Чтение 14–й страницы книги ~Святой остров~

Живее!..

Роджер Парсонс был человеком с широкими взглядами как на жизнь в общем,
так и на образование в частности. Среди врачей он слыл личностью немного
странной и неожиданной. Некоторые же из его выходок послужили даже поводом для
ряда анекдотов, на которые, впрочем, сам Роджер никогда не обижался, вероятно,
в силу все той же широты взглядов.

"Человеческая история убедительно доказывает, что даже из идиота можно
сделать врача, который будет лечить других идиотов". Именно за эти слова
доктора Парсонса лишили места в одном из британских медицинских университетов.
Среди студентов, которых приветствовал таким образом Роджер, оказались люди с
невеликим чувством юмора, но зато с непомерно раздутым чувством собственной
значимости и большими связями.

Когда в начале больничного коридора появилась стремительная фигура
младшего Енски и нелепо прыгающая позади него фигура доктора Петерсона, Роджер
Парсонс как раз работал над своим персональным учебником латыни - языка, к
которому он сам питал самые нежные чувства.

- Где мой отец?!

В который раз за день Гор повторял эту фразу, уже не надеясь добиться от
врачей правды.

- Ваш отец, дорогой мой мистер Енски, - Парсонс поднялся со стула, -
находится в этой палате.

Гор было кинулся к дверям, но доктор крепко ухватил его за руку.

- Подождите, мой юный друг. Есть одно обстоятельство, которое
препятствует вам видеть своего любимого pater familias.

- И что же это за обстоятельство? - раздраженно бросил Гор.

Его выводила из себя намеренно усложненная манера разговора, к которой
был склонен почтенный медик. К тому же Енски-младшему уже поперек горла стояли
рассудительные и непробиваемо спокойные люди - особенно из числа докторской
братии.

- У вашего горячо уважаемого мною отца сейчас такой момент... Во время
которого я бы не отважился его дополнительно perturbare. Вы можете присесть
вместе со мной и подождать... К тому же я бы показал вам, как удивительно
остроумно можно обыграть на латыни слова "цинга" и "цикады". Представьте себе,
мой друг, эти совершенно разные по , своему написанию и смыслу слова имеют
между тем семантическую общность. Да, да! Если вдуматься и провести небольшой
анализ, то можно заметить, что цинга, scorbutus, и цикада, cicada, могут быть
переведены в одном из языков...

Гор застонал.

- Уважаемый доктор, я вас очень прошу! Отвлекитесь от вашей латыни и
скажите мне, дьявол его побери, что же случилось с моим отцом? Почему я не могу
попасть к нему сейчас? Что за приступ? А то это ваше "нордическое
недоразумение" мне ни пса не смогло объяснить! - И Гор мотнул головой в сторону
Улафа Петерона, который, привалившись к стене, пребывал в глубокой
задумчивости.

Морщинистое лицо доктора Парсонса страдальчески сморилось, от чего
сделалось совсем уж похожим на печеное яблоко.

- Ох эта Juventus festinus. С вашим pater familias сейчас все в порядке.
Единственное обстоятельство, которое препятствует вашему трогательному
воссоединению, - это varii modi analyseos, которые в данный момент проводятся в
его палате.

- Что проводится? - Гор вскипел.

- Разные способы анализа, - вдруг проснулся доктор Петерсон. - Мистер
Парсонс говорил на латыни.

И пока Гор собирался с силами, чтобы ответить что-либо достойное, он
поспешил добавить:

- А ваш слуга уехал в Йорк. Теперь я точно это вспомнил... А сейчас я
должен вас оставить.

И ассистент доктора Парсонса неторопливо удалился.

- Где вы его нашли, Роджер? - поинтересовался Гор. - Он же
отмороженный!..

- Как вы точно подметили, дорогой Гор, - согласно закивал Парсонс. -
Именно отмороженный! Я нашел его зимой, в Кингстоне, он замерзал на шоссе,
пытаясь запустить свой автомобиль. Видите ли, дизельный двигатель - это очень
странное изобретение, которое не всегда облегчает нам жизнь. Улаф оказался
неплохим доктором. Да. Саsus. Как и с вашим отцом.

- Так что с ним?

- Я разве не сказал? - Доктор Парсонс поднял брови. - Удивительно, какие
странности способна совершать наша память в приближении старости. Мне казалось,
что я уже сообщил вам. У вашего отца редкий случай eluvies ventris.

- Доктор, прошу вас! - Гору показалось, что он сходит с ума. - Только не
латынь! Эта пакость надоела мне еще в школе!

- Напрасно, напрасно.

- Так что же...

Ответить доктор Парсонс не успел - двери палаты распахнулись, и из-за
спины выходящей сестры Гор увидел лицо отца. Алекс Енски представлял собой
образец несгибаемого мужества с отпечатком патетического страдания на бледном
лице.

Гор кинулся в палату.

- Qua lacrimosus, - прочувственно заключил доктор Парсонс и закрыл
двери. - Оставляю вас, оставляю...

- Отец, отец, что с тобой?

Гор было попытался заключить Алекса Енски в объятия, но тот
страдальчески застонал и сморщился.

- Больно?

- Ох, мой мальчик... - Голос отца был слаб настолько, что Гора охватило
отчаяние. - Я так страдаю, так страдаю! Трубы, ой, Иерихонские!..

И он тяжело вздохнул.

...После индийского турне профессор на некоторое время бросил привычную
божбу, но теперь явно решил наверстать упущенное.

- Что же случилось, отец? Что? Я не смог добиться от этих двух пробирок
ничего путного. Они говорят про какие-то анализы. Что с тобой делали?

В ответ послышался жалобный стон.

- Оф, пфо фафи!..

Енски-младший вздрогнул, но вовремя вспомнил о вставной челюсти,
подводившей его достойного родителя в самый неподходящий момент. Профессор
дрожащей рукой поправил подлый протез...

- Ох, мой мальчик, тебе лучше об этом и не знать. Ужасно, так ужасно!..
Смерть Гедеонова, как ужасно! Это так оскорбительно... В моем возрасте валяться
в постели, подобно старой развалине, да еще с таким неутешительным диагнозом!

- Отец, - у Гора навернулись слезы, - но ведь ты не молод. Организм уже
не тот, каким был раньше.

- Молчи! - Голос Алекса Енски на миг обрел прежнюю мощь, но тут же
сорвался на осторожный шепот. Профессор словно прислушивался к чему-то в своем
организме. - Молчи... Глупый, ты совсем не понимаешь той простой истины, что в
мои годы жизнь только начинается. Как я могу лежать в постели, когда эта
мерзавка Бетси МакДугал, дьяволы бы сожрали ее ирландские корни...

- Шотландские, - тихонько поправил Гор. - Ее предки из Перта...

- Плевать! - фыркнул Алекс Енски. - Можно подумать, для нее есть
разница! Она вообще немка... Пивная баба, воспитывавшаяся на жареных сосисках и
квашеной капусте! Что она может понимать? Ох... Достаточно посмотреть на ее
фигуру, чтобы понять, что древности рода тут хватает только на фамилию... Ох!..

Несмотря на трагичность момента, Гор припомнил фигуру Бетси... Нет, отца
явно занесло. Бетси выглядела настолько аппетитно, что при мысли о "породистых
на сто процентов" местных селедках хотелось просто плеваться. Енски-младший
решил, что диета из жареных сосисок, тушеной капусты и пива может пойти
организму только на пользу, но вслух по понятным причинам ничего не сказал. Он
знал, что "фигура" - в переносном смысле этого слова - Бетси МакДугал была для
Алекса Енски все равно что красная тряпка для быка. Девчонка, собственной
бесшабашностью, смелостью и нахальством берущая новые и новые научные высоты,
делающая удивительные открытия, была неприкрытым вызовом любому кабинетному
червю от археологии, каким стал отец в последние годы.

- Дай я поправлю подушки, - вздохнул Гор. - Совсем сбились. Знаешь, а
мне пришло письмо...

Гор надеялся, что новость отвлечет отца от его неприятностей. Так и
случилось, но ответ Енски-старшего оказался совершенно неожиданным.

- Знаю... Я все знаю...

Гор невольно изумился. Знает? Но откуда? Неужели Голос Прогрессивного
Человечества прогремел под больничным сводами? Впрочем, отчего, отчего бы и
нет?

- Хочу предупредить тебя, мой мальчик, - еле слышным голосом продолжал
профессор, - Она... Эта фурия, эта ламия, эта блудница филистимлянская тоже
поедет в эту экспедицию.

- Бетси?!! - не поверил сын.

- Да! Ехидна самаритянская!.. Гор, сынок! Ты должен во что бы это ни
стало остановить ее. Иначе это ляжет несмываемым пятном... Ох!.. На нашу...
фамилию... На весь наш род! Ох... На всю Британию! Ох!..

В животе профессора что-то заурчало, он поморщился, дернулся...

- Что с тобой, отец? - Гор присел на кровать.

- Ужасно! Я так страдаю... Но это не важно... Ты должен лететь.
Завтрашним рейсом! Нет, сегодня! Не стесняйся в средствах. Ты, мой сын, можешь
и должен вырвать славу этого открытия из ее алчных, грубых лап!

- Как? - не понял Гор. - Отец, я еду один? А как же ты? Кто будет
присматривать за тобой?

- Ты едешь! - Голос профессора вновь окреп. - Такова моя воля, как
твоего отца... Твоего отца... Ох... И, я надеюсь, учителя.

"Бредит", - решил Гор.

- Поезжай и останови ее! Но не забывай о собственной безопасности. Ты
едешь в дикую местность. Это Россия, которая еще совсем недавно не знала слова
"демократия"...