Чтение 4–й страницы книги ~Княжич~

- Раны? Ну, показывайте.

Мы в нерешительности стали переминаться с ноги на ногу.

- Что мнетесь-то?

Переглянувшись, мы разом повернулись к знахарю спиной и нагнулись.

- Ой, охрани Даждьбоже! - воскликнул Белорев. - Так у вас хвостовая болезнь началась! Дня через три точно хвосты вырастут.

- Врешь ведь, - сказал я.

- Ты меня во лжи винишь? - возмутился знахарь. - Меня? Во лжи? Я сейчас не посмотрю, что ты княжич, по хвосту тебе так надаю, что ты на коне пузом сидеть станешь.

Он бы, наверное, выполнил свою угрозу, но только вдруг остановился и прислушался:

- Это кто тут слезу пускает?

- Не хочу хвост!.. - Такого можно было ожидать от кого угодно, но только не от Гриди. - Не хочу хвост! Дядя Белорев, миленький, что угодно, хоть руку отрезай, но только чтоб хвоста не было.

- Да будет, будет тебе! - Знахарь обнял моего друга за плечи. - Пошутил я. Разве ж Сварог допустит такое, чтоб у живого человека хвост вырос? Успокойся.

- Ух, и рева ты, оказывается, - сказал Славдя. - А еще над моим плащом потешался.

- А тебя, - посмотрел знахарь на меня, - на испуг не возьмешь. Это хорошо. Батюшка твой в первом своем походе вот не меньше Гридислава от хвоста ревел.

- Снова врешь. - Я даже представить себе не мог, что отец и вправду плакать может. - Лучше намазывай давай...

Мы уже обедать сели, когда на опушке леса показался всадник. Он скакал, точно за ним стая волков гналась.

- Ну-ка, ребятушки, доедайте быстрее! - прикрикнул на нас Побор. - Кажись, недобрые вести нам тот конник несет.

И словно в подтверждение слов болярина послышался крик всадника:

- Мал! Скорее, княже! Варяги! Близко! И закипело...

Побросав еду, дружинники стали спешно вооружаться.

Мы, наскоро натянув порты и кожаные нагрудники, бросились собирать развешенную на кустах для просушки тетиву. Побор помог натянуть наши луки и велел держаться подле него.

- Прижмут к реке, - ворчал он, - совсем плохо будет. Эх, Маренины дети...

- Дружина, к бою! - послышался голос отца. - Полк правой руки - к опушке. Полк левой руки - вам у берега стоять. Передовой полк - спешиться! Коней вон в том овражке схороните. Вам первый удар держать. Побор, ты лучников пополам дели. Две лодьи ставь у бора. А три - перед передовым полком. Как скажу, сразу за него уйдете. Велемудр, ты со своими в чащу уходи. И сидите там тихо, как мыши. Увидишь три огненные стрелы, тогда и бейте варягам в бок. Да бейте дружно. Не как в нас.

- Не осрамимся, княже. - Ятвиг надел свою медвежью голову и повел ватагу к лесу.

- Ты как, сынко? - спросил отец, осаживая коня возле меня.

- Не тревожься, княже, - сказал Побор. - Я пригляжу.

- Уж побереги мальцов. Эй, Гридя, носа не вешать! Был бы жив твой отец, сейчас бы гордился тобой. И за хвост не переживай. Отрубим, если что, - улыбнулся он и поскакал к полку левой руки, на ходу отдавая последние распоряжения.

- Ну что, Даждьбожьи внуки, не посрамим славы дедов наших! - громко, чтобы слышали лучники, сказал Побор. - Лик Божий, - показал он рукой на солнце, - над нами! А что пообедать не успели, так на тризне по врагам нашим наверстаем! Верно я говорю?

- Верно! - ответили лучники.

- Дедята! Липок! - позвал он младших боляр. - Берите свои лодьи и давайте к полку правой руки. С коней не сходить. Мало ли, как вражины себя поведут. Остальные - за мной!

Только мы успели встать на место, как из-за излучины реки, двигаясь по течению Припяти, показались три большие ладьи.

- Вон, Добря, видишь? На носах головы змеиные - значит, варяги те ладьи строили, - тихо прошептал Славдя.

- А ты почем знаешь? - посмотрел на него с недоверием Гридя.

- Правду Славомир говорит, - вступился Побор. - Варяжские это ладьи. Зовут они их драккарами. Я тех драккаров насмотрелся. Когда с князем Нискиней, дедом твоим, Добрыня, да с Хольгом13 Киевским на хазаров ходили. Умен и хитер был старый варяг. Древлянский стол уважал. Не чета Ингварю. Этот все нахрапом норовит... А в драккарах, похоже, не варяги. У тех по бортам червленые щиты, а у этих разномастные. Русь это. Худо дело. А вон и конница. Сразу видать, полянская. Плащи-то алые. В лесу приметные. Не то что наши.

И верно. По берегу черно-кровавым пятном растекалась конница, на ходу разворачиваясь в боевые порядки.

- А мне хоть варяги, хоть поляне, - сказал Куденя, лучший лучник старшей дружины, - только бы не егозили сильно...

- Чисто ты не попадешь, - подшутил кто-то. Но ответить Куденя не успел.

- Стрелы на тетиву! - крикнул болярин.

- Не по Прави поступают, - удивился я14, когда увидел, что неприятель не собирается останавливаться.

Ладьи даже прибавили ходу. Стало видно, как на концах весел вспенились белые барашки.

- Ни переговорщиков, ни поединщиков не будет? - спросил Славдя.

- А что им Правь? - ответил Побор. - Они, видать, знают что творят...

- Хорошо идут, - вздохнул Гридя.

- Шибко, - отозвался Побор. - Видно, спешат к предкам своим на ужин успеть, - и засмеялся.

И лучники подхватили этот смех. Я тоже смеяться начал. И понял: со страху это. Никто ж не знал, кто после этой битвы в землю Древлянскую вернется, а кто уже к вечеру в Ирии за стол с пращурами сядет. Неизвестность. Вот что страшнее всего...

- Куденя, ты кормчих на драккарах на себя бери, - распоряжался болярин. - Они за щитами хорониться станут, бей промеж них. Без кормчих ладья, что конь без всадника. Звяга и Ерш, вам задача особая. Высматривайте, кто в коннице управляет. И чтоб стяг Полянский еще до битвы на земле лежал. Ясно?

- Да что ты, Побор? В первый раз, что ли?

- В первый не в первый, а напомнить не помешает. Первая лодья - реку кроет. Остальные - конницу. И не подставляться. У них небось тоже лучники имеются.

Между тем полянская конница рассыпалась на два отряда. Первый скоро шел вдоль берега реки, метя ударить между передовым полком и полком левой руки. Второй, прижавшись боком к лесу, направлялся прямиком на полк правой руки. А ладьи, выйдя на середину Припяти, старались обойти нас, чтобы сидящая в них русь смогла ударить нам в спину.

- Эх, не достать отсюда, - злился Куденя, прикидывая натянутую тетиву к щеке. - Дозволь ближе подобраться.

- Давай, - кивнул болярин, и лучник дернул поводья коня и рванул к берегу. - Все равно, - вздохнул Побор, - далековато будет... Луки к бою!

Все ближе и ближе подкатывала волна вражьей конницы.

- Ждем!

Уже можно было рассмотреть сбрую на борзых ПОЛЯНСКИХ КОНЯХ.

- Ждем!

Уже первые стрелы, пущенные лучниками неприятеля, жужжали в небе и впивались в песок недалеко от ног наших коней.

- Ждем!

Короткая черная стрела, просвистев, ударила в нагрудный доспех Поборова коня.

- Бей!

Звонко запела тетива, отправляя в недолгий полет чью-то смерть. И сразу новая стрела легла на лук и отправилась вслед за первой. И еще одна. И еще.

- Бей прицельно! - услышал я команду болярина.

Опустил лук пониже. Высмотрел врага. Спустил тетиву. Наложил новую стрелу. И лишь тогда понял, что только что отобрал жизнь у человека. И, словно в отместку, железное жало стукнуло в кожаный нагрудник. И желтые волчьи глаза вспыхнули в сознании и обожгли огнем ненависти. Сразу все стало на свои места. Либо я их, либо они меня. А все остальное потом. После боя...

- Эй, Добря! - Я увидел, как кричит Гридя, утирая рукавом кровь с располосованной щеки. - Отходим за передовой полк!

- Гнедко, выноси! - крикнул я.

Сколько боев и битв было в моей дальнейшей жизни. И больших. И малых. И явных. И тайных. Сколько битв я выиграл? Сколько проиграл? Разве теперь упомнишь. Но только этот бой, первый бой в моей жизни, я помню, точно только что вышел из него. Может, потому, что он был первым. Оттого и всплывает в памяти все время, как тот сон... Бабушка. Я - маленький. Сказка про птицу Сва и про яичко золотое...

Словно в пустой колоде, в голове заухало. Кто-то молотил в дверь.

- Кто там?

- Болярин! С дальней заставы гонец прискакал.

- Подожди. Сейчас выйду.

А вставать все равно было невмоготу... Ох, Путята, Путята...

Бой бурлил, как бабулино варево...

Мы успели выйти из-под удара, и вражья конница врезалась в передовой полк.

Завязла.

И алые Полянские плащи покрылись алой кровью. Чужой и своей.

Звон оружия, стоны изломанных ратников... Крики боли людей и коней...

- Глядите-ка, попал Куденя-то! - Радостный крик Звяги заставил вздрогнуть.

Словно почуяв недоброе, мой конь тревожно заржал.

- Тише, Гнедко, - похлопал я его по потной шее и понял, что руки трясутся.

- Нет, ты погляди, что пострел учудил! - продолжал кричать лучник и махнул зажатой в кулаке стрелой в сторону реки.

Я повернул голову в сторону реки.

А ведь точно.

Огромный драккар, шедший первым в этой стае странных, голодных до нашей крови, чудищ.

Одетый в броню из круглых червленых щитов речной змей, привыкший покорять водные просторы.

Ощетинившийся веслами и горящими стрелами, впившимися в борта, властелин вод.

Вдруг потерял управление... Беспомощно начал разворачиваться против течения... Словно слепой кутенок, ткнулся носом в бок своего собрата, идущего следом... Проскрежетал змеиным носом по борту, сдирая щиты и ломая крылья весел... И, ошарашенный внезапной потерей кормчего, беспомощно замер. А течение продолжало безжалостно сносить его к противоположному берегу.

Другой драккар от удара завалился на левый бок, зачерпнул бортом Припять и стал быстро тонуть.

На третьем драккаре был опытный кормчий. Он сумел увернуться от столкновения. Сохранил все весла и еще быстрее понесся прямо на нас.

Крики древлянской радости и варяжского горя слились в единую песню войны. И поднялись к самым небесам, радуя и огорчая сцепившихся в жестокой схватке богов-покровителей. Перуна Полянского, Одина Варяжского, Радогоста Ятвигского и Даждьбога Древлянского.

- Аи да Куденя! - Побор осадил рядом с нами взмыленного коня. - Ему и тебе, Звяга, Благодар от меня. Коль из боя живыми выйдем, ходить твоей жене в обновках. Жаль, что Ерша застрелили. Зоркий у него глаз был. Как он того, со стягом Полянским, влет снял! Да, видимо, теперь ему в Сварге15 охотиться... Добрыня, скачи к берегу. Вели моим словом, чтоб первая лодья оставшемуся драккару огоньку подкинула. Тех, что тонут, пусть оставят. Им не до нас. Им бы выплыть. Остальные, будьте наготове. Полк левой руки прикрыть надо. Звяга, давай в небушко три стрелы. Да чтоб горели поярче. Пора Велемудру себя показать...

И дрожать стало некогда...

Я бы успел. Обязательно бы успел. И Славдя с Гридей остались бы живы. И жизнь моя пошла бы совсем другой дорогой. Не знаю, плоха та дорога была бы или хороша... только она была бы совсем другая...

Ладно, хочешь не хочешь, а вставать надо.

Гнедко споткнулся о какую-то корягу, предательски торчащую из песка.

Я оказался не готов. Вылетел из седла. Пролетел над головой коня. И со всего маху врезался в землю.

Вышибло дух. Небо завертелось надо мной в ярком хороводе облаков.

Пришел в себя. В голове ухало, словно в пустой бочке. Люди и кони вокруг почему-то двигались медленно и плавно, словно во сне. Шум в ушах заслонил звуки боя...

Медленно...

Очень медленно мимо меня проплыл ратник, размахивая мечом. Его глаза были выпучены и полны ярости. Рот широко раскрыт, словно он задыхался или кричал. Но я не слышал его крика - Я повернул голову и увидел, как драккар ткнулся змеиной грудью в прибрежный песок и с него посыпались вооруженные топорами и маленькими круглыми щитами люди. Варяги. Враги.

Попытался подняться... Мокрый песок саднил на стесанной щеке... Кровь заливала левый глаз. А шум в голове все не проходил...

Варяги рубились отчаянно. Настоящие воины. Но от этого не легче. Падают наши, словно подкошенные колосья. Я рвусь туда. В гущу боя. Но ноги вязнут в песке, словно в трясине...

Я вижу, как варяг прорубается сквозь нашу дружину. Как валится древлянская рать под ударами безжалостного топора. Я вижу, как он вдруг стоит один среди корчащихся на земле ратников. Как безумно оглядывается вокруг в поисках очередной жертвы. Вижу, как взгляд его останавливается на мне. Как он кричит что-то. И в глазах его вспыхивает огонь радостной ненависти. Он отбрасывает остатки изрубленного щита. Взмахивает топором и бросается ко мне.

Я вижу, как он летит мне навстречу. И звуки боя взрываются, вдруг оглушая и потрясая...

- Од-д-и-и-ин! - Рев варяга острым шилом буравит мозг.

И я пытаюсь увернуться от неминуемого. И понимаю, что не успею. А он все ближе и ближе. И я тону, словно в черном омуте, в бездонных зрачках варяга.

И время, еще недавно растянутое в бесконечную череду мгновений, вдруг сжимается в единый миг. Свист рассекающего воздух топорища перекрывает и крик варяга, и лязг мечей, и битву вокруг...

Я вижу, как в его грудь впиваются одна за другой восемь оперенных стрел, и понимаю, что это Куденя пытается остановить мою смерть. Но варяг делает еще шаг. Еще и еще. И падает. Но, даже падая, пытается дотянуться до меня. И топор опускается на мою голову...

Шишак смягчает удар, но шея трещит от напряжения. В глазах темнеет. Я проваливаюсь в пустоту... чувствую, как меня накрывает пеной небытия... а волчьи глаза все так же равнодушно смотрят на меня... и Навь втягивает в себя последнюю неяркую вспышку сознания...

Глава вторая

ВТОРЖЕНИЕ

7 июля 942 г.

Клочья тумана повисли на разлапистых ветвях сосен, растущих по берегу Ирпеня16. Из тумана выплыла лодка и ткнулась в древлянский берег. Три неясные тени, стараясь не потревожить предрассветную тишину, метнулись в прибрежный кустарник.

Здесь они разделились, и каждый скользнул в туман. Каждый в свою сторону.

Первый пошел по течению реки. Сумеречным мороком, бесплотным порождением Нави, пробирался он вдоль берега. Его шаги были бесшумны. Походка легка. Точно и не шел он вовсе, а плыл по туману.

Тут слуха его коснулся странный для этого места и времени звук. Он насторожился. Замер, готовый в любую минуту ринуться пущенной стрелой навстречу опасности.

Выждав несколько мгновений, сделал осторожный шаг. Затем еще один. Прислушался. И потек туда, где послышался тот странный звук.

На девятом шаге он снова замер, увидев в прорехе тумана песчаную косу. Озябшую в утренней сырости молодую сосенку, цепко вонзившую свои изломанные корни в прибрежный песок. А под сосной утлую лодчонку-плоскодонку, выдолбленную из цельного ствола. Возле плоскодонки копошилась согбенная фигура. Видно, древлянин - рыбий человек - собрался с утра пораньше проверить поставленные накануне сети.

Вот только не нужен он был здесь. И этот рассвет, и это место стали несчастливыми для него.

Он и понять не успел, откуда появилась тонкая, сплетенная из оленьих жил, удавка. Почему она захлестнула его шею. Отчего вдруг стало нечем дышать. Как случилось, что кровь бросилась в голову, а глаза заливает красная пелена...

Рыбак умер быстро. Призрак снял с его шеи удавку и уже собирался оттащить тело в кусты, как громкий окрик заставил его вздрогнуть:

- Батюшка, что ж ты меня не разбудил? Полагаясь на звериное чутье, призрак выбросил правую руку в сторону голоса. Что-то просвистело сквозь туман, и голос поперхнулся. Храпом изошел и затих.

Дотащив мертвого до ближайших кустов, призрак присыпал тело мокрым песком и направился туда, где по его расчетам находился второй труп.

Он не ошибся. Довольно скоро он наткнулся на распростертого на песке мальчонку. Из горла рыбацкого сына торчал нож.

- Не повезло тебе, отрок, - тихо сказал призрак.

Он вынул нож. Тонкая струйка крови брызнула из раны и впиталась в песок.

Схоронив мальчишку рядом с отцом, призрак оттолкнул от берега долбленку и растворился в тумане...

Второй пошел в глубь Древлянской земли.

Вскоре он вышел на довольно широкую тропу и, никого не таясь, двинулся по ней.

Шел он довольно долго. Тропа плутала меж деревьев. Огибала кусты и овражки. Пересекалась с другими похожими тропинками. То терялась, то вновь появлялась из тумана.

Он знал, что тропу эту проложили не люди. Но это его нисколько не пугало. Знал он также, что коровы всегда ходят друг за другом. И тропа, на которую он вышел, была проложена ими. Много лет стадо ходило по этим бегущим сквозь лесную чащу тропам на водопой. И стадо немалое. Стадо держали на граничной заставе. И он знал, что тропа приведет именно туда.

Полоса тумана оборвалась внезапно. И он очутился у подножия высокого холма, пупырем торчащего на опушке. На вершине пупыря темнели рубленые стены, окружавшие долговязую сторожевую башню.

Это и была застава.

Вокруг все тихо. Даже собаки не лают. Уснули, сморенные ночной службой. И только караульный на башне временами покашливает да притопывает, стараясь хоть как-то стряхнуть с себя утреннюю дрему.

Человек проскочил к стене незамеченным. Он достал из складок плаща свернутую в кольца веревку с небольшим трехлапым крюком на конце. Размахнулся и запустил крюк к небесам.

Крюк тихонько звякнул, когда одна из его лап зацепилась за частокол.

Человек замер.

Прислушался.

Тихо.

Видно, одолела дрема караульного. Вон и кашлять перестал.

Вот и славно.

С ловкостью кошки взмыл нежданный гость по веревке на стену. Отцепил крюк. Бережно свернул веревку и спрятал под плащ.

Затем тихо прошмыгнул по крытому переходу к проему, ведущему в башню. Только по дощатому настилу прошуршали подошвы его мягких сапог. Да одна доска скрипнула предательски.

Но и на этот раз собаки не подали голоса.

"Видно, закормили их древлянские граничники, - подумалось человеку. - Ну, так мне это на руку".

Он быстро поднялся по лестнице на верхнюю площадку. В притворе чуть задержался. Вгляделся. Точно. Спит караульный. На копье оперся и спит. Да и отчего бы не поспать, когда такой туманище. Все одно же не разглядишь ничего. Токмо глаза надорвешь. Вот и прикрыл их, чтоб отдохнули.

А чаша с сигнальным костром без присмотра осталась. Вон и кресало рядом лежит. И дрова отсырели. Не разом вспыхнут. И навряд ли сквозь такой туман разглядят на соседних заставах тревожный огонь. А значит, и проку в нем нет.