла хрупкие плечи. Она с опасением дотронулась до Козетты, словно ожидая встретить пустоту. Но под свитером она ощутила тепло живого тела, содрогающегося от рыданий. Неважно, кто она такая, она всё равно еще ребенок. Обиженный ребенок. И Роланда не могла от нее отвернуться, как не могла оставить без внимания любого ребенка, пришедшего в фонд.

Она опустилась на одно колено перед кушеткой и крепко прижала Козетту к своей груди. Так они сидели, пока поток слез не иссяк. Затем Роланда отвела девочку наверх и уложила в свою кровать. Спустя некоторое время внизу послышались голоса сотрудников фонда, начинался новый рабочий день, а Роланда еще долго сидела рядом с кроватью, держа в ладонях руку Козетты. Она посмотрела на лицо девочки, но под опущенными веками не заметила движений глазного яблока; порез на ладони исчез бесследно.

Мы не видим снов. И красная птица не машет крыльями у нас в груди.

Роланда совершенно растерялась, но даже не могла представить, к кому обратиться за помощью. Следовало показать Козетту доктору, созвать специалистов... Она вздохнула. Для сотрудников фонда на первом месте всегда стоял ребенок, и ей не хотелось превращать Козетту в подопытного кролика. Роланда помнила роман "Испепеляющая взглядом". Это, конечно, фантастика, но в реальной жизни события вполне могут развиваться подобным образом. Таких испытаний она не могла пожелать ни одному ребенку.

- Что же мне с тобой делать? - прошептала Роланда.

Пальцы Козетты напряглись, но девочка не пошевелилась.

XII

Джилли обыскала все уголки студии, но так и не смогла найти двух тюбиков масляной краски, купленных накануне в магазине "Амос и Кук". Она точно помнила, что купила краски, принесла их домой и оставила на столе позади мольберта, даже не вынув из бело-оранжевой пластиковой сумки. А когда наутро собралась приступить к работе, их там не оказалось. В процессе поисков выяснилось, что пропали еще полупустая банка с растворителем, кусок загрунтованного холста, приготовленного для работы на улице, и две кисти, причем одна из них самая любимая. Вероятно, всё это забрала Изабель, решила Джилли, хотя не могла даже представить, для чего ей это понадобилось. Изабель и так перевезла с острова половину содержимого своей мастерской. Кроме того, не в правилах Изабель было брать что-либо не спросив или не оставив хотя бы записки. Но другого объяснения Джилли придумать не смогла.

- Я правильно подумала? - спросила она Рубенса. - Это Изабель взяла мои вещи? Или домовой? Ты ведь знаком с маленьким народцем, наверно, на острове они тоже водятся.

Рубенс не обратил на ее слова никакого внимания. Он расположился на широком подоконнике и наблюдал за тремя уличными котами, дерущимися из-за сухого корма, который положила для них Джилли на площадке пожарной лестницы. Присутствие Рубенса действовало котам на нервы, и очень скоро все трое сбежали, несмотря на очевидный голод. Только тогда Рубенс перевел взгляд на Джилли.

- Тебе придется научиться ладить с соседями, - стала поучать его Джилли. - В следующий раз окно может оказаться открытым и кто-нибудь из них зайдет внутрь и задаст тебе трепку.

Она оставила Рубенса обдумывать это заявление, а сама занялась поисками куртки, чтобы отправиться в магазин за новыми красками. Наконец Джилли наткнулась на вчерашний свитер и натянула его, позабыв про куртку. Она окинула критическим взглядом свое отражение в зеркале и направилась к выходу. В этот момент в дверь кто-то постучал. Джилли открыла и с удивлением увидела на пороге Джона Свитграсса.

- Привет, - поздоровалась она. - Ты не тратишь времени зря.

- Извините?

- Я хотела сказать, что ты быстро выяснил, где остановилась Изабель. Как ты вообще узнал, что она в городе? А, знаю, тебе сказал кто-то из "Joli Cceur", так?

Парень изумленно посмотрел на нее:

- Мы с вами знакомы?

- Брось, Джон, мне не до шуток. Я уже совсем собралась заняться вчерашней картиной, как вдруг оказалось, что придется снова идти в "Амос и Кук" за красками, которые я только вчера покупала.

- Вы меня с кем-то спутали. Меня зовут не Джон.

- А, конечно. Теперь ты - Мизаун Кинникин-ник, правильно?

Парень только помотал головой:

- Скажите, могу я видеть Изабель Коплей? - Теперь уже Джилли окинула его удивленным взглядом:

- Так ты действительно не Джон Свитграсс?

- Я уже сказал, что это не так. А теперь ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Джилли продолжала рассматривать его лицо. Она с отвращением решила, что опустилась до уровня той категории белых людей, для которых все коренные американцы одинаковы, но иначе никак не могла объяснить тот факт, что незнакомец выглядел точь-в-точь как бывший приятель Изабель.

- Есть какая-то причина, по которой вы тянете с ответом?

- Что?

- Я ищу Изабель Коплей. Здесь она или нет?

- Но твое имя не Джон?

- Послушайте, леди...

- И ты меня не знаешь?

- Я вас не знаю и знать не хочу. Просто ответьте на мой вопрос. Если произнести "да" или "нет" для вас слишком сложно, можете просто покачать головой...

- Скотина, - со сладкой улыбкой обратилась к нему Джилли. - Возвращайся, когда научишься хорошим манерам. А лучше не приходи никогда.

С этими словами Джилли захлопнула дверь у парня перед носом и заперла ее на два замка. Он снова постучал, но Джилли и не подумала открывать. Каков нахал! Кем он себя возомнил, что притворяется, будто они незнакомы, да еще обращается с ней как с грязью под ногами.

Стук снаружи не прекращался. Тогда Джилли пришлось отреагировать.

- Я считаю до трех и, если ты не уберешься, звоню 911. Телефонная трубка уже у меня в руке. Один. Два...

Стук затих.

- Три, - тихо закончила Джилли.

Она выждала еще несколько минут, потом подошла к окну, выходившему на пожарную лестницу. Джилли пришлось спихнуть с подоконника Рубенса, и только тогда она смогла поднять раму и выбраться на металлическую лесенку. Кот тотчас же запрыгнул обратно, но она уже успела закрыть за собой окно. Джилли спустилась вниз и, стараясь держаться в тени стены, повернула в сторону Йор-стрит. Прежде чем выйти на тротуар, она заглянула за угол и как раз вовремя. Парень, утверждавший, что он не Джон, удалялся в противоположном направлении. В его пружинистой торопливой походке чувствовалось раздражение, что совершенно не соответствовало легким и свободным шагам того Джона Свитграсса, которого она помнила.

Всё это показалось Джилли очень странным. Она всего несколько дней назад встретила Джона, и, хотя их никогда не связывали дружеские узы, в его поведении не было и намека на грубость. А в поведении этого двойника сквозила даже не грубость, а злоба.

Джилли дождалась, пока парень свернул за угол, и только потом направилась в свою мастерскую. По дороге ей пришла в голову мысль предупредить Изабель о странном случае. Она поднялась по пожарной лестнице и приняла участие во второй сцене под названием "Кот, старающийся выскочить в окно" с Рубенсом в главной роли. Наконец Джилли благополучно забралась внутрь, сняла телефонную трубку и стала набирать номер острова Рен, но вовремя вспомнила, что Изабель там нет.

- Паршиво, - сообщила она коту.

Изабель находилась в городе и в этот момент скорее всего обустраивала свою новую мастерскую, где еще не было телефона. Джилли вздохнула. Придется идти в "Joli Cceur", чтобы рассказать обо всем Изабель. Она надеялась, что не зря потратит время и сможет забрать свои краски и кисти. Правда, краски ей не очень-то нужны, а вот без любимой кисти не обойтись.

XIII

К тому времени, когда Изабель добралась до своей мастерской в "Joli Cceur", всё вокруг стало казаться ей каким-то нереальным. Она положила на подоконник полученную от охранника сумку и посмотрела на реку.

Она до сих пор не могла поверить, что ей так повезло на автобусной станции. Обычно подобные вещи случались с Кэти, но никак не с ней. Вероятно, везение Кэти предопределило судьбу ее наследства, если письмо после пятилетнего скитания всё же очутилось вчера в ее почтовом ящике, а посылка дождалась ее прихода вопреки всем законам логики, по которым она должна была бесследно исчезнуть.

А может, это вовсе и не судьба. Может, охранник был прав, говоря, что они оба очутились в одной из сказок Кэти, и то, что он заботился о посылке все эти годы, было лишь частью истории, продолжение которой последовало только сегодня. Так снежный покров до поры заботится о судьбе дремлющих полей и лугов.

Как долго будет длиться эта история для самой Изабель?

Потом она вспомнила о Рашкине, о Джилли, видевшей Джона в том самом здании, где она сейчас находилась, и решила, что вряд ли хочет узнать эту историю до конца. Не во всех сказках Кэти герои одерживали победу, некоторые в самом конце погибали.

Изабель даже не была убеждена, что верит в судьбу. В совпадения она, безусловно, верила. Но ей нравилось думать, что у человека есть свобода воли и возможность выбора, хотя случалось и так, что события казались предопределенными, например соседство с Кэти в университетском общежитии. Или первая встреча с Рашкиным. Или появление вчерашнего письма и то, что посылка дождалась ее в камере хранения автобусной станции.

Взгляд Изабель переместился на пластиковую сумку. Что приготовила ей судьба на этот раз? Она прожила достаточно долго без этого наследства. Ничто не может заставить ее открыть посылку, если она сама этого не захочет. О двух свертках не знает никто, кроме тех охранников, но вряд ли Изабель когда-нибудь встретится с ними еще раз. И если она просто засунет свертки вглубь шкафа и продолжит жить так, словно их не было, ей не придется ни перед кем отчитываться.

Только перед самой собой.

Изабель вздохнула и попыталась унять свой страх. Да, это был обыкновенный страх, побуждающий ее забыть о наследстве Кэти, притвориться, словно его никогда не было.

"Еще не поздно не становиться частью истории, на которую намекал охранник", - подумала Изабель. Истории, в которую она не хотела попадать. На ее жизненном горизонте уже клубились плотные темные облака, грозящие страшным ураганом, с которым ей не справиться. Этот ураган мог лишить всего, что было ей дорого.

И всё же у нее есть выбор. Раз уж история ее поджидает, она сама может решить, стоит становиться ее персонажем или нет. Этот выбор не предопределен судьбой.

Наконец Изабель села на подоконник и взяла в руки пакет. Она вынула оба свертка и положила их рядом с собой. Книга и картина. Изабель решила сначала развернуть картину. Старая липкая лента легко отклеилась от бумаги, и распаковать сверток не составило труда. Изабель оцепенела. Она смотрела на знакомое полотно и чувствовала, что грозовые облака уже нависли прямо над ней.

На ее коленях лежала картина "Пэддиджек".

Ее собственная работа.

Но это невозможно. Картина вместе с остальными полотнами погибла в огне. Изабель видела, как они горели.

Или память снова сыграла с ней злую шутку и всё это только приснилось?

В дверь мастерской кто-то постучал, но Изабель не откликнулась. Она просто не слышала стука.

СЛОВНО ЦЫГАНЕ В ЛЕСУ

Каждое произведение искусства - это акт веры, иначе незачем было бы и стараться. Это словно послание в бутылке или крик в темноте. Оно передает слова автора: "Я здесь, я верю, что ты где-то есть, и в случае необходимости когда-нибудь отзовешься, даже если этого не произойдет при моей жизни".

Предположительно слова Дженетт Уинтерсон

Ньюфорд, декабрь 1974-го

К концу года жизнь Иззи всё больше выходила из-под контроля. Предстояло сделать слишком много дел, а попытки установить хоть какую-то очередность ставили ее в тупик и приводили в бешенство. Необходимо было закончить приготовления к первой самостоятельной выставке в галерее Альбины. Следовало посещать занятия в университете и уроки в студии Рашкина. Иззи старалась не упускать из виду и личную жизнь - хотя бы раз в неделю встречаться с Джоном и при этом не засыпать от усталости в его присутствии, а сохранять видимость спокойствия и доброго расположения духа.

Иззи просто не представляла, как ей удавалось сохранять равновесие в делах и успевать хоть что-то. Тем не менее в конце декабря она смогла выкроить время для завершения работы над тремя полотнами в студии профессора Дейпла.

Под мастерскую была приспособлена бывшая оранжерея позади жилого дома, и профессор разрешал пользоваться помещением тем одаренным студентам, у которых по той или иной причине не было другой возможности работать. В то время, когда Иззи начала заниматься в этой мастерской, туда приходила только Джилли. В бывшую оранжерею вел отдельный вход, так что девушки могли работать в любое время суток, не опасаясь потревожить профессора. Именно Джилли пришла в голову идея назвать это помещение студией-теплицей Старого Ворчуна в честь вечно недовольного слуги профессора Олафа Гунасекары, сердито косившегося на художниц при каждой встрече. Обе девушки испытывали постоянный недостаток средств, так что обходились весьма ограниченным набором красок и частенько обменивались кистями и другими необходимыми предметами. Когда кончался последний тюбик краски, они продолжали писать картины в черно-белом цвете. Поначалу Иззи боялась, что не сможет ничего достичь в таких стесненных условиях. Она уже привыкла, что всё необходимое для работы было заранее приготовлено в мастерской Рашкина. Но, столкнувшись с неизбежными ограничениями, поняла, что это благотворно сказывается на ее мастерстве. Теперь, чтобы получить нужный оттенок или световой эффект, ей приходилось рассчитывать только на собственные способности и опыт. Иззи поняла, что работа в ограниченных условиях студии-теплицы позволила ей несколько освободиться от тени великого Рашкина, отчасти закрывающей ее собственный талант.

С этой точки зрения новый опыт казался ей бесценным. Но попытки при помощи искусства перенести в реальный мир персонажей прошлого оказались менее успешными.

Последнюю, третью картину из экспериментальной серии Иззи закончила уже после Рождества, перед самым Новым годом. На только что завершенных полотнах были запечатлены три существа, принадлежавшие одновременно к реальному и потустороннему мирам. Странное мрачное чучело с сучковатыми ветками вместо рук и листьями на голове вместо волос. Миниатюрная женщина, представляющая собой нечто среднее между обычной представительницей артистической богемы и божьей коровкой. Дворовая кошка с крыльями и хвостом в виде гремучей змеи и трещоткой на самом его кончике. Ни один из этих образов не имел ничего общего с теориями Дарвина. И ни один персонаж не вышел за рамки двумерного изображения.

Причина в том, что существование таких организмов просто невозможно, решила Иззи, сидя на краешке одного из длинных столов, которые когда-то прогибались под тяжестью горшков и кадок с цветущими растениями. Иззи скользнула взглядом по фигуре крылатой кошки, припавшей к ступеням пожарной лестницы, словно перед полетом, потом посмотрела на задний двор профессорского дома. Снова шел снег, и крупные снежинки вспыхивали в лучах льющегося из окон света.

Иззи спрыгнула на пол, подняла еще два портрета и повесила их на мольберт рядом с изображением странной кошки. Длинный обрезок доски, служивший опорой ее картинам, позволял поставить в один ряд все три полотна. За время работы в этой мастерской у Иззи накопилось множество набросков, черно-белых эскизов и зарисовок, но к сегодняшнему дню были окончательно завершены только эти три картины. Несмотря на некоторую предвзятость, Иззи с уверенностью могла сказать, что в каждом из этих полотен была своя душа. Так же как в "Старом дубе" и "Сильном духом", но их персонажи не появились в этом мире, поскольку они живут только в ее воображении. Переход из потустороннего мира невозможен, да и самого этого мира не существует, как не существует волшебства, позволяющего пересекать грань между вымыслом и реальностью.

Как она только могла в это поверить? Иззи поймала себя на том, что ей этого очень хотелось. С одной стороны, она мечтала убедиться в существовании магии. А с другой стороны, не хотела думать, что Рашкин ее обманывает. Страшно было осознавать, что, при всём своем таланте художника, он склонен к безумию.

Иззи улыбнулась. Может, именно из-за своего таланта он и лишился разума.

Спустя некоторое время она сняла картины с мольберта и прибралась в студии. Прежде чем выключить свет и выйти, Иззи задержалась у двери. Можно считать, что эксперимент провалился, но зато она поверила в свои способности. Ее картины удаются не только благодаря советам Рашкина. Теперь Иззи твердо знала, что ни за что не откажется от возможности работать в студии-теплице на пару с Джилли, что, освободившись от влияния Рашкина, будет и дальше оттачивать собственное мастерство. За последние несколько недель Иззи поняла, что иначе ей никогда не достичь самостоятельности. Кроме того, долгие часы работы, проведенные в этой мастерской, дали ей представление о реальном мире. Единственное, чем пришлось пожертвовать, - так это сном.

Иззи повернула выключатель, и студия погрузилась в темноту. Затем она заперла за собой дверь, положила ключ в карман куртки и побрела домой сквозь непрекращающийся снегопад.

Ньюфорд, февраль 1975-го

Выставка в галерее "Зеленый человечек" не оправдала надежд Иззи. Из четырнадцати выставленных картин были проданы всего две. Обе являлись городскими пейзажами, неплохими по сути, но мало отличавшимися от подобных произведений других художников, работающих в этом жанре.

- Твоим работам не хватает индивидуальности, - подвела итог выставки Альбина.

Иззи мрачно кивнула в ответ. Их разговор происходил за чашкой чая в одной из задних комнат галереи после того, как экспозиция была разобрана. В кармане черных джинсов Иззи лежал чек на общую сумму в сто сорок четыре доллара - всё, что приходилось на ее долю за вычетом комиссионных. Когда картины Иззи выставлялись среди работ других художников, представляемых галереей Альбины, дела шли намного лучше.

- У тебя неплохо получается, - продолжала Альбина. - Всё очень красиво, но твои картины ничего не рассказывают о тебе самой. Это не так заметно, когда вывешиваются одна или две работы, но во время самостоятельной выставки такой недостаток становится очевидным. Зрители требуют большего, Иззи. Возможно, они и сами этого не понимают, но подсознательно стремятся достичь определенной связи с автором. Люди хотят узнать, как ты воспринимаешь тот или иной объект, а по твоим работам этого невозможно понять.

- Я скоро заберу все оставшиеся полотна, - сказала Иззи.

Ежедневные городские газеты совершенно не откликнулись на проведение выставки, а смысл статьи в еженедельнике "Городское обозрение" сводился к тому, что было высказано Альбиной.

Хозяйка галереи сочувственно улыбнулась Иззи:

- Не теряй присутствия духа. Январь - не самое удачное для художников время; большинство людей с ужасом вспоминают о рождественских тратах. Как ты смотришь на то, чтобы устроить еще одну выставку осенью?

- Ты готова на это пойти, несмотря на очевидный провал?

- Я не считаю это провалом. - Иззи насмешливо надула щеки:

- Можно подумать, мы заработали кучу денег.

- Я как раз собиралась рассказать еще о двух предложениях, - заметила Альбина.

- Были еще какие-то заявки? Ты имеешь в виду покупку через посредников?

- Были предложения купить те картины, которые ты не собиралась продавать. Речь шла об обеих, но особенно серьезное предложение касалось полотна "Сильный духом".

- Насколько серьезное? - спросила Иззи.

- Неизвестный покупатель готов был выложить за нее пять тысяч.

- Ты шутишь! Кто решится потратить такую огромную сумму на мою работу?

- Не имею ни малейшего понятия, - пожала плечами Альбина. - Предложение было сделано через поверенного. Скорее всего покупатель решил остаться неизвестным.

- Пять тысяч долларов, - повторила Иззи. Это непостижимо. Большинство ее работ уходили меньше чем за десятую часть этой суммы.

- Да, если мы примем предложение, - подтвердила Альбина. - Эта сделка поможет тебе выйти на новый уровень и запрашивать за свои работы другие суммы. Покупатель может не открывать своего имени, но слухи распространяются быстро. Если ты будешь писать картины с таким же мастерством, я гарантирую, что следующая выставка станет более удачной.

- И еще кто-то хочет купить "Старый дуб"?

- Да, - кивнула Альбина. - За него предложили семьсот долларов.

- И тоже анонимный покупатель?

- Нет. Эту картину хочет купить Кэтрин Поллак.

На лице Иззи мелькнуло недоумение.

- Она содержит кафе на Баттерсфилд-роуд. И утверждает, что знакома с тобой.

- А, вы, наверно, говорите о Кити. Мы знакомы через Джилли, она иногда подрабатывает там официанткой, - вспомнила Иззи, а потом добавила: - И она решила заплатить такую сумму?

- Ну, если ты отдашь картину по более низкой цене, Кэтрин не обидится.

- Нет-нет, я не о том. Я просто не ожидала от нее готовности тратить столько денег на мои картины.

- Она тоже посещала университет Батлера, - объяснила Альбина. - И под этим дубом позади библиотеки было ее любимое место отдыха. И не только отдыха, возможно. В мое время мы называли его "дуб поцелуев".

- А мы просто считаем его частью Дикого Акра.

- У меня с этим деревом тоже связано немало воспоминаний.

- Вы говорите как древняя старушка, - улыбнулась Иззи.

- С тех пор прошло больше тридцати лет, - сказала Альбина, возвращая Иззи улыбку. - Но я действительно частенько вспоминаю этот дуб. Так что картина стоит каждого пенни из этих семисот долларов, если не больше.

- И всё же я не готова продать эти две картины.

- Ты считаешь их своими детьми? - Иззи кивнула.

- Думаю, всё же приятнее будет сознавать, что картины висят там, где их любят и берегут, чем прятать их в тесной каморке.

Иззи вспомнила о студии Рашкина и множестве шедевров, скрытых там от всего мира - сложенных в стопки, расставленных вдоль стен или развешенных вплотную один к другому.