же полковник, как и ты, Гена. Мы с тобой, можно сказать, коллеги. А вот
полковник Попов передавал тебе привет. Ты помнишь полковника Попова, Гена?
Непременно вспомнишь.
правильнее было бы сказать, в твоей лаборатории. Гена.
дядюшка, приготовивший племяннику восхитительный подарок к Рождеству.
последнего надеялся, что нам удастся договориться. Но ты повел себя весьма
неразумно. Почему ты не позвонил по номеру, указанному на визитке, что передал
тебе наш человек из кабинета генетического картирования? Один звонок мог бы
решить все проблемы! Дорогой мой, ты не иначе как забыл, что бороться с
системой бессмысленно.
от язвительного замечания Геннадий Павлович.
утверждением Рыпин, - Система - это я.
лицо Рыпина.
- В свое время ты не раз повторял, что ни один человек в здравом уме даже
близко не подойдет к структуре сна четвертого порядка. И при этом без устали
расписывал, какие грандиозные возможности раскроются перед тем, кто решится
туда проникнуть. Вот нам и пришлось довести тебя до такого состояния, что разум
отошел на второй план, уступив место эмоциям. Ты уж извини, Гена, но иначе
никак не получалось.
ни странно, мы снова вместе, - Рыпин сделал загадочную паузу, после чего
спросил игриво: - Ну, теперь-то догадался?
усталым голосом произнес Геннадий Павлович.
интересное, - нагнувшись, прошептал он на ухо Геннадию Павловичу, - кроме нас с
тобой, об этом никто даже не подозревает. Ты только представь, Геннадий, какие
возможности это открывает.
самом деле, - и все же он предпринял последнюю, почти безнадежную попытку
образумить его:
методика превосходно себя зарекомендовала и уже применяется на практике. Ты
даже получил за эту работу премию, - разве не помнишь?
только об одном: оставь в покое Марину.
блестяще провела всю операцию. Ты обратил внимание на то, что она активный
сновидец? Между прочим, врожденный талант! Нам почти не пришлось тратить время
на ее специальную подготовку.
зубы. Теперь у него уже точно не осталось ничего, что связывало бы его с этой
жизнью, и если бы только была такая возможность, он, не задумываясь, положил бы
конец своему бессмысленному существованию.
Рыпин. - Мы никому не расскажем о том, что известно только нам двоим. Ведь так,
Гена?
сделали ложные воспоминания. А прежде с тобой было так приятно работать.
уснуть. Уснуть навсегда. Уснуть и видеть сны.
кто ты на самом деле?
этого не можешь.
Открывай-ка глазки, Гена.
чуть больше лица. По краям - полоски мягкого пластика, на углах - нашлепки из
того же материала. Биться головой бесполезно, - можно даже не пытаться.
теперь не мог. - Но нам придется вновь перепрограммировать твои воспоминания.
Уверяю тебя, - поспешил успокоить он пациента, - мы все вернем в состояние
нормы, ни один участок твоей истинной памяти не пострадает. В самом деле, Гена,
пора кончать с жизнью безработного. Ты достоин большего! Я только об одном тебя
попрошу, - голос Рыпина сделался вкрадчивым, - не закрывай, пожалуйста, глазки,
когда включится монитор. Ты ведь знаешь, у нас имеются приспособления для того,
чтобы помешать тебе сделать это. Так стоит ли упрямиться? Вот увидишь, новая
жизнь тебе понравится. - Подождав какое-то время и не получив ответа, Рыпин
сказал, обращаясь уже не к Калихину, а к кому-то другому, кто не был пристегнут
ремнями к ложу: - Начинаем.
то абсолютно бесформенными, то как будто что-то напоминающими. Пытаться закрыть
глаза и в самом деле было бессмысленно. Геннадий Павлович смотрел на экран и
чувствовал, как в его душу пробирается что-то чужое - холодное и скользкое,
омерзительное, точно щупальце морского чудовища. И тогда Калихин закричал:
миром!..
никто не отвечал. Все уже было предрешено и изменить что-либо было невозможно.
Мир оставался таким, какой он есть.