спиной бармена, на которой были выставлены бутылки с пестрыми этикетками,
удовлетворенно кивнул и, отойдя в глубь зала, сел за свободный столик. Через
пару минут к нему подошел официант в узких черных брюках, ослепительно белой
рубашке с бабочкой и зеленом жилете. Окинув Геннадия Павловича оценивающим
взглядом, официант молча протянул папку с меню. Геннадий Павлович не спеша
открыл папку, скользнул взглядом по строчкам и снова закрыл.
когда он придет.
не официант, а Бэрримор какой-то.
Посетителей было человек десять, и лишь один из них сидел в одиночестве на
высоком стуле возле стойки. В пабе было тихо и спокойно - не гремела музыка,
все разговаривали вполголоса. Никто, включая пожилого бармена с меланхоличным
выражением лица, не обращал на Геннадия Павловича внимания. И все равно, на
душе у Калихина было неспокойно. Юлий Никандрович задерживался, и сей факт
заставлял Геннадия Павловича нервничать. У него вновь появились сомнения в том,
правильно ли он поступил, позвонив по телефону, записанному на бумаге, что он
нашел в тайнике. Ему ведь ровным счетом ничего не было известно о происхождении
этого листка. Точнее - он ничего об этом не помнил. То, что запись была сделана
его рукой, ничего не значило, - почерк легко подделать. Что, если это была одна
из хитроумных ловушек тех, которые контролировали его память? Что, если бумага
с телефонными номерами, так же, как и многое другое, являлась всего лишь одним
из проявлений ложной памяти? Геннадий Павлович начал ощущать неприятный зуд в
области крестца и напряжение в коленках - совсем не просто было подавить в себе
желание сорваться с места и бежать прочь из заведения со стеклянными стенами,
где он чувствовал себя, словно рыбка в аквариуме, в который в любую секунду
могут перекрыть доступ кислорода. Это была еще не паника, но уже предчувствие
ее. Взгляд Геннадия Павловича бесцельно скользил по залу, не находя, на чем
остановиться. Обострившийся слух улавливал каждый шорох, каждый скрип стула под
повернувшимся посетителем, а негромкие голоса присутствующих он слышал, словно
в стереонаушниках - отчетливо и ясно. Обоняние, несмотря на табачный дым,
улавливало не только чуть кисловатый аромат свежего пива, витавший в зале, но
даже едва различимые запахи еды, доносившиеся из-за плотно закрытой двери на
кухню. Если бы Геннадий Павлович немного напрягся и собрался с мыслями, то,
наверное, смог бы перечислить все незамысловатое меню, состоявшее главным
образом из легких закусок, подаваемых к пиву. Его разум, его удивительным
образом обострившиеся чувства, каждая, казалось, клеточка организма были
сконцентрированы на мысли о неминуемой беде, предчувствие которой было ужаснее
любых возможных последствий.
внезапному выстрелу. Дернувшись всем телом и едва не скинув при этом локтем со
стола большую стеклянную пепельницу, Геннадий Павлович развернулся в сторону
двери. Но, едва лишь увидев человека, вошедшего в паб, Калихин испытал
облегчение, граничащее с экстатическим восторгом, - это был тот, кого он ждал.
полноватым, похожим на таксиста типом, которого Геннадий Павлович принимал за
своего друга. Юлий Никандрович был высок, подтянут и чуть суховат. Темно-русые,
почти не тронутые сединой волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб с
глубокими залысинами. Длинный нос, тонкие губы, острый подбородок и
пронзительный взгляд всегда чуть-чуть прищуренных глаз делали его похожим на
детектива, внимательно изучающего место преступления. Несмотря на убийственную
жару, на Коптеве был идеально отглаженный светло-серый костюм, выглядевший так,
словно он надел его минуту назад. В руках он держал небольшой коричневый
портфель с двумя замками. Вне всяких сомнений, это был тот самый Юлик Коптев,
которого Геннадий Павлович помнил с детства. Калихин чуть привстал, собираясь
махнуть рукой, но Юлий Никандрович уже заметил его. На губах Коптева мелькнула
мимолетная улыбка, похожая на воспоминание о чем-то далеком и уже почти
забытом, и он двинулся по направлению к столику, занятому Геннадием Павловичем.
Одновременно с ним, придерживаясь того же самого курса, начал перемещаться и
официант с повадками дворецкого лорда Баскервиля. Юлий Никандрович с Геннадием
Павловичем не успели даже словом перемолвиться, а в руках у каждого уже была
красная папка меню. Официант с невозмутимым выражением лица занял место в двух
шагах от столика, ожидая, когда посетители сделают заказ.
на свободный стул.
испытывал некоторую внутреннюю неловкость, не зная, насколько сильно изменился
старый приятель, будет ли он, как и прежде, смеяться над забытыми шутками,
интересно ли ему будет вспомнить прошлое и общих знакомых?
пришел.
на занявшего выжидательную позицию официанта.
я многое забыл.
собирался покидать своего поста, хотя превосходно понимал, что его присутствие
мешает друзьям разговаривать.
он не при деньгах.
он на него потратил.
поставил на стол два высоких стакана с темным пивом. Геннадий Павлович сделал
глоток пива и с наслаждением причмокнул губами.
это получилось, но теперь я безработный. А на пособие не очень-то разгуляешься.
Геннадий Павлович превратился в безработного, нисколько его не удивил.
аккуратно промокнул губы салфеткой.
посмотрел он на Геннадия Павловича. - Это ведь твой проект.
участвую в нем в качестве подопытного кролика.
работах в качестве подопытных, морскими свинками.
очень разрозненны и перемешаны с фрагментами ложной памяти. О своей научной
деятельности я вообще ничего не помню.
говорили негромко. - Они позаботились о том, чтобы все держать под контролем.
после чего вновь коснулся салфеткой губ.
вопросом, кто же стоит за тем, что с ним происходит? В принципе ответ был ясен,
но Геннадий Павлович не решался не то что произнести его вслух, но даже просто
окончательно в него поверить. Калихин достал из кармана сложенный вчетверо
листок с номерами телефонов и протянул его Юлию Никандровичу.
обычного.
Геннадию Павловичу.
слышал.
тридцать девять лет.
крышке стола и чуть наклонил голову, как будто вслушиваясь в ту мелодию, что у
него получалась. - Мне тоже тридцать девять, и я пока еще не считаю себя
стариком, - закончил он.
который взял с собой.
Никандрович, возвращая паспорт владельцу.