темно-красный шелковый халат с вышитыми золотом вензелями, не новый, но вполне
приличный, и розовые мохнатые тапочки с торчащими в стороны заячьими ушами.
Черные крашеные волосы были аккуратно расчесаны и уложены так, что завивались
колечками возле ушей.
к Геннадию Павловичу только по имени, - что произошло?
Геннадий Павлович.
Павлович. - Я сейчас очень тороплюсь. У вас случайно нет снотворного?
куда сильнее, нежели загадочный визит охранников.
важная встреча; и я боюсь... Ну, в общем, мне очень нужно.
комнаты.
рядом.
пузырьками и склянками.
стеклянный пузырек без этикетки с заткнутым ватой горлышком.
Павлович.
еще мой муж-покойник принимал. Бедняга, сколько его помню, все время мучился
бессонницей.
на ладонь.
с водой подала. Калихин тем временем успел сосчитать таблетки - тринадцать
штук. Если лекарство и в самом деле сильное, то должно было хватить. Он разом
кинул все таблетки в рот и запил водой.
Марсовна.
и нужно. Спасибо, - еще раз поблагодарил он.
- поинтересовалась Венера Марсовна.
пожить.
ему вслед до тех пор, пока от очередного раската грома не зазвенели стекла в
окнах. Вздрогнув, Венера Марсовна поплотнее запахнула полы халата и захлопнула
дверь.
зажженными фарами возле подъезда, - черный "Мерседес". Возле приоткрытой задней
дверцы стоял знакомый Геннадию Павловичу капитан из службы охраны.
показалась Геннадию Павловичу похожей на лаз в звериную нору, в которой мог
таиться хищник. Хотя, кто его знает, быть может, столь странный образ возник у
него в голове потому, что начало действовать снотворное? Лекарство и в самом
деле оказалось отменным. Прошла всего пара минут после того, как Геннадий
Павлович принял таблетки, а он уже чувствовал, как тяжелеют, наливаясь свинцом,
веки, а ноги едва ли не с каждым шагом делаются непослушными, словно
слепленными из глины. Геннадий Павлович все же смог без посторонней помощи
добраться до распахнутой дверцы машины и завалиться на заднее сиденье. Едва он
убрал ноги, как усевшийся рядом с ним капитан службы охраны общественного
порядка захлопнул дверцу. В салоне машины загорелся свет. Человек в штатском,
сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, обернулся. У него было широкое,
волевое лицо мужчины, которого, несмотря на возраст, трудно было назвать
пожилым. Впечатление портил только мягкий подбородок с глубокой, как у
младенца, ямочкой.
посмотрев на Калихина.
глаза.
Если, конечно, это ваше настоящее имя.
Как вам это удалось?
вместе?
разговор.
провалился в темноту преисподней. Он видел перед собой лишь темный силуэт
головы водителя на фоне узкого участка дороги, освещенного фарами. Машина
рванулась с места на такой скорости, что Геннадия Павловича вдавило в мягкую
спинку сиденья. Впрочем, ему до этого уже не было дела. Он ждал лишь момента,
когда снотворное подействует в полную силу и он сможет наконец покинуть эту
опостылевшую ему реальность. Геннадий Павлович уже почти засыпал, но резкий, до
омерзения пронзительный визг тормозов вновь вернул его к действительности.
Калихина бросило вперед - он едва не ударился носом о затылок водителя. В свете
фар мелькнула человеческая фигура с раскинутыми в стороны руками. Следом за
этим раздался глухой удар, и человек упал на капот машины. Лицо его прижалось к
лобовому стеклу, безжизненные глаза несчастного как будто с укором смотрели в
салон машины, где сидели убившие его люди.
машины.
тучи. Первые крупные капли начинающегося ливня застучали по крыше машины. Что
делал старик Семецкий на улице, перед самой грозой? - это была последняя ясная
мысль, которую зафиксировало сознание Геннадия Павловича. Остальное - тоска.
водителя. - Убери его!
тело старика за пояс, начал стаскивать его с капота. Тем временем капитан,
решивший, что Геннадий Павлович упал с сиденья в результате удара, взял его за
руку, чтобы помочь подняться. Но тело Геннадия Павловича осталось неподвижным.
с ним?
жив.
уйти! Не давай ему спать!
это ничего не даст, подхватил его под мышки, уложил на сиденье и принялся
сначала трясти за подбородок, а затем хлестать по щекам.
Брось его! Поехали!
хлопнул дверцей. Чтобы немного прийти в себя, он провел ладонью по мокрому
лицу.
падал, падал, падал, - и казалось, этому не будет конца. Страшно не было, но
было ужасно неприятно ощущать свое бессилие перед стихией, которая несет тебя
неизвестно куда. И все же это было лучше, чем сидеть под насмешливым взглядом
полковника Рыпина. Для начала Геннадию Павловичу было довольно и этого. Он ушел
от них! Оставил их в дураках! К черту проклятый мир, в котором нет места для
истинных чувств! Если даже ему суждено умереть от передозировки снотворного, то
сам он никогда об этом не узнает, поскольку последние минуты жизни превратятся
для него в бесконечность. Если же его успеют спасти, то полковник Рыпин получит
лишь тело, жизнь в котором можно будет поддерживать только с помощью