Чтение 14–й страницы книги ~Мир без Солнца~

- Что случилось со станцией?

Молчание.

- Где мы находимся? Что это за пустыня?

Никакого ответа.

- Я хочу видеть полковника Гланта! - заорал в лицо старшему лейтенанту Дугин.

Ступин чуть подался назад, а затем резко, почти без замаха, ударил Дугин снизу в челюсть.

В глазах у Дугина вспыхнули зеленые молнии, и он снов оказался на песке.

- Вам помочь подняться? - участливо осведомился старший лейтенант Ступин.

Дугин ничего не ответил, только сплюнул прилипший к губам песок.

- Вы, конечно, можете поступить со мной точно так же, как и с Сергеем, - услышал Дугин негромкий голос Майского. - Но только я все равно скажу все, что я о вас думаю...

И после этого Майский выдал такое, что даже Дугин, лежа на песке лицом вниз, смеялся взахлеб. Профессор, подобно опытному патологоанатому, на словах разложил тело Ступина по косточкам и органам, да еще и прокомментировал соответствующим образом каждое свое мысленное действие.

Сохраняя на лице выражение хладнокровного презрения, старший лейтенант Ступин позволил профессору высказаться до конца. Он не слушал его, а просто ждал, когда Майский закончит свою затянувшуюся речь, изобилующую словесными конструкциями, присутствие которых в лексиконе человека, обремененного высшей ученой степенью, казалось не просто невозможным, а почти противоестественным.

Выговорившись, Майский весь как-то сразу сник, сдулся, как пронзенный спицей шарик. Плечи у него опустились, подбородок мелко задрожал, а глаза суетливо забегали по сторонам, словно он надеялся заметить что-то, чего прежде не видел, и что могло бы оказаться залогом их с Дугиным спасения.

Убедившись в том, что Майский не хочет больше ничего добавить, старший лейтенант велел солдатам поставить Дугина на ноги.

- Я выполняю приказ руководителя экспедиции полковника Гланта, - произнес Ступин, переводя взгляд с осунувшегося, покрытого серебристой щетиной лица профессора Майского, на лицо Дугина, к правой щеке и кончику носа которого прилипли крупные, чуть красноватые песчинки. - Вас выведут за линию окопов и там снимут наручники. После этого вы должны незамедлительно покинуть район, прилегающий к станции. Если спустя десять минут вы все еще будете находиться в зоне обстрела, огонь будет открыт без предупреждения.

- Куда нам идти? - спросил у офицера Дугин.

- Это уж вам самим решать, - ответил Ступин. - Я ничего не могу вам посоветовать.

- Скажите хотя бы, поблизости есть люди?

Старший лейтенант Ступин ненадолго задумался.

- Далеко от станции мы не отходили. Но за все то время, что велись работы по возведению оборонительного рубежа, никто из солдат не видел ни людей, ни каких либо других живых существ. Наблюдатели, - старший лейтенант взглядом указал на смотровую площадку на крыше казарменного корпуса, - тоже не отмечали никакого движения.

- Выходит, пустыня безжизненная? - тяжело выдохнул Майский.

Ступин сделал движение бровями, которое можно было понимать как угодно.

- Вы обрекаете нас на верную смерть, - мрачно глянул на офицера из-под присыпанных песком бровей Дугин.

- Я выполняю приказ, - коротко ответил старший лейтенант Ступин.

- Сколько по-вашему, мы протянем в пустыне без воды и пищи? - продолжал Дугин, не обращая внимания на слова офицера. -

Сейчас еще не жарко, а что будет когда взойдет солнце?

- Солнце здесь никогда не восходит.

- Что? - левая бровь Дугина заняла почти вертикальное положение. - Значит мы даже не на РХ-183?

- Уведите их, - приказал офицер солдатам.

Десантники, как и прежде, по двое подхватили ученых под руки и потащили туда, где через окоп был переброшен узкий металлопластиковый щит.

- Стойте! - закричал Дугин, упираясь ногами в песок. Вывернув голову, он попытался поймать взглядом фигуру старшего лейтенанта, удаляющуюся в направлении открытой трубы перехода. - Что произошло со станцией? Где остальные люди? У вас есть связь с руководством?... Стойте же, черти вас дери!...

Десантники, которым наконец надоело сопротивление арестанта, вывернули ему руки, заставив согнуться в поясе. Доведя Дугина до узкого мостика, они просто толкнули его вперед. Чудом сохранив равновесие, Дугин перебежал на другую сторону окопа.

Следом за ним тем же путем был отправлен на противоположную сторону и Майский.

- Стойте на месте, если хотите, чтобы с вас сняли наручники! - крикнул один из десантников, наведя на ученых ствол трассера. - Ясно?

- Ясно, - угрюмо кивнул Дугин. - Скажите только, работает дальняя связь или нет?

Пока трое десантников держали ученых на прицеле, четвертый быстро перебежал окоп по мостику, снял с арестованных наручники и так же быстро вернулся к своим.

Растирая запястья освобожденных рук, Дугин обернулся и посмотрел на десантников. "Совсем еще молодые парни, - подумал он. - Старшему не больше двадцати пяти. И вот, на тебе, угодили в передрягу."

- Так как насчет дальней связи, парни? - спросил Дугин.

Десантники быстро убрали перекидной мостик и, не опуская оружия, начали отступать к открытому переходу.

Дугин понял, что ответа на свой вопрос он не получит.

Один за другим десантники скрывались в трубе перехода, в конце которой находилась надежная дверь, за которой они спешили укрыться. Глядя на это слишком поспешное, не в меру суетливое, совершенно несвойственное военным отступление, можно было подумать, что солдаты чем-то напуганы. И Дугин вдруг понял, что солдатам страшно, потому что они знали нечто такое, о чем не было известно ни ему самому, ни Майском.

Последний десантник всего на миг задержался у входа.

- Нет связи! - крикнул он Дугину и тоже нырнул в переход.

- Нет связи, - посмотрев на Майского, повторил слова солдата Дугин.

- И что с того? - без всякого интереса, просто чтобы поддержать разговор, спросил Майский.

Прежде чем ответить, Дугин уныло посмотрел на обрезанную половину складского корпуса, вход в который закрывали выдвинутые чуть вперед танки.

- Плохо все это, - сказал Дугин и, наклонив голову, несколько раз энергично провел ладонью по волосам, стараясь вытряхнуть набившийся в них песок.

- Странно, - сказал он, посмотрев на ладонь. - Песка совсем нет. А пару минут назад была полная голова.

- Нужно уходить, - сказал Майский, покосившись на крышу казарменного корпуса, где из-за невысокого парапета высовывались два ствола тяжелых станковых трассеров.

- Что ж, пойдем, - с удивительной легкостью согласился Дугин.

Майский, посмотрел на своего спутника, задумчиво почесал пальцем за ухом, как будто что-то оценивая, и произнес только одно слово:

- Куда?

- А не все ли равно? - невесело усмехнулся Дугин. - Мы с тобой, оказывается, не люди, поэтому нам нет места среди людей.

Сказав это, Дугин легонько хлопнул Майского по плечу и зашагал прочь от опоясывающей станцию линии окопов.

- Кстати, ты рассмотрел его на свету? - спросил он у засеменившего следом за ним Майского.

- Кого? - не понял тот.

- Старшего лейтенанта Ступина.

- Как будто он, - не очень уверенно ответил Майский. И с запоздалым возмущением всплеснул руками: - Можно подумать, у меня было время его разглядывать!

- Ну, я полагал, что, когда ты объяснял старшему лейтенанту, что он собой представляет с точки зрения независимого эксперта, у тебя было достаточно времени его рассмотреть, - Дугин через плечо бросил взгляд на Майского и быстро подмигнул ему. - Должен признаться, здорово это у тебя получилось.

- Здорово, здорово, - недовольно буркнул в ответ Майский.

- По-моему, ты был бы не прочь вернуться в камеру, - неодобрительно посмотрел на своего спутника Дугин.

- А, можно подумать, ты этого не хочешь! - язвительно отозвался Майский.

- Должен покаяться, была у меня такая мысль, когда только увидел эту пустыню, - повинно склонил голову Дугин.

- А что теперь изменилось? - спросил Майский.

- Не знаю, - на ходу пожал плечами Дугин. - Вернее, не могу объяснить. В какой-то момент я вдруг очень ясно понял, что я не такой как они, те, что остались на станции. И я не хочу находиться рядом с ними.

- А я, тем не менее, уверен, что я именно тот, кем себя считаю! - с непоколебимой уверенностью заявил Майский.

- Ну, и отлично, - не стал спорить Дугин. - Будем считать, что это мы люди. А они, - Дугин небрежно махнул рукой за спину, - уроды, только внешне похожие на людей.

Майский неожиданно остановился.

- Я понял, что значит эта цифра, - сказал он, указав на цифру "три", которую нарисовал на кармане каждого из них офицер, встретивший их у входа. - Мы третья пара Дугин-Майский, появившаяся из Лабиринта.

Дугин воспринял подобную новость на удивление спокойно.

- Очень может быть, - сказал он. - Но, если мы будем подолгу и без дела стоять на месте то так никуда и не придем.

- А куда мы идем? - спросил Майский.

- Полагаю, что мы ищем место, пригодное для жизни, - ответил Дугин. - Еще лучше было бы найти людей или каких других разумных существ.

- Даже если в этой пустыне кто-то и живет, все равно далеко нам не уйти, - с сомнением покачал головой Майский. - Вокруг - только песок.

Дугин усмехнулся и вынул из кармана сначала фонарик Майского, а затем початую бутылку с минеральной водой и помятую пачку энергогалет.

- Галеты, правда, раскрошились, - сказал он, заглянув в пачку, - но есть-то их все равно можно.

- И сколько мы протянем на этом? - без особой надежды спросил Майский.

- День, - ответил Дугин. - Может быть, два.

- А потом?

- А вот с "потом" потом и разберемся!

Это может показаться странным, но всякий раз когда дело касалось какого-нибудь совершенно нереального проекта, Дугин становился на удивление решительным и сверхуверенным в себе. По части убеждения оппонентов в том, чему он и сам не верил, Дугин был мастак, равных которому еще поискать. По счастью, Майский об этом не знал, а потому легко уверовал в то, что его спутник и в самом деле знает, как отыскать в безжизненной пустыне оазис благоденствия.

Как известно, проще всего обмануть того, кто сам хочет оказаться обманутым.

Глава 16. Сервий Плавт.

Перед дверью кабинета Кийск остановился.

- Ну-ка, дай я на тебя еще разок взгляну, - сказал он, окидывая придирчивым взглядом следовавшего вместе с ним Сервия Плавта.

Одеть центуриона в крапчатые брюки и куртку из комплекта полевой формы десантника было совсем непросто. Непривычная одежда казалась ему неудобной, поэтому и чувствовал он себя в ней скованно и не совсем уверенно. К тому же, римлянин упорно не желал расставаться с мечом, и не выпускал его из рук до тех пор, пока Кийск не предложил ему в обмен десантный штык-нож. Нож был короче меча, но изумительное качество стали и отменная балансировка оружия произвели на центуриона сильное впечатление, и он с готовностью согласился опоясать себя поясом со штык-ножом, оставив меч вместе с доспехами в хранилище. Но вот надеть на центуриона ботинкам так и не удалось. После долгих переговоров, которые так ни к чему и не привели, Кийск махнул рукой и позволил Плавту остаться в собственных кожаных башмаках.

Военная форма была к лицу Сервию Плавту, и он сам понял это, едва лишь взглянув на себя в зеркало. Рост метр-семдесят, - для древнего римлянина почти богатырский, - для десантника был маловат. Но по остальным физическим параметрам Сервий Плавт не уступал ни одному из подчиненных Гамлета Голомазова.

Щелкнув ногтем по желтой бирке, на которой было отпечатано "к-н Сервий Плавт", Кийск ободряюще подмигнул римлянину:

- Отлично выглядишь.

Плавт улыбнулся немного смущенно и коснулся пальцем клипсы электронного переводчика, закрепленной на левом ухе.

- Не мешает? - спросил Кийск.

- Нет, - ответил Плавт. - Только непривычно немного.

Слова его, тут же переведенные на общегалактический, прозвучали из второй клипсы, подвешенной на карман.

- У меня очень странный голос, - улыбнулся Плавт.

- Зато мы теперь легко понимаем друг друга, - ответил Кийск.

Еще раз осмотрев костюм центуриона и не найдя в его внешнем виде никаких изъянов, Кийск распахнул дверь в кабинет, пропуская гостя вперед.

Войдя в кабинет, центурион в нерешительности остановился у порога. Он уже успел привыкнут к странному виду станционных помещений и к тому, что по большей части они были заставлены необычными предметами, о назначении многих из которых римлянин даже не догадывался, и все же, входя в новое помещение, Сервий Плавт всякий раз испытывал странное чувство, - жгучую смесь любопытства и настороженности. Ему было интересно осмотреть все детали обстановки, но при этом он боялся, что люди, наблюдавшие за гостем, сочтут его плебеем, который пользуется спилом не для того, чтобы записывать собственные мысли, а чтобы накалывать на острою палочку куски отварные мяса, прежде, чем отправить их в рот.

Кийск, вошедший в кабинет следом за Плавтом, чуть подтолкнул его в спину, направляя к столу.

- Позвольте представить тем, кто еще не знаком, - громко произнес Кийск. - Сервий Плавт, центурион двенадцатой центурии легиона под командованием Анка Тарквиния, ветерана второй Пунической войны.

Взгляды всех присутствующих тут же обратились на римлянина, и Плавт вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, что его рассматривают, словно одетого в шкуры дикаря, привезенного из Гипербореи.

Со своей стороны люди, находившиеся в комнате, так же чувствовали некоторую скованность, боясь сказать или сделать что-то не так, что могло бы невзначай обидеть необычного гостя.

Обстановку разрядил Леру. Не поднимаясь со своего любимого вращающегося кресла, стоявшего возле большого круглого окна, он с непринужденным видом помахал центуриону рукой.

- Как дела, Сервий?

По мнению римлянина, Леру говорил на латыни хуже любого варвар. И, все же, это был его родной язык, и говорил на нем живой человек, а не бесплотный дух, сидевший в клипсе, закрепленной на мочке уха. Дух, хотя и правильно произносил все слова, но голос у него был неприятный, - сухой и невыразительный. Поэтому, вместо того, чтобы воспользоваться услугами электронного переводчика, центурион ответил философу фразой, которой обучил его один из десантников:

- Без проблем.

Язык людей, среди которых оказался Сервий Плавт, звучал не так мягко и певуче, как его родная речь, но все же, если научиться правильно выговаривать слова, на нем тоже можно было красиво изъясняться.

Тонкий ледок отчуждения тот час же растаял. Все вокруг заулыбались и заговорили одновременно, стараясь объяснить Плавту, как они рады видеть его. Как всегда, не произнес ни слова только Гамлет Голомазов. Но у него уже была возможность пообщаться как с самим центурионом, так и с легионерами из его центурии. И Сервий Плавт отнес немногословность Гамлета в разряд несомненных достоинств воина.

Не теряя времени, Кийск коротко представил Плавта тем, с кем он еще не был знаком. Таковых оказалось двое, - бригадир механиков Олег Газаров и старший медик Егоршин Игорь Викторович. Покончив с формальностями, все расселись по своим местам, чтобы наконец перейти к обсуждению вопроса, ради которого они собрались в кабинете руководителя экспедиции.

- Поскольку не все собравшиеся слышали рассказ господина Плавта о том, как он и его люди оказались в багровом мире, я дума, мы попросим нашего гостя, - сложенными вместе ладонями Стайн указала на центуриона, - кратко повторить его.

"Багровый мир" стало еще одним определением, которое с легкой руки Нестора Леру, прижилось в лексиконе обитателей станции, наравне с "разлом" и "зоной стабильности".

- Что ж, - Плавт машинально тронул клипсу на ухе. - Как я уже рассказывал уважаемым Нестору и Иво, легион достославного Анка Тарквиния, в состав которого входила моя центурия, принимал участие в боях по уничтожению войск Карфаген, которыми командовал Ганнибала. Два года назад Ганнибал перешел Альпы и вторгся в долину реки По...

Как только центурион начал свой рассказ, Леру вместе с креслом подкатил к столику-экрану и вывел на него карту местности, на которой разворачивались боевые действия периода второй Пунической войны. А, покопавшись в справочном материале центрального компьютера станции, он смог вывести на экран и карту боевых действий римских легионов против войск Карфагена.

- ...В том же году Ганнибал нанес поражение нашим войскам в битвах при реках Рицине и Тербии, - продолжал Сервий Плавт. - Но год спустя, в битве при Тразименском озере армия Ганнибала понесла серьезный потери. Решающей стала битва при Каннах. Римские войска, ведомые в бой консулами Эмилием и Варроном, наголову разбили армию Карфагена. Я потерял в этом бою половину своей центурии, но все мои воины, и те кто погибли, и кто остались живы, покрыли свое оружие славой, поскольку именно нам удалось пленить пытавшегося уйти с поля проигранной битвы Ганнибала. Консул Варрон лично распорядился выдал каждому из солдат моей центурии по пятьдесят сестерций и велел выкатить для нас бочонок лучшего вина, а мне вручил золотую цепь с медальоном, с изображением консульского жезла.

В ночь после битвы, когда мы отдыхали неподалеку от шатра предводителя легиона, случилось нечто странное, чего я до сих пор не могу понять, и чему, как мне кажется, не существует объяснения. Если бы я верил в то, что богам есть какое-то дело до того, что происходит на земле, я бы решил, что это их проделки. Но, как всякий воин, уверенный в том, что в бою только твой меч может помочь тебе, я знаю, что богам нет до нас никакого дела.

Не успели мы осушить и половину бочонка вина, что доставили нам по приказу консула, как неожиданно весь мир погрузился в непроглядный мрак. Не стало видно звезд и луны на небе, исчезли из виду костры, горевшие по всему лагерю, и факелы часовых. Погасли даже те три костра, возле которых мы расположились. Я ничего не видел, но все же вскочил на ноги, чтобы разбудить тех, кто спал, и призвать их к оружию. Но, когда я попытался крикнуть, я не услышал собственного голоса... Должен признаться, в тот момент я почувствовал ужас, равного которому мне не доводилось испытывать никогда прежде. Я даже подумал, не убил ли меня подкравшийся в темноте лазутчик? Быть может, я мертв и нахожусь на дороге в царство мертвых?... Но при мне был мой меч. Я выхватил меч из ножен, готовый сразиться со всяким, кто встанет против меня... Не могу сказать, сколько времени я ждал, стоя в полной темноте с оружием в руках. Мне показалось, что прошла целая вечность. Но, может быть, это был всего лишь миг, растянувшийся до размеров вечности. Не знаю... Когда окутывающий меня мрак внезапно рассеялся, я увидел, что нахожусь посреди расстилающейся во все стороны красной пустыни. Рядом со мной были воины из моей центурии. Но ни шатра предводителя, ни других легионеров поблизости не было.

- Когда это произошло? - задал вопрос Газаров. - Я имею в виду, как долго вы пробыли в этом мире?

- Я не могу точно ответить на твой вопрос, - с сожалением покачал головой Плавт. - В этом мире нет солнца, а день не сменяет ночь. Поэтому мне трудно определить, сколько дней прошло с того момента, когда моя центурия оказалась в красной пустыне. Но, если судить по потребности наших животов в пище, - улыбнулся центурион, - то до встречи с отрядом Иво мы пробыли здесь пять или шесть дней.

- Чуть меньше, чем мы, - констатировал Газаров.

- Столько же, сколько и мы, - поправил его Леру. - Психологам хорошо известен тот факт, что у человека находящегося в условиях, при которых он не имеет возможности следить за ход времени, ход его внутренних часов замедляется.

- Следовательно, можно предположить, что центурия господина Плавта оказалась в багровом мире в результате того же катаклизма, который перебросил сюда нашу станцию? - задала вопрос всем присутствующим Стайн.

- А заодно и псевдоптеродактиль, который чуть не съел Бергсона, - добавил Леру. - Кстати, - обратился он к старшему медику, - как он, поправляется?

- Поправляется, - кивнул Егоршин. - Но медленнее, чем хотелось бы. У Бергсона серьезное нервное расстройство, осложненное депрессивным синдромом.

- Лучше нужно проверять людей, прежде чем отправлять их в дальний космос, - недовольно процедила сквозь зубы Стайн.

- Никто не думал, что на РХ-183 может случиться что-то... - Егоршин развел руками, не в силах найти определения тому, что с ними произошло. - Поэтому и требования к состоянию здоровья участников экспедиции были не слишком высокими.

- Он предполагал, - взглядом указала на Кийска Стайн. - Только его никто слушать не хотел... И я в том числе... - чтобы сменить тему, Стайн обратилась к центуриону: - Вы нормально устроились, господин Плавт?

- Да, благодарю вас, - с искренней признательностью наклонил голову римлянин. - После нескольких дней в пустыне мы оказались в царстве богов, - добавил он с улыбкой, дабы никто не подумал, что он говорит это всерьез.

- Пришлось потесниться, - заметил без всякой обиды Газаров.

- Но пока места хватает всем.

- Пока? - непонимающе посмотрела на главного механика Стайн.

- Ну, если Иво из следующего похода в пустыню снова вернется с гостями, то их нам уже негде будет разместить, - усмехнулся Газаров.

- Я приношу свои извинения за те неудобства, которые мы

вам причиняем, - приложил руку к груди римлянин.

Он хотел еще что-то сказать, но Стайн перебила его, махнув рукой:

- Не будем об этом, господин Плавт. Вы находились в куда более сложном положении, нежели мы. Теперь нам вместе предстоит выбираться из той передряги, в которую мы угодили.

- Моя жизнь и жизни моих солдат принадлежат Императору и вам, госпожа Стайн! - произнес, как клятву, Сервий Плавт.

Когда римлянин только узнал о том, что мужчинами на станции командует женщина, ему это показалось в высшей степени странным. Однако, увидев Лизу Стайн и убедившись в том, что в умение подчинят людей своей воле она не уступит любому из мужчин, Плавт благоразумно решил отнестись с пониманием, а, если потребуется, то и со снисхождением к обычаям людей, среди которых он оказался. Тем более, что женщина, стоявшая во главе мужчин, была не самым удивительным из того, с чем он столкнулся на станции.

- Благодарю вас, господин Плавт, - на губах Стайн мелькнула тень улыбки. - Надеюсь, наша еда пришлась вам по вкусу?

- О, да, - ответил Плавт, несколько покривив при этом душой.

Еда, действительно, была неплохая, но местные повара заслуживали хорошей порки за то, что не умели должным образом приготовить ее и подать к столу, как следует.

Дабы его небольшая ложь осталась незамеченной, Сервий Плавт поспешил добавить:

- А ваши врачи просто волшебники!

И это была истинная правда. Врачи на станции творили настоящие чудеса. Рана, которую сам центурион получил во время битвы, была не слишком серьезной, но за время блуждания по пескам, она воспалилась и начала гноиться. К удивлению Плавта, после того, как врач на станции смазал его рану каким-то прозрачным, резко пахнущим раствором, а затем буквально на один миг приложил к плечу римлянина какой-то странный предмет, который он называл "пневмошприц", рана перестала болеть, а к следующему утру и вовсе затянулась. Даже те из солдат Плавта, которым римские врачи непременно бы отрезали раненую руку или ногу, начали быстро поправляться.

- Мы оказали медицинскую помощь всем, кто в ней нуждался, - сказал доктор Егоршин. - Тяжело раненых среди легионеров не было...

- Они умерли по дороге, - вставил Плавт.

Егоршин с сожалением развел руками, давая понять, что воскрешение мертвых находится вне его компетенции, после чего добавил:

- Инфекционных больных среди легионеров не оказалось, так что изолировать никого не пришлось. У большинства имелись паразиты, но с этим мы легко справились. Кроме того, все вновь прибывшие получили комплексную прививку, чтобы не подцепили какую-нибудь из наших новых болезней, о которых в Древнем Риме даже не слышали. Но, самое удивительное, - дабы привлечь внимание всех присутствующих к тому, что будет сейчас сказано, доктор Егоршин поднял вверх указательный палец, - это то, что у пятерых легионеров имелись огнестрельные ранения!

Удивленно приподняв бровь, Лиза Стайн посмотрела сначала на Плавта, а затем на Кийска.