отдернуть руку. - У Толика не было никакого шестого пальца. - Заметив недоверие
во взгляде бывшего мужа, она сочла нужным добавить: - Ты думаешь, будь это так,
я бы не заметила?
него был лишний палец на руке.
знакомы лет сорок, если не больше.
Валентина не смогла удержаться от язвительного замечания:
- Тебе самому не так давно тридцать девять стукнуло!
уверенно. - Мне пятьдесят два года.
Валентина.
опасался, что с ним что-то не так.
комплимент Геннадий Павлович.
объяснишь?
Какая еще нейропластика?
Павлович.
двадцатилетняя, - резонно заметила Валентина. - Уж поверь мне, милый мой, тебе
тридцать девять лет. Всего или уже - это уж как тебе больше нравится.
впечатление, что они с Валентиной существовали в разных временных потоках, лишь
изредка пересекающихся между собой. Она утверждала, что ему тридцать девять, в
то время как сам Геннадий Павлович был уверен, что ему пятьдесят два года. И
Артему, которого он знал, было двадцать четыре, а Валентина считала, что их
сыну всего двенадцать. Быть может, именно в эти годы, о которых ничего не было
известно Валентине, укладывалась его работа в фирме "Байбах"? И с Алексом
Петлиным он познакомился именно тогда? Хотя нет, Геннадий Павлович был уверен,
что их компания - он, Толик, Юлик и Алекс - сложилась давно, еще в школьные
годы. В старших классах он с Юликом сидел за одной партой, Толик - прямо за
ними, а Алекс.... Алекса Геннадий Павлович не помнил. Быть может, он учился в
параллельном классе?
успела схватить его за руку. - Я думаю, ты просто устал, переутомился на
работе. Наверное, снова ночи напролет сидишь за компьютером, да и питаешься бог
знает как.
Павлович.
нее манере начала Валентина.
такой ее Геннадий Павлович видел не раз.
понимал, что врач ему не поможет.
только в чем? Быть может, это было как-то связано с его работой в Институте
мозга? Сон во сне - что бы это могло означать и почему этот вопрос так занимал
его?
что разговор закончен и виноват в этом не кто иной, как сам Геннадий Павлович.
Валентина.
она не позвонит. - Да, и вот еще, чуть не забыла, - Валентина достала из
сумочки компакт-диск и протянула его Геннадии Павловичу. - Артем просил тебе
передать. Твой любимый диск. Ты давал ему послушать. По-моему, ему не
понравилось.
Павлович готов был поклясться, что никогда прежде не слышал о такой.
Павлович после ветречи с бывшей супругой. Удивлен ли он был тем, что узнал? Да.
Растерян? Несомненно. Но при этом он не испытывал страха, хотя, казалось бы,
следовало. Напротив, он чувствовал себя куда увереннее, чем вчера или даже
сегодня утром. Геннадий Павлович по-прежнему не понимал причин обрушившихся на
него напастей, но теперь он мог предположить, с чем они были связаны. И, что,
пожалуй, самое главное, он чувствовал - грядут перемены. Пузырь
неопределенности раздулся до предела и вот-вот должен был лопнуть. События уже
не тащили его в неудержимом потоке, - теперь он мог остановиться, осмотреться и
обдумать то, что происходит. Кроме того, разом отпал ряд проблем. Еще утром
Геннадий Павлович переживал из-за того, что ушел Артем, - теперь же об этом
можно было забыть, поскольку, как выяснилось, это был не сын, а совершенно
чужой человек. Кем он был в действительности и почему выдавал себя за Артема,
повзрослевшего разом на двенадцать лет, - вопрос интересный, но не тот, что
требует безотлагательного решения. В большей степени Геннадия Павловича
интересовало то, каким образом он, преуспевающий и хорошо зарабатывающий
ученый, занимавшийся перспективной разработкой, к которой проявляли интерес
государственные структуры, - иначе кто еще мог обеспечить бесперебойное
финансирование его работ? - превратился в обитателя коммунальной квартиры,
населенной устало влачащими свой долгий век одинокими стариками и живущими на
государственное пособие бедолагами?
нутром чувствовал, что именно это является ключом ко всем вопросам, что
неожиданно окружили его, словно высокий частокол, за которым не видно истины.
Тот, кто навязал ему ложные воспоминания, конечно же, позаботился о том, чтобы
добраться до сути было не просто. Следовательно, действовать нужно было
осторожно, так, чтобы шаги его оставались незаметными для наблюдателей. Попытка
решить все вопросы лобовой атакой, скорее всего, натолкнется на активное
противодействие тех, кто за всем этим стоит. Поскольку им, в отличие от
Геннадия Павловича, известна подлинная картина происходящего, окончательно все
запутать не составит для них большого труда. Если они к тому же решат обрубить
все концы, то Геннадий Павлович рискует навсегда остаться пятидесятидвухлетним
безработным, всеми забытым, коротающим бесконечно скучные дни за прослушиванием
песенок Филиппа Киркорова, упоительных в своем бессмысленном примитиве, в
ожидании четверга, когда можно встретиться с друзьями - в подлинности которых
тоже возникали сомнения - и попить пива за их счет.
обдумать, но, уже на выходе из метро, неожиданно принял иное решение. Нужно
было использовать любую возможность для того, чтобы свести к минимуму
проявления неопределенности, окружавшей его, подобно плотной пелене тумана, и
для начала Геннадий Павлович решил зайти в кабинет генетического картирования.
Просто чтобы убедиться в том, что вчера он действительно здесь был и сдал
анализ. Да и крюк для человека, привыкшего ходить пешком, был небольшой. Все
одно - дорога к дому.
злобных парней в зеленых майках, ни безразличного ко всему охранника. Однако
дверь была не заперта. Геннадий Павлович шагнул через порог, повернул направо и
вошел в знакомый коридор, исчезающий в бесконечности. На этот раз Геннадий
Павлович не испытал той парализующей разум и волю подавленности, что накануне
заставляла его едва ли не бежать вдоль выкрашенных в грязно-желтый цвет стен.
Коридор внушал лишь подспудное неприятие - как почти любое помещение в
госучреждении, - и не более того. Миновав нишу, в которой пряталась дверца с
табличкой "А.Р. Арков", Геннадий Павлович заглянул в зал, отведенный для тех,
кто ожидал выдачи генетического паспорта. В зале не было ни одного человека.
Геннадий Павлович подошел к двери и деликатно постучал. Ему никто не ответил.
Тогда он постучал громче и настойчивее. И снова никакого ответа. Геннадий
Павлович дернул за ручку - дверь оказалась заперта. "Должно быть, сегодня не
приемный день, - подумал Геннадий Павлович. - Хотя в таком случае входная дверь
тоже была бы запертой. А на двери висело бы расписание часов приема - так
принято во всех приличных учреждениях".
коридорам и стучаться в закрытые двери, за которыми никого нет? Его остановила
мысль: что, если желание это принадлежало не ему, а было продиктовано кем-то со
стороны, кто пытался контролировать его действия? А если так, значит, для того
чтобы найти тот путь, который он выбрал бы сам, следовало поступить иначе.