Чтение 3–й страницы книги ~Водопад грез~

Я выругался про себя, недоумевая, какое из девяти миллиардов имен Бога сказать ему. Хуже того, как я вообще смогу выговаривать хоть кому-либо понятные слова своим языком.

Чей-то браслет загудел слишком громко в агонизирующей тишине. Я взглянул на свой, сердце мое было готово выпрыгнуть из горла: функция звонка была выведена из строя.

Боросэйж накрыл рукой свой браслет и поднес к лицу:

- Что?

Где-то в мире за пределами этой комнаты голос произнес:

- Беспокоятся о заключенном, сэр.

- Проклятье! - воскликнул Боросэйж. - Скажи им, что он не здесь. Я велел, чтобы никто не беспокоил нас во время допроса.

- Администратор...

Боросэйж прервал связь на полуслове. Он выругался, когда браслет снова загудел.

- Здесь шеф безопасности Дракона, администратор, - заявил голос, не дожидаясь, когда Боросэйж снова отключит связь.

- Что? - На лице Боросэйжа медленно проступило недоверие. - Какого черта ты сразу не сказал об этом? Веди его сюда. - Он оглянулся на меня и закрыл щуп. - Ты слышал это, уродец? Возможно, до тебя уже дошло, что ты попал в беду. Но вот сейчас вся компания твоей матери станет тебе поперек горла, понял, безродный насильник мозгов?

Я смотрел на единственную дверь комнаты, сжимая и разжимая кулаки.

Защитное поле двери выключилось. За ним ожидали Санд, Киссиндра Перримид со своим дядей и Протс. Я взглянул на Боросэйжа, мне хотелось рассмеяться, но я побоялся сделать это.

Боросэйж отсалютовал, слегка нахмурившись, когда увидел, что Санд не один.

- Сэр, - сказал он, - это один из похитителей ребенка. Мы только что приступили к его допросу. - Он ткнул меня горячим концом щупа. Я съежился.

Кто-то из стоящих в дверном проеме за Сандом ахнул. Санд посмотрел на Боросэйжа, на щуп в его руке, на меня. Неверие на его лице было почти таким же, как на лице Киссиндры или ее дяди.

Санд первым пересек комнату. Остальные остались на своих местах, будто впали в столбняк. Санд остановился напротив Боросэйжа и протянул руку с твердой уверенностью человека, привыкшего к подчинению окружающих. Боросэйж был удивлен, но все-таки вручил щуп Санду. Все напряженно уставились на шефа безопасности, когда он взял его.

Санд дезактивировал прут и бросил его на пол.

- Освободите его. - Он указал на меня. Его рука дернулась в нетерпении, когда никто не двинулся с места.

Фахд медленно направился ко мне, а Боросэйж смотрел на это налитыми кровью глазами. Я обмяк, как только меня освободили от пут, и вытер кровь с подбородка.

- С тобой все в порядке? - спросил, нахмурившись, Санд.

- Н'верное, да, - ответил я. Все нахмурились, услышав, как я говорю. Я почувствовал пластырь на горле, нащупал под подбородком и отлепил. - Нарк'тик.

- Стандартная процедура с заключенными гидранами, - сказал Боросэйж, уставившись сначала на меня, потом на Санда. - Без наркотика, блокирующего их пси-способность, мы не могли бы держать их под арестом.

Санд помрачнел.

- Дайте ему противоядие. - Это все, что он сказал.

- Минуточку, - сказал Боросэйж, стараясь взять себя в руки. - Это мой арестованный...

- И ты так обращаешься со своими заключенными? - просопел Санд. - Накачиваешь их наркотиками и выколачиваешь из них признание? - Он выстрелил взглядом в дядю Киссиндры и Протса, в то время как некая часть меня размышляла, как часто он сам совершал то же самое или что-нибудь до боли на это похожее.

Боросэйж побагровел.

- Нет, сэр, - сказал он сердито. - Только с этими уродами.

Возмущение и непонимание отразились на его лице, когда он осознал, что Санд оказался здесь не по тому делу, которым занимался он. Он никак не мог понять, какого черта хочет от него Санд.

- Этот полукровка замешан в похищении человеческого ребенка радикалами гидранов... - Еле сдерживаемая ярость клокотала в его голосе. - Мы схватили его буквально на месте преступления! Правление приказало мне сделать все необходимое, чтобы доставить ребенка обратно. Я только следовал приказам.

Санд снова взглянул на меня. За ним я видел Киссиндру и других, изумленных, как девственницы у дверей борделя.

- Вы арестовали не того человека, Боросэйж, - сказал Санд голосом, столь же лишенным каких-либо эмоций, как его ужасные глаза. - И вы чуть не отправили его в больницу ни за что.

- Нет, сэр! - Боросэйж разбухал, словно выпил яд. - Когда мы поймали его, он держал потерянный идентификатор ребенка. Он был во Фриктауне. Он носит ворованную ленту данных, потому что, как вы знаете, сэр, полукровки не имеют полного гражданского статуса Тау.

Санд взглянул на меня в неожиданном удивлении, его глаза отыскали мой браслет. Он изучал меня еще минуту, делая - только Богу известно какие - анализы моих реакций своими кибернетическими глазами.

- Около трех часов назад ваш заключенный и я присутствовали на официальном приеме, где были и эти люди, стоящие у двери. - Он махнул рукой в их сторону. - Этот прием проходил в Гнезде. Он был устроен правительством для ксеноархеологической экспедиции облачных рифов. Ваш пленник является членом этой экспедиции. Он находится на этой планете менее дня. Я уверен, что у него найдутся объяснения. - Он снова взглянул на меня, потом на угрюмую группу легионеров. - Дайте ему противоядие.

Боросэйж с трудом кивнул. Подошел Фахд и прилепил мне на шею другой пластырь.

Когда ко мне вернулась способность говорить, я сказал медленно и осторожно:

- Я решил прогуляться. Хотел посмотреть город гидранов... - Я опустил глаза, чтобы не видеть выражения их лиц. - На меня натолкнулась женщина с ребенком. Сказала, что кто-то преследует их. Она выглядела напуганной. - Я вновь задал себе вопрос, почему она не телепортировалась в безопасное место. - Я не знал, что это не ее ребенок. Не знал, что преследовали служащие безопасности корпорации, пока не стало слишком поздно.

Я пожал плечами. Лицо мое совершенно ничего не выражало - я научился контролировать его в комнатах для допросов еще в Старом городе.

- Вас не удивил идентификационный браслет ребенка? - спросил Санд с таким же, как у меня, бесстрастным лицом.

- Я не успел рассмотреть его, - сказал я. Это было правдой. Мне некогда было удивляться ленте данных, врученной мне. И почему этот браслет был вручен мне? Только потому, что я был незнакомцем? Или потому, что она знала, кто я? Я вспомнил ее пальцы, касавшиеся моего лица, взгляд ее глаз... Безысходная боль - и это больше похоже на потерю, нежели на предательство.

- Ты всегда приходишь на помощь к незнакомцам, в... - Санд не договорил, глядя на мои глаза, но не в них, долгую минуту. - Когда ты ничего не знаешь о происходящем?

- Да, - ответил я, глядя прямо на него. - Если мне кажется, что они нуждаются в помощи.

- Я никогда не думал, что Старый город учит так жить. - Он приподнял брови.

- Старый город - нет, - сказал я, не отрывая от него глаз.

Санд пожал плечами, что бы это движение ни значило.

- Ситуация, сложившаяся этой ночью, оказалась не тем, о чем ты подумал, - сказал он.

Я подождал немного, но никто ничего не произнес. Я медленно застегнул рубашку, накинул на плечи куртку - руки неуклюже выполняли эту нехитрую работу. Я встретил напряженный взгляд Киссиндры Перримид и посмотрел в сторону, еще раз вытер полузасохшую кровь с подбородка. Когда я поднялся на ноги, каждый мускул тела напрягся в ожидании удара, который опрокинет меня обратно на сиденье.

Удара не последовало.

- Теперь я свободен и могу идти? - обратился я к Санду, игнорируя Боросэйжа, и сделал шаг к двери.

- Его патрон здесь? - спросил Боросэйж, глядя прямо на меня, но так, будто меня не было в комнате. - Заключенный смешанной крови, и я не могу освободить его, пока мне не представят документы, подтверждающие его занятия, и не получу заверений его патрона-человека, что он больше не даст ему попасть в беду.

Я выругался про себя, заметив, что головорезы Боросэйжа оставались наготове.

- Он гражданин Федеральной Торговой Зоны Куарро, - сказал дядя Киссиндры, пожалуй, слишком колко. - Он не должен подчиняться правилам, принятым для постоянно проживающих здесь гидранов.

- Я представляю Службу безопасности Тау в этом секторе. - Голос Боросэйжа отвердел, будто тон Перримида оттолкнул его слишком далеко. - Я отвечаю за соблюдение закона здесь, и пока правление Тау не распорядилось иначе, любой, чья нога ступит на эту территорию, будет подчиняться моей интерпретации правил. Все индивиды с наследием гидранов, - он брызгался словами, как желчью, - должны иметь патрона-человека, который примет ответственность за них. В противном случае им не будет дан доступ на территории под юрисдикцией Тау.

- Я его патрон, - сказала Киссиндра, подавшись вперед. Ее губы превратились в одну линию. - И могу удостоверить любые факты, какие пожелаете.

- Включить запись, - проворчал Боросэйж какому-то устройству на себе или где-нибудь в комнате. На его губах появилась гадкая улыбка. - С какой целью вы собираетесь использовать эту особь смешанных кровей, мез Перримид? С профессиональной или же развлекательной?..

Киссиндра стала алой от крови, бросившейся ей в лицо. Дженас Перримид пробормотал проклятие и сделал шаг вперед.

Санд поймал руку Перримида тяжелым захватом, пока тот не успокоил свой темперамент. Выражение лица Санда не изменилось, но я увидел, как Боросэйж покрылся пятнами ярости, и сообразил, что они, должно быть, разговаривают - скорее спорят - используя не голос, а свое электронное оснащение. Человек должен вскрыть и обмотать свое тело и мозг биопроводами, чтобы получить хотя бы слабую копию пси-способности, с которой рождается гидран. Даже Боросэйж нуждался в подобном, чтобы выполнять свою работу. Я изучал его полуметаллический череп, пытаясь определить, насколько он был кибернетизирован.

В конце концов Санд снова посмотрел на меня.

- Ты свободен и можешь идти. - Его голос был монотонным. - Произошло недоразумение. Дракон приносит искренние извинения за неудобство и затруднения, которые затронули тебя в этом случае. Я уверен, что после того, как твое вмешательство в дела Службы безопасности корпорации помогло преступнице скрыться, у тебя нет жалоб на то, как с тобой тут обращались. - Он уставился на меня немигающими глазами на каменном лице. Потом снова посмотрел на Боросэйжа.

- Мы сожалеем, - сказал тот. Взгляд его заледенел, руки сжались в кулаки, и мне стало интересно, о чем именно он сожалеет.

Я промолчал. Я был достаточно опытен для того, чтобы держать рот на замке. На лицах Киссиндры и ее дяди отразилось беспокойство, когда они смотрели на меня. Я наконец кивнул, проглотив гнев, как вкус крови.

Я прошел через комнату, еще нетвердо держась на ногах, пока не остановился в дверном проеме так, что Санд заслонил меня от Боросэйжа и его людей. Дядя Киссиндры предложил мне руку. Я покачал головой и, повернувшись спиной к стулу, веревкам, щупу и к тем, кто испробовал их на мне, покинул комнату.

Мы снова были на улице - на чистой, тихой, хорошо освещенной улице. Я оглянулся: вход на станцию, темный рот, приоткрывшийся в бесконечном изумлении, ничем не отличался от входов в полдюжины других домов на этой улице. Поэтому он казался более пугающим, чем если бы над ним было написано: тюрьма.

- Ублюдки, - сказал я, и у меня перехватило горло.

Киссиндра прикоснулась к моей руке, я дернулся от неожиданности - она убрала руку.

Я протянул руку к ней, потому что я не хотел, чтобы она поняла меня так, будто мне неприятно ее прикосновение. Внезапно меня охватило желание ощутить себя в кольце ее рук, ее губы на моих разбитых губах, не заботясь о том, что мне будет больно, не волнуясь о том, что подумают другие. Только желая, чтобы она была рядом, желая ее...

Я сделал глубокий вдох, внутренне собираясь, и снова вытер рот тыльной стороной ладони. Наконец я осознал, что Эзра не пришел с ними и что этому я рад почти так же, как своему освобождению. То, что я понял, протрезвило меня, но от этого меньшей правдой не стало.

- Ничего удивительного, что ФТУ расследует, как обстоят дела у Тау с ущемлением прав, - пробормотал я, тяжело взглянув на дядю Киссиндры.

Тот отвел взгляд, гримасничая, но Санд отозвался:

- Нет ничего противозаконного в том, что случитесь здесь с тобой.

Я уставился на него:

- Что вы имеете в виду?

- По Правилам Внутренней Безопасности, любой подозреваемый в поведении, которое угрожает состоянию корпорации, может быть задержан без предъявления обвинения на срок до двух лет.

Я уже открыл рот, чтобы спросить, не шутит ли он, но не стал. Не требовалось обладать телепатией, чтобы понять, что подобными вещами он никогда не шутит.

- Это является частью практически любого устава корпораций, - сказал Перримид, словно он должен был объяснить или оправдать это, - с времен колонизации, в мирах с... туземным населением.

- От этого такой закон не становится лучше, - сказал я и взглянул на Киссиндру.

Она пыталась встретиться со мной взглядом и в результате, как и ее дядя, отвела глаза в сторону. Она не сказала ничего. Никто ничего не сказал.

- Пойду обратно в отель, - сказал я, а они стояли вокруг меня, не сводя с меня глаз, будто я держал их мертвой хваткой. - Ты идешь? - спросил я наконец Киссиндру.

- Я... Дядя Дженас пригласил меня на эту ночь в свою семью. - Она посмотрела на него, потом на меня. - Почему ты не хочешь пойти с нами?

- Действительно, почему? Это было бы очень хорошо, - сказал Перримид. С той поры, как мы вышли со станции, он в первый раз посмотрел мне прямо в глаза, наверное подумав наконец о том, чтобы сохранить лицо.

- Не думаю, - покачал я головой. Я не склонен был провести остаток ночи, обсуждая отношения между расами. Интересно, каков штраф за то, что твой гость попадает в беду... за то, что ты не сможешь обращаться с ним, как с человеком? - В любом случае, спасибо, - пробормотал я, понимая, что то, что вылетело из моего распухшего рта, сказало более того, что хотел я сказать.

- Мне в самом деле кажется, что нам надо обсудить... сложившуюся ситуацию, обстоятельства... - Перримид не договорил, указывая на модуль, который стал медленно снижаться, следуя его неслышной команде. Знак Тау красовался на его глянцевом изогнутом боку.

Я покачал головой.

- Нечего сказать. - Я не знал, кого имел в виду: их или себя. Слова получались онемевшими, такими, каким было все мое тело, за исключением полости рта. Я потрогал раненую щеку прикушенным языком, причиняя себе боль.

- Я провожу тебя до отеля, - сказал Протс, оживая впервые с тех пор, как я увидел его на пороге комнаты допросов. Он положил руку мне на плечо, словно ожидая, что я сейчас исчезну вновь.

Я сбросил его руку слишком грубо. Санд поглядел на меня:

- Возможно, мне не обязательно говорить это, но здесь сегодня мы новых друзей не нашли. - Кивком он показал на станцию безопасности корпорации за нами. Я удивился, что меня включили в это мы. - Я сожалею. Но на твоем месте я был бы... более консервативным в действиях. Пока ты в Ривертоне...

Я нахмурился.

- Тогда позволь мне вызвать для тебя такси. - Протс был настойчив.

- Я не нуждаюсь в вашей помощи, - ответил я и ввел вызов в свою ленту данных, вынуждая этим всех их признать, что она у меня есть, как есть и право пользоваться ею.

- Комендантский час уже действует, - сказал Протс. - Я должен быть уверен, что ты направишься прямо в отель...

- Да пошел ты... - пробормотал я, и он застыл.

- Завтра мы выходим к рифам. - Киссиндра встала между нами, и мне пришлось перевести взгляд на нее. Я не был уверен, было ли это обещанием, или же просто напоминанием, потому что она подозревала, что я забыл о нашем маршруте.

Я вглядывался в ночное небо, стараясь отыскать там огни вызванного мной такси. Все они стояли в ожидании вокруг меня, пока машина не приземлилась. Я забрался в нее, не способный препятствовать тому, что Протс дал инструкции такси перед тем, как дверь закрылась. Я плюхнулся на сиденье и забросил внутрь ноги, когда модуль уже поднимался в воздух, из последних сил выпихнув из него своего гида, и наконец все осталось за моей спиной.

Проносясь над тихим городом, я глядел вниз и думал о добронравных гражданах Ривертона, лежащих - все до единого! - в постелях и спящих, как им предписано, или притворяющихся спящими. Я думал о Старом городе, где провел большую часть своей жизни... О том, как он действительно оживает только с приходом ночи. Как я жил для ночи, жил за ее счет, выжил благодаря ей. Ночь - это время, когда туристы и другие богатые люди сверху, из Куарро, спускались в трущобы, желая там найти то, чего они никогда не смогут получить в местах, похожих на Тау Ривертон. Старый город существовал благодаря тому, что Куарро был Федеральной Торговой Зоной, нейтральной территорией. Никакой отдельный синдикат не устанавливает правил ни в мелочах, ни в целом. И всегда найдется Старый город где-нибудь в чреве такого места, как Куарро.

А здесь не было и следов Старого города. Ни метра пространства, где можно было бы уклониться от верности корпорации. Все безопасно и стерильно: чистота, вежливость, сила и процветание. Под контролем. На этих улицах, раскинувшихся подо мной, не было преступлений, за которыми не последовало бы наказания, не было запрещенных наркотиков, не было пьяниц, проституток, беглецов, сирот, изнасилованных в переулках, и никто толпой не брал оружие наперевес против напасти, имя которой забыло большинство из людей. Тут не было уродов - не было изгоев.

Такси попросило меня убрать ноги с сиденья. Я исполнил его просьбу. Воспоминания о Старом городе терзали меня, как гноящаяся рана. Корпорации хотели, чтобы каждый поверил, будто жизнь здесь лучше, чем в таком месте, как Куарро. И люди верили. Но гниль никуда не делась, она просто была лучше спрятана. Я потер окровавленное лицо рукой, покрытой волдырями, не отрывая взгляда от яркой темноты ночи.

Модуль позволил мне выйти у входа в отель и напомнил, чтобы я ничего не забыл.

- Нечего, - ответил я и вошел в отель через сводчатый вестибюль, полный деревьев и кустарников в цвету, которые выглядели куда более здоровыми, чем я.

Лифт унес меня наверх, в башню, и я прошел последние несколько метров до своей двери, не глядя на сверхзаботливого представителя человечества с окаменевшим лицом.

Дверь прочла мой личный код на браслете и разрешила мне войти. Она закрылась за мной, запечатав меня, так что наконец я был в безопасности в комнате, которая выглядела в точности так же, как любая другая комната в этом отеле. Я подумал, вернулись ли остальные члены команды сюда после приема. На самом деле это было неважно, потому что я едва знал их всех, кроме Эзры, а Эзру я недолюбливал.

Я рухнул на кровать, попросил у обслуживающей системы лед и аптечку. Струящиеся узоры текли по дальней стене: гипнотические формы в липкой черноте - вид искусства, который может заставить тебя подняться утром с желанием вскрыть себе вены, не зная почему.

Я включил трехмерное изображение и запросил "Новости независимых". Здесь их не принимали. Зато показали запись последних новостей Тау. Я слушал вполуха, глядя на вереницу нарушителей, пойманных на ввозе порнографии, на разбрасывании мусора, на том, что они вышли из общественного туалета, не вымыв рук. Я ожидал услышать что-нибудь о похищении ребенка. Но об этом не было ни слова. Промелькнул короткий, пустой репортаж о прибытии исследовательской экспедиции с моментами вечера в Гнезде. Заканчивался репортаж видом рифов и снимком облачных китов.

Я дотянулся до шлема и запросил все, что заложено в системе о рифах и облачных китах. Маска сама опустилась на лицо, и комната исчезла. Я выключил звук, так как уже знал все, чем меня собирались пичкать от лица Тау. Хотя бы несколько минут я мог быть там, где мне хотелось быть, ощущая прикосновение ветра, просматривая вид за видом, и каждый из них уносил меня все глубже в тайну, которую мои чувства называли красотой...

В конце концов поток образов - наслоения рифов, простершиеся на зеленой планете как подношение Богу, облачные киты, гонимые ветром, как залитый солнцем туман по лазурному небу, застыл в моем восприятии. Я лежал неподвижно, пока последний призрачный образ не выгорел сам собой в моих нервных окончаниях.

Я наслаждался этими изображениями, но события прошедшего дня оставались со мной.

Я настойчиво заставлял себя вспомнить, почему нахожусь здесь. Киссиндра Перримид хотела видеть меня в составе своей команды, потому что я мог интерпретировать лучше, чем кто-либо другой. Я не для того прибыл на Убежище, чтобы быть арестованным во Фриктауне, чтобы унизить себя или ее, чтобы заставить Тау сожалеть о том, что правление пригласило нас выполнить задание, которое не принесет корпорации прибыли.

Я просмотрел другие программы, стараясь отыскать то, что помогло бы отвлечься от тяжелых мыслей, то, что не дало бы кулаку ярости раздробить стены моей груди - ярости, которую я не мог забыть, не мог разделить, не мог заставить уйти. То, что ослабило бы мое напряжение, чтобы я мог уснуть, чтобы я смог завтра смотреть на человеческие лица, смотреть в глаза с круглыми, совершенно нормальными зрачками - и не послать их всех к черту.

Но в программах не было ничего, кроме общественной службы, документальных фильмов и случайной подборки разлагающих мозг мыльных опер, в которые не так давно я мог погрузиться на часы и быть вполне счастливым. Однако здесь и они начинались с красного знака цензуры, а это значило, что из них вырезан добрый кусок.

Я стащил шлем с головы и бросил его на пол. Он втянулся в щель у изголовья, убранный невидимой рукой. Что-то щелкнуло в консоли, как будто делая некую заметку о моих привычках. Я приказал стенному экрану очиститься и вызвал музыкальную программу. Она была такой же затасканной. Я снова лег на кровать, которая была достаточно теплой и удобной, посасывая лед и глядя на белый, абсолютно ровный потолок.

Я долго лежал на кровати неподвижно. Комната решила, что я заснул, и выключила свет. Я едва заметил это, заблудившись в темных улочках памяти, сталкиваясь снова и снова с образом измученного лица женщины, с ее голосом, умоляющим меня помочь ей. Они хотят забрать моего ребенка... Но это не был ее ребенок. Политика, сказали они. Радикалы, диссиденты. Она присматривала за ребенком - мальчиком, они сказали, что это был мальчик, не старше трех-четырех лет. Почему она сказала это? Почему именно это? Почему мне? Она не знала меня, не могла знать, что сделают эти слова, не могла знать, что случилось однажды - давно, далеко - с женщиной, такой как она, с ребенком, как я... Темнота, стоны, мерцающий конец света. Темнота... Падение, падение в темноту.

Глава 4

Я проснулся, распростертый на той же безупречной кровати, в той же безупречной комнате отеля, где потерял сознание прошлой ночью. Мой новый костюм выглядел так, словно я был изнасилован в нем.

Восход вливался в окно, которое ночью было стеной, и комната учтиво и бесконечно напоминала мне, что пора бы оторвать задницу от постели. Я убрал волосы с глаз и взглянул на время. "Господи!" - пробормотал я. Через пять минут экспедиция должна была отправляться на исследовательскую базу, которую Тау разбил на земле гидранов.

Я скатился с кровати и, пытаясь стоять прямо, соображал, как с похмелья. Я стянул с себя одежду, в которой был на вечере в Гнезде, ругаясь по поводу каждого обнаруженного синяка. Даже раздетому, мне не было спасения от горьких воспоминаний о прошедшей ночи. Я швырнул ком одежды в другой угол комнаты, потом напялил потертую блузу и джинсы, тяжелую куртку и ботинки, что было единственным одеянием, которым я владел и в чем нуждался до вчерашнего дня. Я ничего не мог поделать со ссадинами на лице и с грязью в волосах, повязал голову платком, надеясь, что меня никто не будет разглядывать.

Я направился к выходу, но меня все еще поташнивало, поэтому пришлось вернуться, чтобы прилепить обезвреживающий яд пластырь и вытащить пригоршню раскрошившихся крекеров из кармана брошенного пиджака. Я сунул крекеры в рот и отправился вниз на лифте.

Я вышел на оправленную в зелень площадь вслед за Мейпсом, спектроскопистом нашей команды. Остальные уже были здесь, готовые к тому, чтобы в первый раз увидеть рифы. Я натянул перчатки и пожелал всем доброго утра - запыхавшись, не очень отчетливо. Двое из команды дважды взглянули на меня, на отпечаток прошлой ночи на моем лице, но ни о чем не спросили.

- Доброе утро, - сказал я Киссиндре, подошедшей ко мне. Она была одета так же, как и я.

Она нерешительно остановилась около меня.

- С тобой все в порядке? - спросила она, глядя в пространство между нами, прикоснувшись к моей руке.

Я не отодвинулся.

- Конечно. Нормально, - сказал я. - Легионеры корпорации всегда имели обыкновение зверски избивать меня.

Ее дыхание замедлилось, и я осознал - слишком поздно, - что она подумала, будто я что-то имею в виду под этой фразой.

- Шучу, - пробормотал я, но она мне не поверила. - У меня все хорошо. Похитителя поймали?

Ресницы Киссиндры дрогнули:

- Нет. Кот... Эта гидранка... Вчера случилось что-то еще, кроме того, что ты рассказал Санду?

- Нет. - Меня заинтересовало, кто велел спросить меня об этом.

- Тогда почему ты ушел с приема? Из-за меня?

- Ты могла бы больше мне доверять, - сказал я и отвел взгляд, нахмурившись, так как ее глаза не отпускали меня. - Гидраны.

Она постояла некоторое время, не говоря ничего. Наконец она осторожно спросила:

- Это потому что ты наполовину гидран? Я покачал головой.

- Тогда...

- Оставь это, Киссиндра.

Она потупила взгляд с таким выражением лица, которому только я мог быть причиной.

- Это неважно, - сказал я, чувствуя себя ублюдком. - Это прошло. Я хочу забыть об этом.

Она молчала, но я видел ее сомнение, вопросы, на которые она не получила ответа.

- Каким получился твой визит к дяде? - задал я вопрос, просто чтобы переменить тему.

- Хорошо.

На минуту я почти поверил ей, потому что она сама почти верила в это. Но лицо ее вытянулось, будто тяжесть лжи оказалась слишком большой.

- Их соседи действительно не знают, что он уполномоченный по делам гидранов. - Она уставилась в небо, словно открыла что-то невероятное в его пустой глубине. - Они действительно не знают. - Ее руки сжались в кулаки в карманах пальто, растягивая тяжелую ткань. - Не знают.

Я позволил себе выдохнуть. Это прозвучало как смех, несмотря на то, что меня душила ярость.

- Кисс... - Эзра Дитрексен подошел и обнял ее. - Соскучился. - Он перегнулся и поцеловал ее в губы.

Я посмотрел в сторону, представил себе, какую заметку он для себя сделал. Я полез в карман за камфорой, вспомнил, что Эзры не было с ней на станции Службы безопасности прошлой ночью. Может быть, после того как он выставил Перримида на вечере, его попросту не пригласили?

- Что с тобой случилось? - спросил он меня. - Ты попал в драку, упаси Господь?

Я положил камфору в рот, дав возможность Эзре разглядеть мои синяки и разбитые губы. Значит, он действительно ничего не знает о том, что случилось со мной ночью, и никто из экспедиции не знает. Внезапно я почувствовал себя гораздо лучше.

- Упал, - сказал я.