выглянул за дверь - настороженность, которую в последнее время проявляла в
общении с ним Марина, передалась и ему. И хотя Геннадий Павлович не понимал ее
причин - в конце концов, они ведь не собирались заниматься ничем
предосудительным, просто хотели поговорить! - прежде чем выйти за дверь, он
убедился, что коридор в обоих направлениях пуст. Бесшумно прикрыв дверь,
Геннадий Павлович вставил в прорезь замка ключ и очень осторожно, медленно
начал поворачивать его. Как он ни старался, замок все-таки щелкнул. Геннадий
Павлович замер, точно вор, пойманный на месте преступления. Он вдруг представил
себе, как все двери, выходящие в коридор, разом распахиваются и из-за них
выглядывают всклокоченные головы соседей, каждый из которых с осуждением
смотрит на Геннадия Павловича Калихина, вознамерившегося втихаря пробраться на
свидание в умывальню. Несколько секунд проползли в тягостном ожидании кажущейся
неизбежной развязки. Но в коридоре по-прежнему не было ни души. Геннадий
Павлович слизнул капельку пота, повисшую на верхней губе, и еще раз повернул
ключ в замке. На этот раз щелчок замка не показался ему столь же громкий, как в
первый раз. Сунув ключи в карман, Геннадий Павлович на всякий случай еще раз
глянул в оба конца коридора и быстро зашагал в сторону умывальни. Он почти
убедил себя в том, что не происходит ничего из ряда вон выходящего. Даже если
кто-нибудь из соседей выглянет в коридор - и что с того? - он просто идет в
умывальню. Зачем? Руки помыть. Он ведь совсем недавно пришел с улицы. При этом
он все же старался ступать так, чтобы шагов не было слышно.
два шага вперед и огляделся по сторонам. В мутном треснувшем зеркале он увидел
свое отражение - выражение лица было крайне неуверенным и несколько
растерянным. В самом деле, а что, если Марина не придет? Почему-то прежде такая
мысль не возникла. Но все же, если вдруг? Что ему делать здесь одному? Геннадий
Павлович снова огляделся. Стены умывальни были выкрашены грязно-зеленой
масляной краской, пол покрыт коричневатой, местами выщербленной плиткой,
потолок, давно не беленный, напоминал творение художника-абстракциониста, чье
имя кануло в Лету. Стекла окна были до половины замазаны белилами, из-за чего
свет в помещении был приглушен. Только сейчас, впервые за много лет, Геннадий
Павлович подумал, что это помещение похоже на прозекторскую. Мысль была крайне
неприятной и, если дать ей развиться, могла бог знает куда завести. Геннадию
Павловичу заранее сделалось не по себе - приятно было ощущать себя объектом
анатомических исследований, зная, что ты пока еще жив. Право же, Геннадий
Павлович и сам не смог бы объяснить что удержало его от того, чтобы не рвануть
тотчас же к выходу. Может быть, мысль о том, что почувствует Марина, если
придет в эту страшную комнату и, не застав его, останется совсем одна? А может
быть, он все же надеялся на то, что Марина скажет ему нечто такое, от чего все
в душе перевернется? Как бы там ни было Геннадий Павлович решил задержаться в
умывальне еще на пару минут. Но не больше! В конце концов, Марина сама четко
обозначила время и место встречи.
Марина скользнула в щелку чуть приоткрытой двери, настолько узкую, что в нее,
казалось, и кошка не пролезет, и остановилась, прижавшись спиной к двери.
Геннадий Павлович хотел было улыбнуться ей, но не смог. Марина была сама на
себя не похожа. Как ни старался Геннадий Павлович, он никак не мог уловить
выражение ее лица, которое постоянно менялось, словно восковая маска,
оплывающая на жарком солнце.
ладонь, - жест был похож на тот, что используют, когда хотят сказать: не
приближайся ко мне!
люминесцентных ламп под потолком не горела. Не зная, что сказать, Геннадий
Павлович приложил обе руки к груди и подался вперед.
окну.
направилась к окну. Она шла, широко расставляя ноги и разведя руки в стороны,
как будто боялась потерять равновесие. Но когда Геннадий Павлович хотел
поддержать ее, она снова вскинула руку в предостерегающем жесте. Дойдя до окна,
Марина обеими руками оперлась о широкий подоконник и наклонила голову - со
стороны могло показаться, что ей дурно.
неожиданно обернулась. Снова на него смотрело лицо, которое он так хорошо знал.
понимаю, что это выглядело странно...
не произошло!
немного времени.
рядом с девушкой, как бы ему хотелось, а чуть в стороне - коленки их разделяло
расстояние примерно в полметра. Марина глядела в сторону, на выщербленную
раковину, на край которой кто-то прилепил жвачку. Казалось, она не знала, с
чего начать разговор, или не решалась это сделать. Геннадий Павлович молча ждал
- у него не было даже догадок относительно темы, которую им предстояло
обсудить. К тому же молчание не тяготило его - Геннадий Павлович воспринимал
тишину как нечто вполне естественное. Калихин не понимал, что хотела от него
Марина, но ему все равно было приятно сидеть вот так рядом с ней и просто
молчать.
раковине жвачку, -вам не кажется, что в последнее время происходит очень много
странного?
в виду Марина? То, как они вместе прятались в крошечном подвальчике? Или его
поспешное бегство после того, как они покинули убежище? Проверяла ли она его
или ждала извинений? А может быть, сама хотела извиниться? Взвесив как следует
все "за" и "против", Геннадий Павлович ответил:
Проблема назрела - надо ее решать.
хотела поддержать его.
задумчиво, не констатируя факта, а как будто все еще сомневаясь.
порозовели.
просто "да", только потому, что вопрос показался ему странным. А если так, то,
следовательно, он таил в себе какой-то подвох. Прямой и однозначный ответ на
вопрос с подвохом скрывал в себе опасность оказаться в глупом положении. Именно
поэтому Геннадий Павлович сказал:
Марина.
Геннадию Павловичу слова ее ни грана не добавили к пониманию сути заданного
вопроса. По его мнению, пытаться определить степень реальности в той или иной
системе оценки мог только психически нездоровый человек, для которого
объективная картина действительности накладывалась на причудливый мир его
собственных фантазий. Причем это должна была быть истинная субъективная
реальность, а не имитация таковой. В качестве наглядного примера тут же
приходили в голову имена двух великих художников: Ван Гога и Дали. Если картины
Винсента являются истинным отображением его искаженного видения мира, то
Сальвадор, играя на публику, ловко имитирует душевное расстройство. Поэтому
имеет смысл говорить о степени реальности картин Ван Гога, который отображал на
своих полотнах то, что видел, работы же Сальвадора Дали, созданные на основе
голой техники, не являются отображением его внутреннего мира, поэтому глупо и
бессмысленно было бы оценивать степень их соответствия действительности. Они
являются вещью в себе, а потому так же реальны, как и разбившийся в лепешку
автомобиль, в останках которого на первый взгляд сложно уловить сходство с тем,
что они представляли собой изначально.
в карман, она достала пачку сигарет и желтую пластиковую зажигалку.
не курите.
и, щелкнув зажигалкой, прикурила. Глубоко затянувшись, она на несколько секунд