Чтение 14–й страницы книги ~Жена чародея~

- Правление Избранных вводится лишь временно.

- Многие дурные дела начинались на время. - Верран была совсем молода и, конечно, в таком разговоре вступала на зыбкую почву, поэтому она подбирала слова с предельной осторожностью. - А потом, по той или иной причине, временное превращалось в постоянное.

- На этот раз так не будет.

- Я понимаю, что сами вы так и намереваетесь поступить. Но... такое случается как бы само собой. Да ведь и вы не оспорили суждения мадам Вей-Ненневей. А сейчас, во имя высших государственных интересов, вы замышляете дело, которое, как вам самому прекрасно понятно, поставит под угрозу жизнь наших сограждан.

- Этот риск будет сведен к минимуму. Но герцога необходимо сместить, чего бы это ни стоило.

- Чего бы это ни стоило? Но тогда, Террз, выходит, что я ошиблась. Вы не во всем стремитесь к справедливости. Вы ставите успех превыше нее. И вы добьетесь успеха, а Ланти-Юм пострадает.

- Я вовсе не собираюсь причинять никому страдания.

- И все же причините. Да и как вам удастся избежать этого, если вашей высшей целью является вовсе не благо сограждан?

- Моей высшей целью является благо сограждан?

- Ах, оставьте! И о чем это вы так печетесь, лорд? Об архитектурных памятниках? Об искусстве? О каналах? Говоря о благе, вы имеете в виду именно это?

- Означает ли это, мадам, что я лишился вашей поддержки? - резко осведомился Фал-Грижни.

- Вы никогда не лишитесь ее. И даже если вы ошибаетесь, это не имеет значения. Ошибаетесь вы или нет, но вы остаетесь моим возлюбленным супругом и отцом моего ребенка. И я навсегда останусь верна вам.

Она посмотрела на мужа и поняла, что он ей поверил.

- Тогда, мадам, давайте до поры до времени забудем о герцоге.

Глава 16

Когда двое офицеров Гард-Ламмиса были убиты лантийцами в стычке неподалеку от крепости Вейно, келдхар потребовал за это серьезного возмещения, и герцог Повон счел себя вынужденным согласиться. Келдхар, будучи человеком сугубо практического склада, не стал настаивать на немедленной выплате долга. Во избежание серьезных неприятностей, которые в противоположном случае ожидали бы "его возлюбленного кузена из Ланти-Юма", ламмийский государь изъявил готовность принять выкуп в форме раздела с ним налогов, взыскиваемых лантийским государством с определенных торговых промыслов. Ко всеобщему удивлению, герцог Повон не только пошел на это, но и осуществил немедленные платежи. Люди, достаточно хорошо знакомые с делами герцога, могли предположить, что сам герцог кровно заинтересован в торговых промыслах, привлекших к себе теперь внимание келдхара, однако подобные подозрения не были преданы широкой огласке.

Герцог Повон обратился к герцогу Хурбы с просьбой о срочном займе, который и был ему предоставлен, правда, на менее выгодных условиях, чем те, которые в обычных условиях выставлял Гард-Ламмис. Чтобы платить проценты по займу, предоставленному герцогом Хурбы, войско которого славилось своей силой и боеспособностью, герцог Повон обложил налогом вяленую и соленую рыбу, представляющие собой основной рацион лантийцев в зимнее время.

Горожане не замедлили выказать герцогу свое неудовольствие. Целые сутки они буянили на высоком золоченом причале возле герцогского дворца, а тех, кому в это время приходилось выходить из дворца, забрасывали вяленой и соленой рыбой. Герцог Повон и сам едва осмеливался переступать через порог собственной спальни. Почему, горько сетовал он, его подданные относятся к нему так несправедливо? Почему они не хотят войти в его положение? Или им неизвестно, что он в любой момент может повелеть своей гвардии навести на причале порядок? Неизвестно, что Хаик Ульф может порубить их в лапшу в считанные мгновения? Однако герцогу не хотелось прибегать к подобным средствам без крайней необходимости, потому что герцог любил своих подданных.

Наутро второго дня в поведении бунтующей толпы наметилась перемена. Яростный пыл пошел на убыль, люди мало-помалу начали расходиться по домам. На причале оставалось все меньше и меньше негодующих лантийцев. К полудню толпа рассеялась окончательно, причал опустел, и чувствующие себя узниками обитатели герцогского дворца начали выбираться наружу.

Недовольные разбрелись по городу, и герцог не мог понять, куда они подевались, пока ливрейный лакей не подал ему листок бумаги, найденный среди прочего мусора на причале. Это была листовка, выпущенная анонимным, но законопослушным союзом патриотов. Как всегда, в листовке была помещена злобная карикатура на Фал-Грижни, снабженная подписью: "Царь демонов, источник наших несчастий". В тексте речь шла о персональной ответственности Грижни за переживаемые городом-государством финансовые затруднения. Здесь сообщалось, что магистр ордена Избранных из чистой вредности лишил покровительства со стороны Избранных традиционные морские пути торгового флота. В результате произошли многочисленные аварии и прочие несчастья, повлекшие за собой как человеческие жертвы, так и значительный материальный ущерб. Настолько значительный, что он подорвал экономику города. Вдобавок здесь авторитетно сообщалось о том, что Фал-Грижни и его зловещие помощники, пресловутые белые демоны, произвели налет на городское казначейство. В результате были похищены сотни тысяч серебряных монет, и все это богатство хранится теперь в подземельях дворца Грижни. Поэтому Фал-Грижни является вампиром, сосущим кровь Ланти-Юма и его жителей как в прямом, так и в переносном смысле слова. Именно по этим причинам всемилостивый герцог Повон, чувствуя себя вынужденным отдать долг чести, образовавшийся у государства, и пошел на введение нового налога, принесшего жителям города дополнительные трудности. Листовка заканчивалась требованием казнить Фал-Грижни.

Повон, ознакомившись с этим текстом, испытывал облегчение и удовлетворение. Как приятно было узнать, что хоть какая-то часть его подданных хранит верность своему государю! Выступление союза патриотов позволило герцогу вновь поверить в людей. Что ж, возможно, у него когда-нибудь появится шанс отблагодарить этих примерных подданных.

Герцог решил отправиться в портшезе по улицам на причал Парниса, у которого бросила якорь его возлюбленная "Великолепная". На ее борту он обретет покой, не в последнюю очередь и потому, что изысканные напитки и эликсиры, предоставленные Саксасом Глесс-Валледжем, еще ни разу не подводили герцога, неизменно поднимая ему настроение. А поднять настроение Повону было остро необходимо.

Поездка по городу привела герцога на Зелень. Так называемая Зелень представляла собой на самом деле вымощенную гранитом площадь. Это была самая большая площадь во всем городе,: она приобрела особое значение еще со времен основания Ланти-Юма, когда она и впрямь представляла собой зеленый луг.. Здесь устраивали всенародные собрания, здесь же проводились и публичные казни.

Выехав на площадь, герцог Повон понял, куда отправились с причала возмущенные толпы. Здесь было великое, людское сборище, причем его участники, пребывали в самом свирепом расположении духа. "Интересно, - подумал Повон, - почему люди вечно сердятся? Почему они никогда не бывают довольными? В какие ужасные времена мы живем!"

В центре площади развели гигантский костер. Сгрудившиеся вокруг него толпы изрыгали яростные проклятия. Этот митинг явно должен был перерасти в нечто большее. Пока Повон наблюдал за происходящим из окошка портшеза, на заостренные колья над пламенем втащили какого-то человека. Судя по всему, здесь свершалась незаконная казнь, и герцог испытал досаду, замешенную на любопытстве. Что за злодею уготовила толпа столь мучительную гибель? Чья-нибудь жена, отравившая своего муженька и на этом пойманная? Чрезмерно жестокий сборщик налогов? Но если уж толпа и впрямь решила принести в жертву своему гневу какого-нибудь человека, то не мог ли оказаться таковым хотя бы один из личных врагов самого герцога?

Пристальней вглядевшись в происходящее, герцог понял, что его желание в каком-то смысле исполнилось. Объектом всенародного гнева стало чучело - вернее говоря, обыкновенный тюфяк, набитый соломой. Чучело, однако же, было облачено в черный плащ с изображением двуглавого дракона. У него были черные волосы и точно такая же борода, а грубо намалеванное лицо снабжено большими темными глазами и открытым ухмыляющимся ртом. На шее у чучела висела табличка:

"ФАЛ-ГРИЖНИ, ЦАРЬ ДЕМОНОВ".

Итак, они жгут Грижни! К сожалению, не самого его, а только чучело.

Темная фигура под восторженные крики толпы рухнула в пламя. Пламя взметнулось ввысь, во все стороны полетели искры, а толпа продолжала ликовать.

Повон решил незаметно удалиться с места мнимой казни. "Великолепная" поджидала его. Но его желанию не суждено было сбыться. Кто-то из толпы обратил внимание на герб Дил-Шоннетов на дверце портшеза. Отовсюду зазвучали новые крики, и в мгновение ока портшез окружила толпа зевак. Герцог почувствовал мгновенный укол страха. Как знать, что замышляют эти злобно орущие дикари? Если бы только рядом с ним оказался в эту минуту Хаик Ульф во главе своих гвардейцев! Или Саксас, обладающий силой Познания!

Саксас и впрямь отсутствовал, однако в толпе было несколько магов. Неподалеку от герцогского портшеза стояли Джинзин Фарни и его всегдашний спутник Чес Килмо. Оба были в партикулярной уличной одежде. Фарни, со своей обманчиво простецкой внешностью, совершенно слился с толпой, До слуха герцога донеслись гневные речи и голоса:

- Правосудия, ваше высочество! Ваш народ требует правосудия!

Судя по всему, эти люди не собирались причинить герцогу никакого вреда. Повон судорожно сглотнул, затем откинул шелковую занавеску, скрывавшую его от толпы, и осторожно высунул голову из окна.

Раздались приветственные клики и одновременно с ними новые призывы к правосудию.

- Чего хотят мои возлюбленные подданные? - неуверенно осведомился герцог.

На мгновение на площади воцарилась тишина, затем кряжистый, неброско одетый мужчина, судя по внешнему виду, купец или торговец, вышел вперед, чтобы говорить от имени народа.

- Ваши подданные, ваше высочество, просят правосудия, милосердия и избавления.

- А кто ты?

- Меня зовут Белдо я, ваше высочество, пекарь.

- Что ж, добрый Белдо, от какого зла жаждут избавиться мои подданные?

- От зла! Ваше высочество сами произнесли это слово! Мы хотим избавиться от зла, от притеснения, от тирании. Мы хотим избавиться от повелителя демонов!

Толпа, соглашаясь с оратором, взревела.

- Ты говоришь о магистре ордена Избранных Фал-Грижни?

Толпа ответила радостным ревом.

- Мои возлюбленные подданные, чем же обидел вас магистр?

Новые крики.

Наконец Белдо удалось перекричать общий шум:

- Ваше высочество, простой люд Ланти-Юма не слеп и не спит круглыми сутками. Мы знаем, в чем корень бед, обрушившихся на наш город. Мы опознали своего врага, нам известно, к чему он стремится, и мы требуем все это остановить.

- Но в чем же вы обвиняете магистра?- осведомился герцог.

Беседа получилась неожиданно приятной, и он начал мало-помалу получать от нее удовольствие.

- Как могу я ответить на этот вопрос? Всем ведомо, что он ненавидит простой народ. Он совершил множество мерзостей, и большинство из них настолько гнусны, что я не решаюсь назвать их вслух. А теперь он обложил налогом соленую и вяленую рыбу, чтобы мы все зимой перемерли от голоду, а он со своими демонами будет жить в роскоши. Этому надо положить конец.

- Ну и как же ты предлагаешь положить этому конец, друг мой Белдо? - спросил герцог.

- Казните его или бросьте в темницу, - не раздумывая, ответил пекарь. - Ваше высочество - государь нашей страны.

И толпа разразилась рукоплесканиями.

Повон с улыбкой наклонил голову.

- Друзья мои, ваше законопослушание согревает мне душу. Что же касается магистра, то какие доказательства его вины можете вы предъявить?

- У союза патриотов имеется достаточно доказательств. Союз и создали только затем, чтобы защитить нас от Фал-Грижни. А такое не могло бы произойти, не будь на то причины, не так ли?

- Так, может быть, кто-нибудь из членов союза патриотов выйдет вперед и предъявит нам свои доказательства? Я всегда готов послужить моему народу.

На Зелени вновь воцарилось молчание. Люди переминались с ноги на ногу, однако никто не осмеливался выйти вперед и заговорить.

В конце концов за всех ответил пекарь Белдо:

- Ваше высочество, союз патриотов - тайное общество, и, судя по всему, его членам не хочется открываться принародно. Нам надо уважать их волю - ведь они действуют в наших интересах, в интересах простого люда, как же нам после этого их не уважать? Но вот чего я не могу понять - и тут со мною, наверное, согласятся все. Какие еще вам нужны доказательства, если о его преступлениях известно всем и каждому? Или Фал-Грижни заслуживает особого снисхождения только потому, что он богат? Или кому-нибудь слишком страшно положить конец его бесчинствам?

- Нет! - Повон заговорил с неожиданным жаром. - Богат или беден, могущественен или бессилен, магистр ордена Террз Фал-Грижни обладает точно такими же правами и привилегиями, что и все остальные жители Ланти-Юма, не большими и не меньшими. И тем самым ему обеспечена защита нашей безупречной правоохранительной системы, освобождающей человека от наказания до тех пор, пока его вина не будет целиком и полностью доказана.

Из этого правила имелись бесчисленные исключения, но сейчас герцог предпочел не упоминать об этом.

- Но он виновен, - выпятив челюсть, заорал Белдо. - И мы все знаем это. И ваше высочество тоже это знает.

- Тогда давайте обзаведемся доказательствами, - предложил Повон. - Закон Ланти-Юма объединяет нас всех - простой народ, герцога и магистра ордена Избранных. Я не могу предпринять никаких действий, пока у меня не появятся доказательства. Это имело бы отношение к тебе, друг мой Белдо, к твоей жене и детям, и это же имеет отношение к магистру Грижни. Но если обвинения, выдвинутые против него, могут быть доказаны, тогда мой народ увидит, каким я порой бываю строгим и беспощадным. Тогда мои лантийцы убедятся в том, каким преданным другом для них является их герцог! Найдите мне доказательства, друзья мои, и вы получите правосудие, о котором взываете. Ибо превыше всего на свете для меня правосудие.

Повон подал знак носильщикам, и они, подхватив портшез, понесли его дальше. Толпа раздалась, давая герцогу проехать. Кое-где послышались восторженные клики, однако по большей части толпа пребывала в растерянности. Портшез миновал костер, на котором догорали остатки чучела, и проследовал дальше по Зелени к причалу, у которого стояла на якоре "Великолепная".

Маг Джинзин Фарни, обратившись к своему коллеге Чесу Килмо, сказал:

- Фал-Грижни нельзя больше мешкать.

Глава 17

- Хес Перло, Бор Совис, Фодин-младший и Рил Веннарил. Все они участники заговора.

Бренн Уэйт-Базеф закончил и неподвижно застыл в кресле, он явно испытывал сильнейшую усталость. Он выложил все, что знал, за исключением одного-единственного факта. И вот Саксас Глесс-Валледж и командор Хаик Ульф уставились на него с весьма несходными выражениями на лицах.

- Я горжусь вами, дружище, - самым сердечным тоном произнес Глесс-Валледж. - Более чем горжусь. Я с самого начала знал, что, поверив в вас, не ошибся.

Бренн промолчал. Он чувствовал себя не в состоянии выдержать приветливый взгляд Валледжа и испытующе-подозрительный Ульфа и поэтому, отвернувшись от обоих, уставился в огромное окно гостиной в доме Валледжа. За окном протекал канал Лурейс.

- И у меня нет ни малейших сомнений, - продолжил меж тем Валледж, - в том, что вы снабдите нас именами всех заговорщиков, участвующих в тайном обществе Грижни. Вы назвали пока лишь четыре имени. Нам нужны все остальные.

Возникло молчание. Оно затянулось, и в конце концов Бренн сказал:

- Тут я бессилен. Заговорщики разбиты на небольшие группы, и магистр ордена встречается с членами каждой из них отдельно от остальных. Только сам Фал-Грижни знает имена всех участников заговора.

- Но я уверен, мой дорогой Бренн, что молодому человеку, обладающему вашими способностями, не составит труда выяснить и остальные имена.

- Нет, это невозможно, - ответил Бренн.

Рядом с собой он почувствовал Присутствие и затрепетал.

- Но я надеюсь, что вы все же попробуете. Надо ли напоминать вам...

- Это не имеет значения, - нетерпеливо перебил его Хаик Ульф. - Как только мы схватим Грижни, мы сумеем выбить из него остальные имена, можете на этот счет не беспокоиться.

-Я бы на вашем месте, Ульф, не был так уверен. Мне, напротив, кажется, что вам не удастся получить у магистра никакой информации.

Ульф оглушительно расхохотался.

- Занимайтесь своими колдовскими фокусами а уж расследование, пожалуйста, предоставьте мне. Я выжму из Грижни все, что нам понадобится. У него ведь жена на сносях, не так ли?

Реплика Ульфа осветила происходящее с неожиданной и явно нежелательной стороны, и Бренн полупривстал в кресле.

- Если вам кажется, что вы сможете... - начал было он, но тут же смешался, потому что Присутствие навалилось ему на сердце.

Хаик Ульф мельком поглядел на молодого человека - и тут же отвел взгляд, сочтя его объектом, недостойным пристального внимания.

- Нет, и правда, командор, ваши методы грубоваты, - с легким отвращением заметил Валледж. - Потерпите немного, и, я не сомневаюсь, Бренну удастся...

- Времени у нас нет, - вновь перебил его Ульф. - Если ваш лазутчик не врет, значит, Грижни не станет мешкать.

Бренн покраснел, и глаза у него засверкали. Однако Ульф не обратил на это внимания.

- Послушайте, у меня есть причины, по которым я могу полностью положиться на Бренна, - несколько обиженно заметил Валледж. - Значит, вы собираетесь пустить в ход гвардию прямо сегодня? Так, командор?

- Да что вы! Положившись на слово одного доносчика? Вы, должно быть, шутите! Я ведь сказал вам, что мне нужно.

- Вы требуете письменного предписания от его высочества? - спросил Валледж. Ульф кивнул. - Через час вы его получите.

Были отданы соответствующие распоряжения, и уже совсем скоро слуга Валледжа, пройдя мимо гвардейцев, выставленных Ульфом у входа, передал своему господину письменные принадлежности. Глесс-Валледж стремительно исписал страницу элегантным почерком, запечатал послание и вручил его слуге.

- Отнеси это герцогу, - сказал он, - и дождись от него письменного ответа. И туда, и оттуда лети как на крыльях. Давай поторапливайся!

Слуга стремительно поклонился и столь же стремительно выскочил из гостиной. На этот раз гвардейцы не стали чинить ему никаких препятствий.

- А почему вы так уверены в том, что герцог согласится с вашими планами? - требовательно спросил Ульф. - Откуда вам известно, что он поверит вам на слово?

- По двум причинам. Во-первых, мне удалось заручиться дружбой и доверием его высочества. Герцогу известно, что он может положиться на меня в борьбе против любого предателя.

- Очень хорошо. А какова же вторая причина?

- Она заключается вот в чем. Как только Грижни арестуют, он не станет ничего отрицать. Слишком уж он высокомерен.

- Будем надеяться. Это заметно упростило бы дело.

Бренн Уэйт-Базеф был больше не в силах здесь оставаться.

- Ваша светлость Валледж, надеюсь, я вам сейчас больше не понадоблюсь, - выпалил он. - Я пойду.

- Ни в коем случае, Бренн, - воскликнул Валледж. - Я настаиваю на том, чтобы вы остались.

- Никуда вы не пойдете, - сказал Ульф.

- Я уже сообщил вам все, что нужно. Так чего же еще вы от меня хотите?

- Друг мой, нам может понадобиться ваш совет.

- Да и последить за вами тоже не мешает, - добавил Ульф. - Так что оставайтесь сидеть, где сидите.

Бренн остался в кресле, тоскливо уставившись в окно. Вопреки словам Валледжа о совете, минуты проходили в молчании. Глесс-Валледж позволил себе расслабиться, Хаик Ульф недовольно озирался по сторонам, а Бренн Уэйт-Базеф пребывал в глубочайшем отчаянии.

Небо за окном потемнело; закатные лучи зимнего солнца высвечивали тяжелые тучи. Краски городского пейзажа, написанного на стене, незаметно изменились, чтобы соответствовать происходящему на улице, показывая тем самым совершенство созданной Глесс-Валледжем иллюзии. Понемногу в окнах соседних дворцов начали загораться огни, и вслед за ними зажглись огни и в окнах домов, изображенных на стене. Бренн Уэйт-Базеф всматривался в волшебные картинки, испытывая с недавних пор хорошо знакомое ему чувство стыда, беспомощности, смятения и полной зависимости от чужой воли. "Но для чего, - недоумевал он, - нужен я Глесс-Валледжу после всего, что я ему рассказал?" Теперь, когда он выполнил порученное, его, должно быть, освободят. Если, конечно, Валледж не припас для него еще какой-нибудь грязной работенки. Если бы люди узнали, каким предателем он стал и каким слабым человеком оказался, его бы окружили всеобщим презрением. Его взгляд апатично блуждал по комнате. Стоя в дверях, о чем-то перешептывались гвардейцы. В углу Бренн заметил облачко тумана, почти совершенно бесформенное и, должно быть, невидимое для всех, кроме него самого. Присутствие сейчас было едва заметным и не таило в себе никакой угрозы, должно быть, успокоенное демонстрацией преданности и послушания со стороны своей жертвы. Задрожав, Бренн поспешил отвернуться - и встретился с отеческим взглядом Глесс-Валледжа.

Валледж распорядился подать вино. Кувшин и кубки скоро прибыли, и Бренн жадно выпил в тщетной надежде на то, что вино поможет растопить комок льда, застрявший у него в сердце.

Вино развязало язык Хаику Ульфу.

- Ну что, Валледж! - Командор бесцеремонно развалился в кресле. - Судя по всему, события развиваются в выгодном для вас направлении. И что же произойдет, когда вам удастся избавиться от Фал-Грижни?

- Тогда в Ланти-Юме наступит процветание, командор.

- Какой вы патриот, однако?

- Я люблю свой город и рад служить ему.

- Вы лицемер, Валледж!

Глесс-Валледж предпочел принять это замечание как шутку. По-прежнему улыбаясь, он вновь наполнил свой кубок.

__ Ну, а по-вашему, командор, что произойдет после этого, - поинтересовался он. - Что произойдет, например, с Фал-Грижни?

- Ответ на это известен вам не хуже, чем мне. Его казнят. Хотя, скорее всего, проделают это в глубокой тайне. Надеюсь, мне все же удастся поприсутствовать.

- А я вот могу гарантировать, что это произойдет вовсе не втайне. Прямо наоборот. Судьба Фал-Грижни должна послужить ужасным уроком всем потенциальным предателям. Я посоветовал герцогу предать Фал-Грижни публичному суду с последующей публичной казнью, предпочтительно - на костре. И мне кажется, его высочество прислушается к моей рекомендации.

Бренн с отвращением посмотрел на Валледжа, однако ничего не сказал.

- Ну, с членами ордена Избранных вроде бы не положено так обходиться, - заметил Ульф.

- И все же необходимо преподнести урок. Я убежден, что его высочество со мною согласится.

- Но ведь после публичного суда и последующей публичной казни магистра Избранным придется худо, не так ли?-с жестокой усмешкой заметил Хаик Ульф. - Они будут унижены, дискредитированы, против них будет настроен весь город. Верно, Валледж?

- К сожалению, верно, командор. Но на что не пойдешь ради блага всего Ланти-Юма!

- Ради блага всего Ланти-Юма, это уж точно. Но ведь Избранным срочно потребуется новый предводитель, а? И лучше всего - человек, находящийся в фаворе у герцога. Маг, оставшийся верным герцогу, сможет помочь остальным выпутаться из передряги - и они сами понимают это. Что ж, ситуация складывается удачно для вас.

- Новый магистр, пользующийся доверием его высочества, и впрямь сумеет помочь обществу в трудное для него время, - безмятежно ответил Валледж. - Хотя, само собой разумеется, выборы нового магистра пройдут традиционным способом. Это означает, что магистром станет маг, продемонстрировавший наивысшее мастерство в рамках Познания.

- И этим магом окажетесь вы.

- Подобную возможность не следует недооценивать. И для вас, Ульф, может представлять интерес еще одно обстоятельство: эта возможность перерастет в стопроцентную вероятность, если я получу доступ к определенным записям, предметам и приборам, связанным с Познанием, которые находятся в коллекции Фал-Грижни.

Не веря собственным ушам, Бренн уставился на своего наставника.

- А почему это может представлять интерес для меня, а, Валледж?

Такой поворот разговора явно пришелся Ульфу не по душе.

- Разве я еще не успел убедить вас, мой дорогой друг? Что хорошо для Валледжа, хорошо и для Ульфа. Вы человек умный и проницательный, обладаете к тому же даром предвидения. Стоит ли мне растолковывать и дальше?

- Да нет, полагаю, не стоит. Что же касается этих записей и приборов, то какое это имеет отношение ко мне? К чему это вы подводите?

Валледж поднялся с места и подошел к гигантскому окну, отвернулся от собеседника и уставился на канал Сандивелл. Над крышами соседних зданий гордо возвышался серебряный купол дворца Грижни, его полированная поверхность в лучах заходящего солнца отливала алым. Чародей стоял отвернувшись от своих гостей, и они не видели его лица, ставшего сейчас чрезвычайно серьезным. Его глаза, в которых обычно светился живой, хотя и поверхностный, ум, были сейчас словно бы обращены вовнутрь.

- Дом Грижни - самый великолепный дворец во всем Ланти-Юме, - негромко произнес он. - Это не просто здание, это подлинный монумент зодческого искусства, это безупречное и совершенное сочетание искусства, природы и Познания. А в самом дворце находятся произведения искусства, древние шедевры и исторические реликвии. В случае грубого штурма - сколько прекрасных вещей погибнет бесследно...

- На что это вы намекаете? - раздраженно переспросил Ульф. - Что-то я перестал вас понимать.

Глесс Валледж сделал глубокий вдох. И когда он заговорил, голос его зазвучал со всегдашней непринужденностью, однако к собеседнику он по-прежнему не повернулся.

- Командор, через несколько минут гонец доставит сюда письменное предписание герцога об аресте Фал-Грижни. По моей рекомендации вам будет предоставлено право воспользоваться всеми средствами, которые вы сочтете необходимыми. Как вы полагаете, такое задание по плечу вашим людям?

- На моих гвардейцев вы можете положиться.

- Вот и отлично. В этом случае, получив приказ, вы соберете всю гвардию и безотлагательно пойдете на дворец приступом, чтобы захватить магистра - и, по возможности, живым. Это так?

- Это так, если я получу соответствующий приказ.

- Отлично. А когда вы ворветесь во дворец, отрядите нескольких надежных людей с тем, чтобы они захватили все, что найдут в лаборатории Грижни, и доставили мне. Конечно, всего им унести не удастся, но пусть постараются забрать как можно больше. Особое внимание следует уделить всем материалам, написанным рукой самого Грижни.

- Должно быть, вы рехнулись, Валледж! - с досадой воскликнул Ульф. - Когда мы ворвемся в здание, у нас не будет времени на то, чтобы возиться с колдовскими книжонками, эликсирами, амулетами и прочей чепухой того же рода. Забудьте об этом. Нам предстоят куда более важные дела.

- Ничего более важного не существует. Не стройте из себя большего глупца, чем вы есть, и не пытайтесь спорить со мною. Сделайте это, если вы не враг самому себе.