Чтение 11–й страницы книги ~Золотые врата~

- А за всякие-разные дела с заграницей срока давности нет, - поводил пальцем у него перед носом старший инспектор.

- Товарищ Шамшулов, - Назаров поднялся с места, - пойдем-ка, подышим на палубе. Разговор к тебе есть.

- Пойдем, товарищ лейтенант, - Шамшулов с готовностью встал из-за стола, набросил на плечи шинель и, пошатываясь, вышел за ним.

Евсеич, хмыкнув, посмотрел им вслед, покачал головой, но промолчал. Лада положила ладонь ему на руку.

- Давайте я помогу вам здесь прибрать.

- Еще чего не хватало, - возмутился старик, - ты, красавица, пассажирка, а не матрос. И слава богу: женщина в команде - не приведи господь! Венька уберет, заодно и закусит. Он только что смениться должен был. Гордей, - позвал он механика, - как из Губы выйдем, полным ходом пойдем. Машина в порядке?

- Полным, не полным, а больше десяти узлов не даст наш "Самсон". Тебе что: вынь, да положь ему полный ход, а отвечать мне.

- Так иди в машину, чего расселся?

- Сам знаю, - проворчал Михеич, поднимаясь.

Оставшись втроем, посидели еще немного. Кривокрасов с капитаном выпили еще по рюмочке. Потом Лада почувствовала, что глаза слипаются - сказалась бессонная ночь и, извинившись, ушла в свою каюту.

- Хорошая девка, - сказал Евсеич, когда за ней закрылась дверь, - вы уж там ее не обижайте.

- Не обидим, - пообещал Михаил.

- Я смотрю, Сашке она по сердцу пришлась. Ты-то не ревнуешь?

- Не по мне она, - усмехнулся Кривокрасов, - хороша Маша, да не наша.

- И то правильно, найдешь себе еще, какие твои годы, - одобрил старик. - Нет хуже, когда мужики из-за бабы грызутся.

Делать на корабле было нечего. После обеда все разошлись, кто куда. Евсеич заставил палубных матросов что-то красить на корме, Шамшулов после разговора с Назаровым в кают-компанию не вернулся, ушел в каюту. Лейтенант с Кривокрасовым спустились в трюм - во время стоянки Евсеич загрузил товары для поселков на Новой земле и Назаров пошел отобрать то, что приготовлено было для лагеря. Лада подремала в каюте, но качка мешала заснуть и она зашла в рубку. Вениамина уже сменили, и за штурвалом стоял заспанный мужик в ватнике. Зевая во весь рот, он равнодушно покосился на девушку, спросившую разрешение взять бушлат.

- Бери, раз Евсеич разрешил, мне то чего.

Лада прошла поближе к носу корабля. Ветер гнал рваные тучи, волны бежали навстречу "Самсону", словно старались остановить его. Море казалось темным, но, перегнувшись через борт, Лада обнаружила, что вода очень прозрачная. Если корабль на несколько минут освещало солнце, то можно было видеть, как его лучи пронзают воду, постепенно угасая на глубине. Пахло йодом и солью. "Самсон" шел ввиду берега, слева до горизонта была сплошная водная гладь, усеянная белыми барашками, а справа низкий берег, кое-где поросший чахлыми деревьями и кустарником. Дюны, покрытые редкой травой, казались застывшими штормовыми волнами, море лениво облизывало пляжи с белым, как снег песком. Дальше темнел сосновый лес, изредка проплывала мимо деревня с темными бревенчатыми избами, с мостками над водой, с вытащенными на берег лодками. Избы казались угрюмыми, словно привыкли к зимним холодам и не верили в приход весны.

- Что, любуешься? - незаметно подошедший Евсеич встал рядом, - старинные поморские деревни. Отсюда и за рыбкой ходили, и торговать к норвегам, и до Карского моря добирались. На таких баркасах ходили, что сейчас сказать кому - и не поверят. Ничего не боялись: ни моря, ни стужи. Зверя били, земли открывали. В своей постели редко кто из поморов помирал - море забирало.

- Я думала, здесь скалы, а тут берег плоский, сосны. Как под Москвой, только, конечно, побольше, повыше.

- Скалы с Терского берега, красавица. Вот когда Горлом пойдем, это пролив между Белым морем и Баренцевым, покажу скалы. Но ты не думай, не так уж у нас и холодно зимой. Конечно, может пообвык я. На Новой Земле не в пример студенее. А тут море нас греет. Он пока остынет - тепло земле отдает. Сильных морозов, почитай, до февраля не бывает. Зато и весна поздняя - пока море согреется. Бывает и в июне лед под берегом стоит, припай. Поглубже-то на берег леса темные, озера встречаются. Летом, к августу, такая красота - иной раз дух захватывает. Только комарья да гнуса прямо пропасть. Житья не дают, кровососы.

Справа по борту, метрах в тридцати от корабля вынырнуло из воды что-то круглое. Евсеич показал чубуком трубки.

- Во, видишь? Тюлень. Далеко заплыл. Они обычно на скалах сидят. На Моржовце их видимо-невидимо. Аж берег шевелится. Вон, гляди, белухи.

Небольшое стадо белух пересекло курс, направляясь в сторону моря. Изредка над поверхностью показывалась почти белая спина животного, казавшегося под водой бирюзовой.

- Не любят их рыбаки, - проворчал старик, - рыбы жрут не сосчитать. Хуже только касатки.

На палубе показался механик, окликнул капитана. Евсеич поинтересовался, как машина. Они отошли в сторону, чтобы, как поняла Лада не смущать ее специфическими выражениями. По долетавшим словам, выходило, что если до вечера машину не наладят, то Евсеич лично ее разберет и покидает за борт, а ближайшей деревне даст дармоедам коленом под зад, наймет мужиков, поставит парус и толку будет намного больше. Механик, гулко стукая кулаком в грудь, клялся, что к вечеру все будет работать как часы, и если "Самсон" не полетит над волнами, "аки альбатрос", то механик с сего дня будет вместо спирта потреблять мазут в тех же количествах. На том и порешили. Михеич скрылся в машине, а капитан, покрасневший после спора, покосился на Ладу и ушел в рубку. Как поняла девушка, пришло время "марсофлотского" чая.

Вечером, как и обещал Евсеич, Двинская Губа осталась за кормой, и корабль лег на новый курс, входя в Горло. Пассажиры вышли из кают, даже Шамшулов, трезвый и мрачный, присоединился ко всем. Ветер развеял облака, блеклое солнце скатилось к западу. Слева, сквозь вечернюю дымку, можно было различить высокие скалистые берега Терского берега. "Самсон" прибавил ход - это ощущалось по дрожи палубы под ногами, короткие волны бились в борта.

Назаров принес оленью парку и заставил Ладу одеть ее. Избегая встречаться с ней глазами, он встал рядом.

- А какое лето на Новой Земле, товарищ лейтенант Государственной Безопасности? - спросила она, кутаясь в олений мех.

- Прежде всего, зовите меня Александром Владимировичем. Договорились?

- Договорились.

- Я на Новой Земле всего два месяца, Лада Алексеевна. Лета еще не видел, но зимы уже хлебнул. Надо вам сказать - с непривычки там ох как непросто.

- А прежний начальник?

Назаров сделал паузу, поискал по карманам папиросы. Лада поняла, что он подбирает слова, не желая то ли пугать ее, то ли просто обдумывает, как преподнести ей неприятные известия.

- Прежний начальник погиб, - наконец сказал он, - трагический случай.

Назаров мельком взглянул на девушку, проверяя впечатление от своих слов и вдруг у нее в голове пронеслись образы. Она словно видела все глазами Назарова.

Скалистый берег, борт "Самсона" возле кромки льда, какие-то люди готовят упряжку. Перед глазами мелькают лапы запряженных лаек, колышутся пушистые хвосты, ледяной ветер, колючий снег в лицо. Вот сквозь метель проступает вышка, ворота, примыкающий к ней забор из колючей проволоки. Барак, виноватые лица солдат. Холодное помещение, в щели дощатых стен намело снег, на земляном полу чья-то порванная одежда, заскорузлая, покрытая коричневой коркой. Это кровь... Вкрадчивый голос, лицо, глаза в круглых очках, седые волосы. "Все зависит от вашей позиции, товарищ лейтенант. Мы готовы сотрудничать". Снова окровавленная одежда, что-то торчит из нее, белея среди обрывков одежды. Коленный сустав и голень с обрывками кожи и сухожилий...

- Что с вами, Лада Алексеевна, - Назаров с тревогой заглянул ей в лицо.

- Его убил зверь, - прошептала девушка, глядя на него расширившимися глазами, - да?

Лейтенант приоткрыл рот, папироса прилипла к нижней губе. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Взгляд Лады будто проникал в сознание Назарова, перебирая мысли, искал нужные ответы и получал их независимо от желания лейтенанта. Он почувствовал, как по спине побежали мурашки, тряхнул головой, отгоняя наваждение.

- Кто вам сказал?

- Никто, - тихо ответила она, - я словно увидела все это: берег, нарты, собаки бегут. Потом лагерь и обрывки одежды. Это его?

Назаров закусил папиросу до боли в зубах. Чертовщина какая-то. Эта девушка такая же, как и те, что ждут ее приезда в лагере. "Бестиарий". Лучше не думать об этом.

- Да, вы правы, - сказал он, - начальника лагеря разорвал белый медведь. Это случается. Иногда они подходят очень близко.

Резкие пронзительные крики чаек вдруг показались Ладе предвестником несчастья. Странно, этот человек, к мыслям которого она сейчас прикоснулась, был ей небезразличен, несмотря на то, что, по сути, он являлся ее тюремщиком. В его власти ее дальнейшая судьба, сама жизнь, но Лада не ощущала беспокойства по этому поводу. Что-то подсказывало ей, что Назаров с самой первой встречи относится к ней совсем по-другому, нежели к попутчикам, или оставшимся в лагере заключенным. Мимолетное чувство нежности, желания защитить ее проскользнуло в его мыслях, словно далекая зарница в хмурый ненастный вечер.

- Ну, молодежь, налюбовались? - занятые разговором, они и не заметили, как подошел Евсеич, - закат у нас до-олгий, а ночь короткая. Звезд можете и не увидеть. А потом, как к северу подымемся, так ночи и вовсе не станет. Вот, как Канин Нос пройдем, так и все - круглые сутки белый день. Да. Ты-то, Сашок, знаешь уже, а ты привыкай, красавица. Перекусить никто не желает? - он повысил голос, оглядел пассажиров, - а то прошу в кают-компанию.

На ужин была жареная треска, салат из водорослей, моржатина. Выпили по рюмке настойки. За столом царила тишина, даже словоохотливый Евсеич был на удивление молчалив.

Когда все стали выбираться из-за стола, он, закурив трубку, сказал:

- Ну, значит так - вместе нам, стало быть, суток пять, а то и поболее, жить. Так, что порядок такой: завтрак в восемь, обед в два, ужин - в семь по-местному. Попрошу не опаздывать, ждать не будем. Тут у нас не курорт. Гордей, как машина?

- Порядок, - пробурчал механик.

- Значит, так и будет: через неделю сойдете на берег и живите, как знаете, а пока всем слушать меня. Касается всех. Бардак не допущу, если шторм - сидеть по каютам. Не хватало еще из моря вас вылавливать. Вот и все, ступайте с богом.

- А не то - на рею, - проворчал Михеич.

- Чего? - не расслышал Шамшулов.

- Чего слышал: за ушко и на солнышко.

Назаров дождался на палубе Ладу, проводил до каюты. Она попыталась вернуть ему оленью парку, но он не взял, отшутившись, что у них есть, чем согреться. Задержав ее руку в своей, он хотел что-то сказать, но, потом, раздумав, просто пожелал спокойной ночи.

Кривокрасов сидел на старой лебедке на корме, курил, наблюдая за ныряющими в кильватерную струю чайками. Назаров устроился рядом. Михаил выжидающе посмотрел на него.

- Ты был прав, - сказал Назаров, - девушка действительно необычная. У меня возникло ощущение, что она читает мои мысли. Причем, читает, сама не желая этого.

- А что я тебе говорил! У тебя есть какие-то инструкции относительно нее?

- Нет. Просто предписание доставить в "бестиарий".

- Куда?

- В лагерь. Это его неофициальное название. Мне, когда сюда ехал, прямо сказали: люди исполняют важную и опасную работу, направленную на повышение обороноспособности страны. Твоя задача - обеспечить им все условия. По всем возникшим вопросам обращайся к Александру Васильевичу Барченко. Это, вроде, как старший среди заключенных. Хотя, какие там заключенные! - Назаров махнул рукой, - живут, как хотят, а мы их только охраняем. Понимаешь, не общество от них, как обычных зеков, а их от общества, от природы, от тех же медведей белых. Слышал, что с первым начальником стало?

- Слышал, - поморщился Кривокрасов, - странно даже: в охраняемый объект проник зверь, как я понимаю, совсем не маленький, пообедал начальником лагеря и спокойно ушел. И никто ничего не видел. Очень странно.

- Мне этот Барченко, Александр Васильевич, довольно прозрачно намекнул, что зверь пришел в лагерь неспроста. Чуть ли не специально по душу начальника, вот так. Я сперва думал - попугать решил. Ну, меня так просто не испугаешь, а потом такая чертовщина началась... Я думал, с ума схожу. Оказалось - нет! Оказалось, это мои зеки проводят эксперименты с человеческой психикой, с перемещением в какие-то астральные пространства, а я просто по недосмотру оказался рядом, попал под наведенные поля ментального излучения. Я таких слов, как пирокинез, телепортация, чакры раньше просто не знал, а теперь они у меня прямо от зубов отскакивают!

- Но, я так понимаю, порядок ты все-таки поддерживаешь?

- Порядок они поддерживают сами, а я тихо плесневею от безделья, Михаил. Ладно, что говорить, вот придешь - сам все увидишь.

Шамшулов уже храпел. Лейтенант быстро разделся, пожелал спокойной ночи и мгновенно заснул. Михаил развесил гамак, долго устраивался в нем, а когда, наконец, улегся, понял, что сна ни в одном глазу. Гамак покачивался от бортовой качки, словно колыбель, ритмично стучала машина, в борт размеренно били волны.

Что-то странное происходило с этим лагерем. "Бестиарий", кажется, так назвал его Назаров. От слова "бестия", что ли? Ну, прямо как из какой-нибудь проповеди слово. Эксперименты с психикой. Где-то в памяти было воспоминание о каких-то гипнотизерах, разоблаченных года три назад. Вроде бы пытались повлиять на членов партии, организовывали секретные общества. Помнится, названия у этих обществ были какие-то средневековые. Братство то ли рыцарей то ли адептов. То ли гроб Господень они искали, то ли храм создавали. Кривокрасов тогда еще работал в уголовном розыске и интересоваться подобными глупостями не было времени. Где-то что-то слышал, или читал. А-а, решил он, приедем на место - разберемся. Обычно самые мистические события имеют самое простое объяснение.

Утром Ладу разбудил длинный, пронзительный звук. Спросонья она вскочила, не понимая где находится. Потом, сообразив, взглянула в иллюминатор. За окном плыли клочья тумана, белого, как вата и густого, как кисель. Быстро приведя себя в порядок, она взглянула на часы. Девять часов, все, завтрак проспала. Выйдя из каюты она добралась до двери на палубу, открыла и застыла, не понимая, куда идти. Перед ней стояла сплошная белая стена. Откуда сверху снова взревела сирена, заставив ее вздрогнуть. Ощупью придерживаясь за стену, она дошла до трапа в рубку. Ступеньки были скользкие - туман покрыл все мелкими каплями. Хватаясь за поручни, она поднялась в рубку.

- А-а, вот и красавица наша. Проспишь царствие небесное, милая, - приветствовал ее Евсеич, стоявший у штурвала.

Рядом с ним стоял Назаров. Он кивнул ей, пожелал доброго утра и отвернулся. Ладе стало даже как-то обидно, что он почти не обратил на нее внимания.

- Ну-ка, Сашок, гудни еще, - попросил Евсеич.

Назаров потянул свисающий трос, взревела сирена, которая разбудила девушку.

- Туман, красавица, - проворчал Евсеич, - а мы на самом фарватере. Как бы не переехал кто. Тут знаешь, какие корабли ходят? О-о!

- А где Вениамин? - спросила Лада.

- На нос его послал, впередсмотрящим, - пояснил Евсеич, - конечно, в таком молоке едва ли чего углядишь, а все ж таки спокойней. Завтрак проспала, а?

- Проспала, - виновато сказала Лада.

- Ничего, это с непривычки, - успокоил ее старик, - мы тебе оставили. Там, в кают-компании на столе. Рыбка там, хлеб. Хочешь, ухи похлебай - она в одеяло завернута.

- А где остальные?

- А кто где. Может в каютах, а может по палубе бродят. Что я, нянька им. Хорошо хоть море спокойное, - он переставил ручку звякнувшего машинного телеграфа на малый ход и нагнулся к переговорной трубе, - Гордей, сбавь до малого.

Из трубы что-то невнятно буркнули. Лада пошла к выходу, Назаров предложил проводить ее, но Евсеич не отпустил - раз уж пришел, то давай, работай. Сигнал давай. Назаров снова потянул трос. Под звук сирены Лада спустилась на палубу.

Часам к двенадцати туман стал рассеиваться. В каюту к Ладе постучал Вениамин, сказал, что остров Моржовец проходят и Никита Евсеевич приглашает ее в рубку.

С палубы Лада увидела впереди справа по курсу высокий скалистый берег острова. В рубке Евсеич вручил ей бинокль.

- Вон туда смотри, - он протянул руку, - видишь? Тюлени. А вон лахтаки. Морские зайцы. А моржи, видать, на другой стороне.

Оптика приблизила остров. Ладе сперва показалось, что берег шевелится, потом она подстроила резкость и ахнула - скалы были усеяны спящими, ползающими и дерущимися тюленями. Их были сотни, если не тысячи. В воде возле скал качались, словно поплавки, круглые головы с черными блестящими глазами. Настороженно поворачиваясь, они провожали проплывающий мимо корабль.

- Никита Евсеевич! А давайте их сиреной пуганем, - предложил Вениамин.

- Ты что, сдурел, парень, - возмутился старик, - ты видишь, сколько их там? Они ж как дети малые - соображенья ни на грош. Разом к воде кинутся, да молодняк и передавят. Белек только месяц-два как полинял, несмышленые еще. Ишь ты: пуганем! Я тебе пугану, паршивец.

Над островом стоял рев тюленей, птичий гомон, долетавший даже сюда, в ходовую рубку. Завороженная никогда не виденным зрелищем, Лада смотрела в бинокль, пока животные не превратились в сплошной шевелящийся ковер. Внезапно в поле зрения оказались два высоких черных плавника. Она указала на них капитану.

- Касатки. Сейчас они там шороху наведут. Самое лакомство для касатки - тюлени, да морские зайцы.

Отдавая Евсеичу бинокль, Лада покачала головой.

- Даже и не верится, что я видела лежбище тюленей. Читала, рассказы полярников по радио слышала, а теперь вот и сама увидела.

- На Новой Земле к ним можно поближе подобраться, - сказал Назаров, - я вам с удовольствием покажу.

- Погоди пока про Нову-Землю, - осадил его капитан, - вот прихватит нас шторм в Баренцевом море, так посмотрю, как будете красотами природы восхищаться. Это нам что-то уж везет слишком - считай, четверть пути прошли, как на прогулке.

- Да ладно тебе пугать-то, Евсеич, - усмехнулся Назаров, - тот раз плыли - нормально, и сюда шли - порядок.

- Вот это мне и не нравится. Ладно, из Воронки выйдем, там видно будет.

- А что за Воронка, Никита Евсеевич, - спросила Лада. - Вы все говорите про нее, а что это такое - я не знаю.

- Сейчас мы Горлом идем, стало быть, - приосанился старик, испытывая явное удовольствие от возможности поучить других, - а если между Святым Носом, это мыс на Кольском берегу, и Каниным Носом линию провести - вот это и будет устье Воронки. А за ним все, красавица, Баренцево море. Ох, и лихие шторма бывают. Океанские корабли, как щепки, бьет! А уж наш-то "Самсон" только на закуску царю морскому. Вот, помню, в десятом году пошел я...

- Ой, не надо, Никита Евсеевич, - попросила Лада, - лучше про шторм на берегу расскажете.

- А-а, боишься, - улыбнулся старик, - ничего, прорвемся.

Шторм накрыл их на следующий день, сразу, как только остался позади мыс Канин Нос.

Корабль опустил нос, словно собирался нырнуть на дно моря, и подвесная койка, в которой лежал Кривокрасов, наклонилась так, что он почти встал на ноги. Достигнув нижней точки, "Самсон" стал тяжело взбираться на гребень следующей волны, и ноги сержанта оказались выше головы.

- Началось, - сказал Назаров, садясь на койке. - Евсеич накаркал.

- Что началось? - спросил Шамшулов, глядя на него с испугом.

- Баренцево море. Похоже, в шторм попали.

- И что теперь?

- Да ничего, - с притворным спокойствием пожал плечами Назаров, - поштормит, и успокоится.

Кривокрасов спрыгнул вниз, присел рядом с ним.

- Может помощь предложить?

- Евсеич четко сказал: если шторм - сидите по каютам.

- Ну, хоть посмотреть-то можно?

- Пойдем, глянем, коли приспичило. Вы как, Борис Давидович, с нами?

- Нет уж, благодарю покорно, - отказался Шамшулов, - мне в окошко все видно, - он показал на иллюминатор, в который как раз в этот момент хлестнула зеленая волна.

- Ну, как хотите.

Хватаясь за переборки, они добрались до выхода на палубу. Назаров подождал, пока корабль встанет на ровный киль, открыл дверь и замер. "Самсон", миновав нижнюю точку среди валов, стал карабкаться вверх. Кривокрасов глянул через плечо лейтенанта.

- Е-мое..., - пробормотал он.

Прямо над головой висела водяная горя с белым пенным гребнем на вершине, прозрачная, как зеленое бутылочное стекло от бивших сквозь нее солнечных лучей. Назаров повернул к нему радостно-возбужденное лицо.

- Сила!

Казалось еще секунда и волна накроет старый сейнер, перевернет, как спичечную коробку, погребая под своей многотонной тяжестью. Однако корабль достиг гребня, замер на миг и начал спуск в ложбину между валами. В лицо ударили пена и брызги, когда нос корабля обрушился в пучину. Кривокрасов тряхнул головой.

- Ну, что, идем?

- Давай, только держись за что-нибудь.

Цепляясь, за что только можно они добрались до трапа, ведущего в рубку, ухватившись за поручни, переждали очередную волну и бросились наверх.

Евсеич, стоявший у штурвала, обернулся к вошедшим.

- А-а, товарищи офицеры. Что, не сидится в каюте?

- Да мы вот думали, может помочь чем?

- Это чем же вы мне поможете?

- Так шторм...

- Разве это шторм, милые вы мои. Вот часа через два так накроет, что только держись. Как думаешь, Вениамин?

Матросик, стоявший рядом с ним, важно кивнул.

- Точно. Ветер с норд-оста, баллов пять, но усиливается.

- Оттуда, с макушки, с полюса идет, - подтвердил Евсеич, - от паковых льдов. Ты, Сашка, тогда пассажирку нашу успокой. Одна-то совсем скиснет.

Назаров покраснел.

- Вениамин, сходи-ка, чайку принеси, пока спокойно, - попросил старик, - да рынду подвяжи, чтобы не брякала.

Матросик, не обращая внимания на качку, подхватил пустой термос и выскочил из рубки. Кривокрасов с завистью посмотрел ему вслед. Его уже начинало мутить от постоянных взлетов и падений. Он вспомнил, как в парке Горького со своей знакомой катался на огромных качелях, в форме ладьи. Ощущение было примерно такое же, как и сейчас, только вокруг, на твердой земле стояли зрители, дожидавшиеся своей очереди, а весь аттракцион продолжался от силы минут пять. Он тогда еще успокаивал визжащую спутницу, обнимая за плечи и шепча какие-то глупости в розовое ушко. "Кто бы меня сейчас успокоил", - с тоской подумал он.

- Я как-то в Средиземном море попал в шторм, - сказал Назаров, - возле Сицилии. Тоже не сладко было.

- Эка тебя по свету носило, - усмехнулся Евсеич, - однако, Средиземное, он и есть - Средиземное. Вот после и сравнишь, где покруче-то.

Дверь в рубку отворилась.

- Можно мне к вам, - спросила Лада, вытирая мокрое от брызг лицо.

- Заходи, раз пришла. Вон, присядь пока, - старик указал на кресло за своей спиной.

- Спать невозможно, читать невозможно. Прямо беда, - сказала девушка.

- Вы бы перекусили чего на камбузе, пока возможность есть, - сказал Евсеич, обращаясь ко всем. - После некогда будет, да и не захочется, с непривычки. На пустой желудок качка легче переносится.

Кривокрасов подумал о еде и почувствовал, как желудок подкатывает к горлу.

- Я уже и сейчас ничего не хочу, - пробормотал он.

- Ну, как знаете. Тогда могу чаю предложить. А потом - марш по каютам. Не до вас будет, - он вынул пробку из переговорной трубы, - машина, как там у вас?

- Порядок, - хрюкнула труба.

- Гордей, шторм идет, - предупредил старик. - Через час здесь будет.

- Справимся, не впервой.

Лада посмотрела над его плечом вперед и, ахнув, протянула руку.

- Господи, какая красота!

- А-а, - проворчал Евсеич, - проняло! Где ты на земле такое увидишь? Нигде!

Открывшийся на вершине волны вид потрясал: везде, куда только достигал взгляд, катились грозные валы. Они шли навстречу кораблю ровными рядами, словно солдаты в атаку, ветер сдувал с белых гребней пену, солнце пронзало волны, делая изумрудно-зелеными, с глубокой синевой в основании. Пена рассыпалась под ветром мельчайшими брызгами и водяная пыль вспыхивала на солнце сотнями радуг. Зрелище было настолько потрясающее, что все невольно залюбовались красотой стихии.